Тайна ультиматума. Повести и рассказы - Роман Ким

Камберленд покачал головой и хотел что-то сказать, но Гейша опередил его:

— Позвольте, в этой директиве сказано только: передать в час дня меморандум. А насчет объявления войны ничего нет. Пейдж явно фантазирует.

— Точное указание часа вручения меморандума, — заговорил Камберленд, — означает… знаете что? Что в этот момент японцы начнут военные действия.

— Войны всегда начинаются в воскресные утра, — торжественно проговорил Пейдж.

— Как же они начнут военные действия здесь? — развел руками Гейша. — Адмирал Номура и его подчиненные выедут на лодках в Тайдл-бассейн и, гаркнув «банзай», дадут залп по Белому дому? Так?

Уайт хлопнул ладонью по телеграммам.

— Все ясно. В тот момент, когда в Вашингтоне будет ровно час дня, они нападут где-нибудь. Но где?

Пейдж открыл атлас и нашел карту поясного времени.

— Линия перемены дат… а это линия Гринвича…

— Нападение будет совершено там, — сказал Камберленд, — где в момент вручения меморандума в Вашингтоне будет раннее утро.

— Где будет уже достаточно светло, — заметил Пейдж, — чтобы было удобнее провести бомбежку.

— Когда у нас час дня, на Филиппинах час ночи, — сказал Камберленд. — Значит, не подходит. На Уэйке и Мидуэе тоже слишком рано, еще темно.

Уайт ткнул пальцем в карту.

— Вот тут будет семь тридцать утра — на Гавайях. Как раз подходит.

Пейдж кивнул.

— Правильно! В момент вручения меморандума они трахнут по Пёрл-Харбору.

— Если японцы и начнут военные действия против нас, — сказал Гейша, — то сперва разорвут дипломатические отношения и лишь после этого объявят войну.

Пейдж показал на Гейшу.

— На него будут падать бомбы, а он будет твердить: не беспокойтесь, нам никто еще не объявлял войну.

Уайт взял обе «магии» и пошел к Донахью, но тот еще не явился на работу. Макколла был у себя — он не уезжал домой, ночевал в кабинете.

Прочитав обе телеграммы, Макколла сдавленным голосом произнес:

— Все ясно: война.

Уайт посмотрел на стенные часы.

— В час дня по местному времени, а в Пёрл-Хар-боре будет семь тридцать.

— Я тоже об этом подумал, — сказал Макколла и стал тереть виски.

Потом медленно встал, положил обе телеграммы в папку и взял под руку Уайта.

— Пойду искать кого-нибудь из командования. Надо скорей дать знать на Гавайи.

Уайт вернулся в бюро. Спустя некоторое время Гейша сходил к адъютантам Старка и сообщил, что никого из начальства еще нет. Уилкинсон и Ингерсол поехали в Маунт-Вернон играть в гольф, Тернер в церкви, а Хозяин ответил Макколла, что приедет в 9.30, после прогулки. Он, оказывается, еще совсем не читал вчерашние сводки и не знал ничего о меморандуме. Макколла побежал к армейцам. Там застал такую же картину — Майлс, Джероу и Банди в церкви, оттуда все поедут на стадион «Грифис», где будет интересный футбольный матч. А генерал Маршалл поехал кататься на лошади. Приедет на работу не раньше одиннадцати. Он тоже не читал вчерашних телеграмм.

— Как будто сговорились, — простонал Пейдж. — Через несколько часов начнется война, а начальство прохлаждается. Чудовищно!

— Их интересует одно: подтверждение той самой сводки погоды, — сказал Уайт. — Массовое помешательство.

Из дешифровального сектора поступили еще три новые «магии». Уайт спросил:

— Насчет часа вручения меморандума была девятьсот седьмая?

— Да, — ответил Пейдж. — Есть продолжение?

— Девятьсот восьмая, девятая и десятая.

— Может быть, новые директивы?

Гейша вскочил и всплеснул руками.

— А вдруг насчет…

— Наверное, японцы захватили с воздуха Омск, — громко сказал Камберленд.

Все засмеялись. Телеграммы были короткие: их перевели быстро.

В телеграммах № 908 и № 909 министр иностранных дел Того благодарил послов Номура и Курусу и всех чинов посольства за их усердную и самоотверженную работу.

А в телеграмме № 910 говорилось:

После дешифровки наших телеграмм № 902, часть 14-я, 907, 908, 909 и № 910 немедленно уничтожьте остающуюся у вас шифровальную машинку и все шифры. Ликвидируйте также все без исключения секретные документы.

Уайт передал телеграмму Пейджу.

— Отнеси это Макколла. Надо сейчас же сообщить адмиралу Киммелу и генералу Шорту. Еще есть время. Сейчас десять, а на Гавайях половина пятого утра.

