Не плачь по мне, Аргентина - Виктор Бурцев

Таманский молчал.

– Ну же! Отвечайте! Или вы вспоминаете цены на дурь в Союзе?

– Нет. – Таманский пожал плечами. – Мне неловко признаться, но, простите, Джобс, что такое – кокс?

– Не понял?

– Ну, что такое – кокс? Я не понял этого слова…

Американец тихо выругался и замолчал. Таманский интерпретировал его слова по-своему и поинтересовался:

– Что-то незаконное, как я понимаю?

– Да, Тамански. Незаконное. Кокс. Мука. Кока. Белый порошок. Пудра. Черт возьми, я не поверю, что вы не слышали.

– Из того, что вы перечислили, только кока. Применительно к кока-коле.

– Это кокаин, Тамански. Кокаин! Главная составляющая экспорта Колумбии. Белый порошок.

– Тогда я не знаю, сколько стоит у нас кокаин и вообще… где его берут. – Таманский обернулся к Джобсу. – Мы с вами из очень разных систем, Билл.

Американец долго молчал, а потом спросил:

– Что у вас считается незаконным?

– Ну, спекуляция. Убийства, воровство. Не хотите же вы, чтобы я цитировал вам Уголовный кодекс. То же, что и у всех…

– Хорошо. Вернемся к вопросу о черном квартале. Что бы вы предпочли – торговать краденым или работать на заводе?

– Глупый вопрос, я бы предпочел работать на заводе.

– И большинство ваших сограждан тоже?

– Видимо, да. – Таманский рассмеялся.

– Вот-вот, Тамански, вы никогда не жили в черном квартале. И, поверьте мне, безработица тут ни при чем.

Таманский перепрыгнул через яму, едва не упал, но удержался. Лямки рюкзака больно врезались в плечи. Костя остановился на той стороне, чтобы подстраховать Джобса, но американец перемахнул яму легко.

– Вы сгущаете краски, Джобс. Я не могу поверить, что все обстоит так плохо.

Билл перевел дыхание. Потом указал на проводника. Индеец махал им рукой. Парень ушел довольно далеко.

– Чертов дикарь, у него не ноги, а ходули. Пойдемте, Тамански. И знаете, что я вам скажу, я верю, что вы не можете мне поверить. После кокса я уже ни в чем не уверен.

– Нет, ну кокаин я знаю. Я слышал, что есть такой наркотик. Но откуда ж мне знать, как его называют… ну… потребители?

– А как называют свою тайную квартиру уголовники, вы знаете? Притон?

– Малина.

– Как?

Таманский перевел.

– Хорошо. Понимаете разницу?

– Не совсем.

– Все просто. – Джобс споткнулся о корень. – Чертов индеец! Эй, амиго!

Проводник остановился.

– Когда привал?

Индеец посмотрел на небо, потом на Таманского и помотал головой.

– Значит, рано, – вздохнул Джобс и потопал вслед за Костей. – О чем я говорил?

– О криминальном сленге.

– Аха! Так вот, Тамански, вы знаете в общих чертах те явления, которые есть у вас в обществе. Язык – это такое уникальное явление, которое является одновременно индикатором состояния общества и, вместе с тем, рычагом воздействия на него. Это очень интересно. Вы знаете, как уголовники называют притон, хотя сами вы не бандит. Но не знаете, как наркоманы называют кокаин. Улавливаете разницу?

– Кажется… – Таманский почувствовал, что начинает задыхаться.

Джобс замолчал и теперь только сипло дышал за спиной. Костя обернулся через плечо.

– Так я не понял, Билл… Как у вас с сумасшедшими?

– Как, как… Хорошо. Чем больше псих, тем более высоки его шансы поиметь парочку-другую нормальных американцев. Неплохо?

– Да уж…

– А почему вы спросили?

– Иногда я думаю, что я двинутый…

– А… Это заразно. – Джобс понимающе кивнул и врезался в спину Таманского. – Дьявол! Что такое?

– Привал…

Под деревом сидел индеец. Глаза его были закрыты.

– Помер? – поинтересовался Джобс.

– Нет. Спит…

– Еще переход, и надо устраиваться на ночевку… – Американец хлопнул себя по лбу, прибив какую-то мелкую мошку. – Вы репеллент взяли? Мой кончился…

60

На ночлег они устроились под большим высоким деревом. Разожгли костер. Индеец молча нарезал каких-то веток и периодически подбрасывал их в пламя, отчего все вокруг окутывалось едким дымом. Джобс и Таманский чихали, кашляли, но возмущаться перестали после того, как выяснилось, что дым отгоняет местный гнус. Самому проводнику на мошек было наплевать. Он сидел на подстилке из листьев, молчал и, казалось, спал.

Джобс щурился от дыма и все вертел головой.

– Что вас беспокоит, Билл? – поинтересовался Таманский.

