Таинственная незнакомка - Курт Циммерман

— Сначала все думают, что они могут воспрепятствовать ведению дела, если будут давать ложные показания или молчать. Но вы знаете, Гёбель, хорошо смеется тот, кто смеется последним. До сих пор последними всегда оказывались мы. У всех, кто считал нас глупее себя, мы отбили охоту смеяться. И если вы сегодня не желаете говорить, Гёбель, вы заговорите завтра или послезавтра. Но вы заговорите!

Он приказывает увести ее, а сам остается за письменным столом, размышляя об этом первом безрезультатном допросе и не желая сознаваться самому себе в собственной беспомощности. Он не знает, как заставить эту женщину подчиниться его воле. Некоторое утешение приносит лишь мысль о том, что в ее лице он, возможно, имеет дело с руководителем группы. «Я должен больше знать о ней. Я должен нащупать ее слабые места». Он поднимает телефонную трубку и приказывает привести на допрос советника.

— Ну, — произносит он, глядя на совершенно опустившегося за эти дни человека, — что вы еще припомнили? Рассказывайте. Иначе я расспрошу вашу начальницу. Фрейлейн Гёбель горит желанием выложить все до последнего.

Удо фон Левитцов с недоумением смотрит на советника уголовной полиции. Впервые со дня ареста ему удается рассуждать логически. Он понимает, что Пихотка лжет. Хильда не из болтливых. И тут Левитцов пугается. Только теперь до него доходит, что ее схватили на основе его показаний. Теперь уже ничего исправить нельзя, но он впервые пробует оказать своему противнику сопротивление. Он молчит.

— Говорите же! — кричит Пихотка. Он уже понял, что допустил ошибку. Но то, что даже этот безвольный человек заупрямился, приводит его в бешенство. — Не испытывайте мое терпение, — грозит он, — или вы хотите лишить себя последнего шанса, Левитцов?

— Я все сказал.

— Да? Тогда я вам скажу, господин советник. Я вам не верю. Вы сами поставили себя в такое положение, и еще посмотрим, удастся ли вам из него выбраться. Единственный путь — рассказать все начистоту.

Удо фон Левитцов сидит молча, опустив голову.

— Не желаете? Тогда я вам расскажу, кто вам все это подстроил. Не знаете? Нет, не Гёбель. Вы сами, господин фон Левитцов, вы предали сами себя. Мы задержали вас только потому, что при вас была английская валюта. В нашем распоряжении был лишь единственный донос. Один высокопоставленный чиновник подозревал, что ювелир надул его. Возможно, этот чиновник обещал ему валюту, а заплатил немецкими марками и вместо золота получил позолоченную подделку. Поэтому мы и начали следить за ювелиром, за этим ничем не примечательным старичком. Мы взяли его магазинчик под наблюдение, поймали его с поличным на спекуляции и зажали в тиски. Так он стал работать на нас. Он был только подсадной уткой. Его лавка стала ловушкой, которую поставили мы. И кто же в нее попадается? Элегантный господин фон Левитцов с бумажником, туго набитым фунтами. Ловушка захлопнулась, вы попались. Но мы знали только о валюте. Вы сами были так любезны, что преподнесли нам в подарок рассказ о шпионаже. Сидите спокойно, мы в самом деле вам признательны. Мы долго разыскивали вас и ваших приятелей. И поэтому теперь вам придется рассказать все, что вам известно о Гёбель и обо всех остальных.

«Только из-за английских фунтов?» Удо фон Левитцову кажется, что все это дурной сон.

Советник уголовной полиции изображает на лице глуповатую ухмылку:

— Не стройте иллюзий, Левитцов. Доказательством послужат ваши собственные показания, а подтверждением к ним — копии секретных документов, найденные в вашей квартире. Обратного пути нет, Левитцов. Маленькое валютное дело переросло в дело о государственной измене.

Катастрофа была окончательной и бесповоротной. Пасть ниже уже невозможно. Он не только подлый предатель, он еще и сам себя сделал посмешищем. Его презрение к самому себе не имеет границ. Последняя воля к сопротивлению сломлена. Он становится мягким воском в руках Пихотки, поэтому и клюет на удочку, заброшенную Пихоткой с целью настроить его против Хильды.

— Она здорово взбесилась, эта ваша Гёбель. Если бы вы сами нам все не рассказали, нам бы стоило труда заполучить очаровательную фрейлейн. Она обязательно будет свидетельствовать против вас, Левитцов. Поэтому будет лучше, если вы все расскажете сами.

И он сдается. Он вспоминает встречи в Варшаве и в Берлине, документы, сведения, поручения и споры. Он говорит как автомат, безвольно, понукаемый неясной силой, с которой он не в состоянии совладать, — страхом.