Пейдж выбежал из комнаты, за ним Гейша.

Уайт стал звонить Донахью домой. Донахью только что вернулся — после церкви был на теннисном корте.

— Уолт, скорей приезжай. «Восточный ветер». Совершенно точно.

— Сейчас приеду. Только не паникуй.

— Звонил в Гонолулу Шриверу?

— Да. Поднял его с постели. Он обещал принять срочные меры и просил позвонить ему позже.

— Когда?

— В восемь утра. Здесь будет половина второго дня. Сейчас приеду.

Уайт положил трубку. Вошел Пейдж, сел за свой стол и протяжно вздохнул.

— Послали предупреждение? — спросил Уайт.

Пейдж подпер голову руками и стал докладывать.

Хозяин наконец-то прибыл на работу. Сейчас же к нему явился Макколла и предложил послать предупреждение на Гавайи. Но Старк сказал, что если и будет нападение, то только на Манилу или Гуам, а там уже предупреждены. В общем Макколла ничего не добился. Уилкинсон и Ингерсол еще не приехали в штаб. У армейцев тоже царит спокойствие. Генерал Маршалл еще не закончил прогулку, он приедет не раньше половины двенадцатого. Ближайших помощников Маршалла тоже нет. Военный министр Стимсон и морской министр Нокс — дома, собираются к Хэллу, затем направятся вместе на стадион.

Уайт ударил кулаком по столу.

— Опоздаем! Не успеем предупредить Киммела и Шорта!

— Время идет… — Пейдж посмотрел на стенные часы, потом на настольные. — Схожу еще раз к Макколла. У меня сейчас лопнет сердце.

Он вышел из комнаты. Уайт позвонил Донахью домой. Женский голос ответил, что капитан третьего ранга Донахью — Уайт не знал, что Донахью произведен в следующий чин, — поехал с визитом в бразильское посольство.

Уайт швырнул трубку и крикнул:

— Сволочи! Все сволочи!

Дверь открылась, показалась голова Гейши.

— Только что прибыл контр-адмирал Тернер, проследовал к себе. Сейчас пришвартуется к столу. Попробуйте суньтесь к нему.

Уайт пошел в управление морских операций к адъютанту Тернера и попросил доложить заместителю начальника управления, что у него очень срочное дело чрезвычайной важности.

Спустя несколько минут дверь бесшумно открылась. Вышел адъютант, за ним показалась изящная фигура Тернера. Он остановился в дверях, держа платок у виска.

— Мне сказали, что вы хотите сообщить что-то очень срочное и важное, — проговорил он с трудом и страдальчески поморщился. — О чем же?

— О предстоящем нападении японцев.

Тернер отнял платок от виска и громко спросил:

— Значит, сигнал был правильный?

Уайт махнул рукой.

— Речь идет не о том сигнале, о котором вы думаете, a совсем о другом. С минуты на минуту японцы нападут на нас… получен меморандум…

На лице Тернера появилась кислая гримаса.

— Ваши сводки я читаю и насчет меморандума знаю. Если у вас дело, идите к своему начальнику, Уилкинсону. У меня мигрень, а вы лезете…

Тернер сделал шаг назад и захлопнул дверь. Уайт посмотрел на адъютанта, прищурившего глаза, потом на дверь и громко сказал:

— Получился не тот ветер, а «восточный». Потому что вы все… — Он четко произнес непечатное слово и вышел в коридор.

Пёрл-Харбор

Стрелка часов неумолимо приближалась к цифре 1. Посол Номура ходил взад и вперед по кабинету. Он был одет для официальной встречи с Хэллом — в визитке и брюках в полоску, но на ногах оставались домашние туфли. Посол Курусу терпеливо сидел на диване и курил, но вскоре тоже не выдержал и стал кружить по комнате.

Телеграммы с текстом меморандума были доставлены в посольство с большим опозданием. Их получали в Вашингтоне в течение всего вчерашнего дня, но вместо того чтобы посылать телеграммы адресату по мере получения, администрация телеграфа накапливала их и доставила в посольство кипу депеш только к вечеру.

Расшифровка телеграмм заняла всю ночь. Затем надо было отпечатать текст меморандума начисто на английском языке для вручения американскому правительству. Однако прибегать к помощи машинисток было категорически запрещено. Токио специально предупредил об этом. Машинистки — особы женского пола, а этот пол не предназначен для хранения государственных секретов. Поэтому на рассвете воскресного дня — 7 декабря — чины японского посольства в Вашингтоне, разделив между собой текст, засели за «ундервуды» и «ремингтоны» и стали печатать. Одни — указательными, другие — средними пальцами обеих рук.