Кровь и свет Галагара - Аркадий Застырец

— Ах, дурная моя голова! Ключевое слово забыл. Не то «жедеш», не то «тешеж», а скорее всего ни то, ни другое. Да, верно, и порядок в заклинании перепутал. Ну ничего, я вспомню, обязательно вспомню!

И Трацар расхохотался над самим собой, еще обругав свою голову «дырявым коцкутом» и «прохудившейся черепушкой».

Но царевичу было не до смеха, и он уже без особого воодушевления произнес:

— Я рад уж тому, что славный Нодаль жив, и надеюсь, что рано или поздно, наша встреча случится. Но неужели же честный Дац Дар меня обманул и стрела не поразила Кин Лакка прямо в сердце?

— Что ты, царевич! Нет у тебя оснований сомневаться в правдивости этого доблестного миргальца! Кин Лакк и в самом деле сражен стрелою. Но это вовсе не значит, что он уж тебе не способен служить.

— Ты утверждаешь нечто, не доступное моему разумению, дорогой Трацар! — воскликнул изумленный царевич. — Или Кин Лакк только ранен и ранен не смертельно?

— Мне известно вернее, чем твоему Дац Дару, что последний из племени форлов сражен насмерть. Ну так, и что за беда? — весело отвечал Трацар.

— Довольно! Теперь у меня и вовсе ум за разум зашел. Или ты меня морочишь, или нарочно издеваешься над непоправимой бедою! — в сердцах воскликнул Ур Фта.

— Да нет же, милый царевич! Ты удивлен и растерян лишь оттого, что тебе никогда не приходила в голову одна не очень обычная, но вполне согласная действительности мысль: Кин Лакк — не простой агар.

— Кто же он? Всемогущий дварт? Но ведь и дварты смертны, хотя и не так уязвимы!

— Нет, не дварт.

— Так кто же?!

— Открою тебе великую тайну, царевич! — прошептал, наклонившись, Трацар. — Тайну, не доступную никому из агаров.

— Открой, пожалуй, — недоверчиво молвил Ур Фта. — Да только как же она тебе-то открылась? Или и ты — не простой агар?

— Об этом мы после поговорим. А теперь о Кин Лакке. Его настоящее имя не вылетело даже из этой худой головы, — он постучал себя пальцами по макушке, — благодаря тому, что рифмуется с моим собственным.

— Удивительное совпадение, — со все возрастающим сомнением заметил царевич. — И как же его зовут на самом деле?

— Он — не кто иной, как Дацар, один из воинов Астола!

— Дацар — Трацар… В самом деле созвучно. А что это еще за воины Астола?

— Как? Тебе и это неведомо? Впрочем, ничего удивительного. Ведь горы Ло высоки, и песни с берегов озера Ях редко долетают к айзурским стенам. Знай же, царевич. Когда круглоголовые мериды положили конец жестоким войнам и Великий Восточный Край объединился под легким бременем правления Нотроца Справедливого, единственным военным вождем, отказавшимся ему поклониться, был Астол. Проехав по берегу Зилабилы, он собрал войско из покорных ему итацов, издавна славившихся не только своим гончарным и кузнечным искусством, но и гордым воинственным нравом.

Войско Астола разгромило гарнизон Лифаста и дочиста разграбило этот несказанно прекрасный город. Самому великому Нотроцу пришлось тогда спасаться бегством. Вместе со своим многочисленным семейством он и еще несколько дюжин стариков, женщин и детей по настоянию доблестного коменданта Тафала погрузились в лодки, пересекли озеро Ях и укрылись в Хакоре.

Сюда, повинуясь призыву Нотроца, пришла гавардерия славного города Мера, с гор спустились силины и сарты, еще не разучившиеся орудовать топорами и копьями, и, наконец, вооружились знаменитые скорняки Хакора. В нерушимом единстве, охваченное справедливым гневом, двинулось новое войско Нотроца числом составлявшее не менее восьми грозных дюжин, прямиком на Лифаст. С ходу взяли они штурмом город, действуя согласно лучезарному плану своего государя, выбили из него Астола и погнали его с остатками войска вверх по течению Зилабилы, в самую глубину Бурой чащобы. Много дней продолжалось это неотступное преследование. И только убедившись в том, что Астол со своим поредевшим войском навсегда канул в непроходимых трясинах Золотистого болота, Нотроц повернул своих и возвратился к делам вечного мира.

Но страшной гибелью не исчерпывалось назначенное непримиримым воинам Астола наказание. Доподлинно мне известно, что были они превращены в бесплотных призраков — лутаков. И с тех самых пор, не ведая покоя, каждую ночь под началом своего горделивого командира проносятся они по пути своего последнего отступления, вдоль темного течения Зилабилы и тают в рассветных лучах где-то над Золотистым болотом. Они не могут оставить Галагар до тех пор, пока здесь не прекратятся навсегда братоубийственные войны, пока все земли и племена не объединятся под властью единого доброго и могущественного государя.

— Когда же это произойдет? — спросил Ур Фта, невольно увлекшийся рассказом.

— Когда — даже всесильные дварты могут только догадываться. Но я полагаю, что это случится гораздо скорее, чем они думают. А теперь вернемся к последнему форлу. Сам о том не подозревая, он прожил вторую жизнь в Галагаре, будучи воплощением лутака, и настоящее его имя упоминается в древней величественной «Песни о призрачном войске», которую в Лифасте каждый мальчишка помнит наизусть. Там есть и такие строки:

Не помню, что-то делают… неумолимо твердыеЧернявый Кэх, свирепый Нор и Дацар молодой…Чего-то там какие-то… гаварды тонкомордыеРычат и вдаль уносят их неровной чередой.

«Каждый мальчишка помнит, а он и здесь ухитрился забыть», — отметил про себя царевич, а вслух спросил:

— Разве возможно, чтобы бесплотный лутак, обремененный тяжелым заклятием, воплотился в агара, после этого погиб, а затем воскрес и продолжил прижизненную службу?

— Погоди, погоди, ты даже меня запутал! — воскликнул Трацар, расхохотался и внезапно опять перешел на шепот: — Прежде всего, нет ничего невозможного даже вопреки тысяче заклятий, если вступают в действие те самые силы, на коих держится любое заклятие. Кроме того, погиб-то Кин Лакк, а лутака убить невозможно. И речь идет не о воскресении форла, а о том, чтобы привязать к тебе, и я могу это сделать, именно Дацара. Впрочем, ты можешь по-прежнему считать и называть его Кин Лакком. Он не обидится.

— Хорошо, — согласился царевич, — но если ты хочешь, чтобы я тебе окончательно поверил, сделай это поскорее, сделай это немедленно!

Трацар ничуть не смутился, но отрицательно покачал головой.

— Здесь и теперь? Ты ведь знаешь, что это действительно невозможно.

Царевич почувствовал, что это правда и что он знал о невозможности выполнения своей просьбы уже в тот лум, когда она сорвалась с его уст. Но почему?

— Но почему? Ты опять запамятовал нужное слово?