Таинственная незнакомка - Курт Циммерман

— Да, он преступник.

— Вы мужественная женщина. Для кого вы берете эти планы? — Он указывает на папку из черной кожи.

— Я отдам их в хорошие руки.

— Значит, вы работаете на врагов отечества?

— Враги отечества сидят в ставке фюрера.

— Почему же так мало немцев знают об этом?

— А давно ли знаете это вы, господин полковник?

Он снова внимательно смотрит на нее, словно желая разгадать ее тайные мысли.

— Если вы мне сейчас заявите, что вы коммунистка, могу себе представить, сколько мне еще надо познать. — Не дожидаясь ответа, он протягивает ей папку: — Завтра, в семь часов утра, она должна быть ужо здесь со всеми документами.

— Можете быть спокойны. Благодарю вас.

Снова короткий поклон. Условным стуком он стучит в стенку. Вскоре дверь уборной открывается. Хильда с черной папкой под мышкой уходит из театра.

На следующий вечер Тео встречается с Соней. Они решают сходить в кино. Он безуспешно пытается подавить зевоту и извиняется:

— Я не могу, любимая. Я засну еще до начала фильма.

— Пойдем ко мне, Тео. Моя хозяйка сегодня в ночную смену.

Дома она делает несколько бутербродов, но, прежде чем успевает закончить, он уже засыпает.

К утру Тео просыпается и не может понять, где он, пока не обнаруживает рядом с собой теплое, мягкое тело Сони. Он нежно гладит ее по голове. Она тут же раскрывает глаза, обнимает его за шею и притягивает к себе.

Для Тео это их уединение — настоящее чудо. Многолетнему одиночеству пришел конец. Он наслаждается счастьем, гладя, лаская, целуя и прижимая к себе чудесное женское тело.

Потом они лежат рядом, тяжело дыша, держа друг друга за руки.

— Можно задать вопрос моей жене?

— Моему мужу можно все.

— Ты будешь помогать мне, чтобы у нас всегда все было так же прекрасно, как сегодня?

— Да, Тео.

— Я люблю тебя, — Эти три слова он произносит впервые.

— Я так счастлива! — говорит она и тихо добавляет: — Хорошо, если бы это была девочка.

Он вытягивается, нежно привлекает ее к себе и произносит:

— Мы назовем ее Хильдой.

ТОМАС

«Омега» дал согласие на то, чтобы увеличить время работы в эфире. Иначе Томасу понадобилось бы несколько дней, чтобы передать документы полковника Конрада. Сейчас он смотрит на стопку лежащих перед ним шифровок и думает: «Ну и ночка была!»

Тео предусмотрительно принес с собой два термоса крепкого горячего чая. Хильда раскрывает черную папку, достает материалы, быстро проглядывает их:

— Это именно то, что хотел «Омега». Мы сделаем так: я рассортирую все и сформулирую самое важное как можно короче. Вы оба будете шифровать. Наши сведения обработают и используют. Как только я управлюсь, помогу вам.

Присутствие этой женщины, совместная работа — удовольствие для Томаса. Дело у них быстро продвигается. Отправляя в эфир колонки цифр, он размышляет, какие действия предпримет Центр в ответ на их сообщения. Он гордится своей группой, ее большим участием в предстоящей оборонительной битве. Не без злорадства думает он о том, какая суматоха поднимется в некоторых штабах.

О реакции противника он еще не думает. Он гонит от себя мысль о том, что их может обнаружить радиопеленгатор. Теперь, когда время работы в эфире увеличилось, сделать это стало гораздо легче. Он полностью отдался работе и переключился на прием.

«Омега» подтвердил, что информация получена.

«Передайте «Альфе» и другим членам группы благодарность от Центра. Время выхода в эфир поменяйте согласно плану «S». Время работы в эфире будет больше обычного, пока не передадите весь материал. Будьте бдительны!»

Томас выпрямляется и потягивается. Долгое сидение в неудобной позе утомило его. «Сейчас мне просто необходимо прогуляться», — решает он. Быстрый взгляд в окно убеждает его, что вокруг все спокойно. Он выходит на улицу.

Пройдя несколько улиц, он замечает в утренних сумерках очертания большой машины и настораживается. Прежде он никогда не видел здесь этой машины, но волноваться пока рано. Разве никто не мог просто оставить здесь на время свой грузовик? Потом он замечает за рулем водителя в форме. На двери и бортах машины надпись: «Имперская почта». Что им здесь понадобилось? Прокладывают или чинят телефонный кабель? Среди ночи?

Когда он проходил подготовку на специальных курсах радистов, преподаватели все время обращали их внимание на постоянно совершенствующиеся методы радиопеленгации. Поэтому они советовали как можно чаще менять время передачи, а по возможности и место.