Протокол занял не одну страницу. Но Пихотка все же недоволен. Он узнал много новых фактов, много новых деталей, но ни одного нового имени. Если Гёбель и впрямь была руководителем, она поступила верно, больше ни во что не посвятив Левитцова. Придется заняться ею.

Увидев у своих дверей двух мужчин, Эльза Гёбель удивлена столь поздним визитом. Сначала она ничего не может понять. Потом до нее доходит смысл сказанного:

— Вы арестованы! Следуйте за нами.

«Из-за Отто, — проносится у нее в голове. — Как же это он попался? Ведь прошло уже столько времени». Она огорчается из-за Отто. О себе она не думает.

На первом допросе, который проводит советник уголовной полиции, она не может понять, чего от нее требуют.

— Если хотите, можете назвать это государственной изменой, — сердится она. — Я хотела помочь Отто, спрятала его у себя, а потом он исчез.

Пихотка настораживается. Новый поворот дела!

— А ваша дочь помогала вам в этом?

— Хильда? Господи помилуй! Я боялась, как бы она чего не заметила. Мне бы хотелось, чтобы она вообще не приходила к нам. Нет, она не имеет к этому никакого отношения. Она бы и не стала никогда вмешиваться в такое дело. Разве вы не знаете, где работает моя дочь?

Это звучит искренне. Пихотка в смущении. Дочь не знает, чем занимается ее мать? А она представления не имеет о делах дочери? Вероятно, придется приготовиться ко всяким неожиданностям. Но о чем бы он ни спрашивал, из матери нельзя вытащить больше ни слова. Инстинкт подсказывает ему, что она действительно больше ничего не знает. И все же он не прекращает допрашивать и терзать ее.

Обыск в квартире Хильды Гёбель не дает результатов. В этой маленькой квартире одинокой молодой женщины нет ничего необычного, ничего экстравагантного, никаких адресов, документов, ни клочка бумаги.

Пауль Пихотка недоволен. Он провел еще один обыск, установил за квартирой наблюдение в надежде, что придет кто-то, с кем работала Хильда. Но его длительное терпеливое ожидание ничем не вознаграждено. «Если бы у меня было хоть одно доказательство, я бы сломил эту женщину», — думает он. Безукоризненный порядок в комнате приводит его в бешенство. Ну уж его ребята позаботятся о том, чтобы от него и следа не осталось.

Бригадефюрер Шелленберг ничем не выказывает своего удовлетворения. Пока на Пихотку давишь, он усерден. Если похвалить его раньше времени, он станет небрежен. Но Шелленберг рад, что удалось обойти хоть одного из представителей аристократического сброда в министерстве иностранных дел. Эти господа всегда кичились своими особыми привилегиями. Настало время покончить с этим. Советник и сотрудница информационного бюро — не так уж плохо! Но на этом нельзя останавливаться.

— Пихотка, переверни все вверх дном! Я хочу получить всю группу: осведомителей, руководителя. Гёбель у них не главная, это точно. Кто знает, кого она скрывает? Радиста тоже надо найти. А утечка информации в верховном командовании вермахта? Ни Левитцов, ни Гёбель не имели доступа к военной документации. Потряси-ка их обоих!

Пихотка кладет перед бригадефюрером письменные показания советника. Тот отодвигает их в сторону.

— Подробности меня не интересуют. Мне нужны имела остальных. Пихотка, отдаешь ли ты себе отчет в том, что поставлено на карту? Фюрер хочет получить исчерпывающую информацию об этом деле. Речь идет о большевистском заговоре в сердце рейха. Предатели должны быть выявлены все до одного! Поэтому нам нужны все имена, осведомители, связные — все соучастники. Каждый, кто только разговаривал, да, только разговаривал с Гёбель, должен быть взят под подозрение. Левитцов или она — один из них и будет той веревочкой, при помощи которой мы размотаем весь клубок. Левитцов уже разговорился. Кто давал ему указания? Гёбель? Значит, она знает больше, чем он. Она должна заговорить. Пихотка, твоя задача заставить ее говорить.

Утром народу в церкви немного. У бокового алтаря на коленях стоят Соня и Тео. Со стороны кажется, что они молятся. На самом же деле они чуть слышно разговаривают между собой. Звуки органа заполняют все пространство, заглушая посторонний шум.

— Я боюсь, Тео. Я так рада тебя видеть, но я боюсь.

— Соня, нельзя терять голову. На Хильду мы можем положиться.

— Господи, как она там? — Соня ужасается, подумав о том, какими методами пользуются в гестапо. — Хильда знает, что делать. Она думает о нас и надеется, что мы не потеряли мужества, что мы выстоим и продолжим наше дело.