– Звезд не видно, – неожиданно ответил Джобс.

– Не подозревал, что вы такой романтик.

– К черту романтику, Тамански. Если я сплю под открытым небом, то должен видеть звезды. Если их нет, я начинаю нервничать. Черт его знает, куда нас ведет этот дикарь.

– Вы умеете ориентироваться по ночному небу?

Американец развел руками.

– Если бы мы были севернее, то есть в Штатах, я бы вас вывел куда угодно. Но тут, если честно, мне неуютно.

– Иными словами, Билл, звезды вам нужны исключительно для душевного спокойствия.

– Можно и так сказать.

Джобс пристроился спиной к стволу дерева и вытащил из-за пазухи фляжку. Отвинтил крышечку, хотел уже было глотнуть, но остановился. Протянул флягу Таманскому.

– Хотите?

Костя кивнул. Принюхался. Пахло сивухой.

– Что там?

– Конечно, виски…

Таманский закрыл флягу и вернул ее назад.

– На голодный желудок не буду. Погодите, разогреются консервы.

Джобс согласился и подбросил в костер сухую палку.

Огонь плевался искрами в темноту. Где-то там, за гранью светлого круга, что-то шевелилось, шуршало. Громко заорала птица. Может, с перепугу, а может, перед смертью…

– Выползет сейчас какая-нибудь чертова анаконда… – прошептал Джобс.

– Не переживайте. Я где-то читал, что самая большая неприятность в джунглях – это не тигры, не анаконды и не кровожадные пигмеи, а всякая мелюзга с крылышками и без. Все, что ползает, летает, кусается и заползает под кожу. Червяки там, знаете… все такое. И не лечится.

– Черт бы вас побрал, Тамански! – Американец вскочил. – Успокоили…

Костя улыбнулся.

– Ладно. Я пошутил. Анаконда страшнее. У меня создается впечатление, Билл, что вы в этих лесах в первый раз.

– Не в первый! – Джобс сердито плюхнулся на свое место. – Совсем не в первый. Потому и волнуюсь. Это вам, новичкам, все с рук сходит… Что там с консервами, черт бы их сожрал?!

Таманский осторожно, двумя палочками выволок из костра две банки. Понюхал.

– У нас проблема, Билл.

– Какая? – Джобс заглядывал Косте через плечо.

– Даже две. Во-первых, у вас так громко урчит в брюхе, что это полностью нас демаскирует для ночных хищников. А во-вторых, на этот запах они сползутся и без вашего урчания. Есть, правда, и хорошая новость, нас они не тронут.

– Почему?

– Сожрут всю тушенку… – Костя достал хлеб.

– Черта с два! – Джобс подтянул к себе свою жестянку. – Черта с два! Сейчас я сожру даже тигра! Питона проглочу!

– Вот что делает с человеком еда. – Таманский посмотрел на индейца. – Эй, амиго…

– Оставьте, – буркнул американец. – Насчет того, чтобы его кормить, у меня договора с Вождем не было.

– Все равно нехорошо… – нерешительно ответил Костя и дотронулся до индейца. – Амиго, есть будешь?

Но тот молчал с закрытыми глазами.

– Спит… – махнул рукой Джобс. – И черт с ним, пусть спит. Дитя природы.

Где-то в темноте снова всполошилась птица. На этот раз ближе. Совсем близко. Американец не обратил на шум никакого внимания. Таманский порылся в мешке и вытащил пистолет, добытый перед путешествием предприимчивым коллегой.

– Нервничаете? – спросил Джобс с набитым ртом. – А зря.

– Зато вы будто бы успокоились…

– Я когда ем, всегда успокаиваюсь, – ответил американец. – Поэтому стараюсь не нервничать. Представляете, с таким антидепрессантом в какого толстяка я превращусь. Когда брюхо сыто, мир кажется мне средоточием прекрасного! Вот так-то. К тому же дикие звери боятся огня.

– Звери, да… Боятся… – пробормотал Таманский, вглядываясь в темноту. – А люди?

Джоб отмахнулся.

– А люди вообще ночью по лесу не ходят. Только разве что психи какие-нибудь… – Билл перестал жевать и задумался. – Черт вас возьми, Тамански. Вы законченный параноик! Можно у вас попросить еще хлеба?

Костя молча протянул американцу горбушку. Тот разломал ее на кусочки и принялся собирать ими жир, что остался на дне консервной банки.

– Даже психи, Тамански, не станут шляться ночью по лесу, – бормотал он. – Даже психи! Все психи сидят под деревьями и жрут из банок тушенку. И запивают ее виски!

Он протянул флягу Косте. Тот принял, не отводя глаз от темноты, что притаилась где-то там, за светлым кругом, отхлебнул. Пойло было крепким и совсем не похожим на ту бормотуху, которой они упились в первый день путешествия. Дыхание перехватило разом. Таманский закашлялся и вернул фляжку Джобсу.