Может быть, это радиопеленгаторная машина? Томас осторожно переходит на другую сторону улицы и останавливается в тени дома, откуда ему все хорошо видно, а сам он мало заметен со стороны. Он ждет больше часа, но ничего не происходит. На улицах уже почти совсем светло, ему нельзя больше стоять, иначе он привлечет к себе внимание. Вдруг задняя дверца машины открывается, из нее выпрыгивает человек, становится под ближайшим фонарем и мочится. На нем форма почтальона. Потом он подходит к кабине водителя, стучит в дверцу, садится в машину. Машина трогается с места и едет в сторону центра.

Что означает форма почтальона? Что еще, кроме радиопеленгации, могла делать здесь эта машина? Почему не было видно антенну? В машину больше никто не сел, значит, больше никого не ждали. «Надо всегда рассчитывать на худшее, — говорит себе Томас, отправляясь в свое убежище. — Значит, они разыскивают меня. Если бы я знал, была ли здесь ночью вторая такая машина!» Он оглядывается, чтобы убедиться, что за ним никто не следит. Пока еще никто. Он принимает решение продолжать работу: «Омега» ждет сведений. Он будет осматривать близлежащие улицы, чтобы установить, появляются ли машины с радиопеленгаторами, и если появляются, то когда. Дома Томас заводит будильник и укладывается на свою импровизированную постель. Вскоре он уже крепко спит.

В воскресенье Хильда Гёбель едет на электричке в Грюнау. Врач рекомендовал ей прогулки по лесу. Он, правда, не сказал, нужен ли ей провожатый.

Встреча с советником на лесной просеке кажется совершенно непреднамеренной.

— Как я рад встретить вас, фрейлейн Гёбель. Вы тоже любите побродить по лесу?

— Это полезно для моего здоровья.

Они пожимают друг другу руки и вместе идут дальше.

— Бумаги у вас с собой, Удо?

— Да, вы будете удивлены. В мои сети попала крупная рыба. Наш обожаемый фюрер задумал еще большую, еще более победную авантюру. Мне удалось получить об этом кое-какую информацию.

— Вы имеете в виду летнее наступление на южном участке Восточного фронта?

— Вы уже знаете? Я надеялся, что это будет для вас новостью.

— Удо, для меня важна каждая дата, каждая цифра и каждый факт. А если мы получим одну и ту же информацию из двух источников, значит, она точная.

— Мои сведения были до сих пор вполне точны.

— Конечно, Удо, я знаю это. Но я знаю также и то, что мы не можем недооценивать господ из ставки фюрера. Перед каждой крупной операцией они распускают ложные слухи. Они стараются сбить с толку разведку противника. Вполне может быть, что ваш источник информации искренне убежден в ее достоверности. В этом-то и заключается опасность.

— Я полагаю, ваши люди могут проверить это, Хильда. — Он передает ей объемистый конверт.

— Не так уж вы легковерны, Удо.

Некоторое время они молча бредут по лесу. Светит солнце, пахнет свежей листвой. Хильда наслаждается покоем. Советник искоса поглядывает на нее. Ему хотелось бы снова найти непринужденный тон разговора, который ему всегда так удавался. Но в ушах у него еще звучат ее упреки, которые ему пришлось выслушать недавно. И надо сознаться, упреки справедливые.

Она, кажется, догадывается, что происходит в его душе, и шутливо подталкивает его плечом:

— Ну-ка сознавайтесь, что вы там еще натворили?

— Нет, Хильда, ничего. Даю слово, в дальнейшем вы можете на меня спокойно положиться.

Она кивает и подставляет лицо солнечным лучам.

Только теперь Удо фон Левитцов отваживается предложить ей руку.

— У меня есть идея, — произносит он, — давайте выпьем где-нибудь за наше примирение!

— Нет! — возражает она. — Врач прописал мне лес, а не ресторан.

Советник уголовной полиции Пауль Пихотка слушает своего молодого коллегу Макса Гербердинга. Интересно, что же дало его дознание в организации Тодта? Может быть, всё, в чем их подозревали, просто злобные сплетни? В организации все было в полном порядке. Книги велись правильно, все требуемые бумаги оказались в наличии. Никаких грехов ни за кем ни числилось. И водители не могли сказать ничего компрометирующего о своем начальстве.

Пихотка навостряет уши, когда Гербердинг принимается рассказывать о переводе некоторых оберфюреров на фронт, «Так-так, — думает он, — значит, в Берлине им надоело и они добровольно отправляются на фронт. Хотелось бы мне узнать, куда именно. И посмотреть на этих ребят, которые готовы уехать из Берлина. Надо бы еще и еще раз проверить их личные дела. Но если Гербердинг считает, что там псе в порядке, стоит ли лишать парня этой счастливой уверенности? Стоит ли тыкать его носом в промахи, чтобы потом он мог с гордостью считать себя отличным сыщиком?»