Спиридион - Жорж Санд

«В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО, И СЛОВО БЫЛО У БОГА, И СЛОВО БЫЛО БОГ. ОНО БЫЛО В НАЧАЛЕ У БОГА. ВСЕ ЧРЕЗ НЕГО НАЧАЛО БЫТЬ, И БЕЗ НЕГО НИЧТО НЕ НАЧАЛО БЫТЬ, ЧТО НАЧАЛО БЫТЬ. В НЕМ БЫЛА ЖИЗНЬ, И ЖИЗНЬ БЫЛА СВЕТ ЧЕЛОВЕКОВ. И СВЕТ ВО ТЬМЕ СВЕТИТ, И ТЬМА НЕ ОБЪЯЛА ЕГО. БЫЛ СВЕТ ИСТИННЫЙ, КОТОРЫЙ ПРОСВЕЩАЕТ ВСЯКОГО ЧЕЛОВЕКА, ПРИХОДЯЩЕГО В МИР».

Второй отрывок был писан пурпурными буквами:

«НАСТУПАЕТ ВРЕМЯ, КОГДА И НЕ НА ГОРЕ СЕЙ, И НЕ В ИЕРУСАЛИМЕ БУДЕТЕ ПОКЛОНЯТЬСЯ ОТЦУ. НАСТАНЕТ ВРЕМЯ, И НАСТАЛО УЖЕ, КОГДА ИСТИННЫЕ ПОКЛОННИКИ БУДУТ ПОКЛОНЯТЬСЯ ОТЦУ В ДУХЕ И ИСТИНЕ». И наконец, третий отрывок был писан буквами золотыми:

«СИЯ ЖЕ ЕСТЬ ЖИЗНЬ ВЕЧНАЯ, ДА ЗНАЮТ ТЕБЯ, ЕДИНОГО ИСТИННОГО БОГА, И ПОСЛАННОГО ТОБОЮ ИИСУСА ХРИСТА».

Внимание наше привлек и четвертый фрагмент, писанный, правда, чернилами того же цвета, что и вся остальная рукопись, но несколько более крупными буквами; то была глава десятая; в ней переписчик выделил вот какие слова:

«ИИСУС ОТВЕЧАЛ ИМ: МНОГО ДОБРЫХ ДЕЛ ПОКАЗАЛ Я ВАМ ОТ ОТЦА МОЕГО; ЗА КОТОРОЕ ИЗ НИХ ХОТИТЕ ПОБИТЬ МЕНЯ КАМНЯМИ? ИУДЕИ СКАЗАЛИ ЕМУ В ОТВЕТ: НЕ ЗА ДОБРОЕ ДЕЛО ХОТИМ ПОБИТЬ ТЕБЯ КАМНЯМИ, НО ЗА БОГОХУЛЬСТВО И ЗА ТО, ЧТО, БУДУЧИ ЧЕЛОВЕК, ДЕЛАЕШЬ СЕБЯ БОГОМ. ИИСУС ОТВЕЧАЛ ИМ: НЕ НАПИСАНО ЛИ В ЗАКОНЕ ВАШЕМ: «Я СКАЗАЛ: ВЫ БОГИ»? ЕСЛИ ОН НАЗВАЛ БОГАМИ ТЕХ, К КОТОРЫМ БЫЛО СЛОВО БОЖИЕ, И НЕ МОЖЕТ НАРУШИТЬСЯ ПИСАНИЕ: ТОМУ ЛИ, КОТОРОГО ОТЕЦ ОСВЯТИЛ И ПОСЛАЛ В МИР, ВЫ ГОВОРИТЕ «БОГОХУЛЬСТВУЕШЬ», ПОТОМУ ЧТО Я СКАЗАЛ: «Я СЫН БОЖИЙ»?

– Анжель! – воскликнул Алексей. – Как могли слова эти не поразить христиан, когда явилась им идолопоклонническая идея изобразить Иисуса Христа Богом Всемогущим, членом Божественной Троицы? Разве не высказал он сам своего мнения об этой пресловутой Божественности? Разве не отверг он эту идею, усмотрев в ней кощунство? О да, именно это завещал нам сей Божественный человек! Мы все боги, мы все дети Божии, в том смысле, какой вложил апостол Иоанн в начало своего Евангелия: «А тем, которые приняли Его (слово Божие), верующим во имя его, дал власть быть чадами Божиими». Да, слово есть Бог, откровение есть Бог, ибо оно есть явленная истина божественная, и человек также есть Бог, в том смысле, что он сын Божий и воплощение Божества; однако он есть воплощение конечное, и один только Бог есть Троица бесконечная. Бог был в Иисусе, Слово говорило через Иисуса, но Иисус не был Словом.

Однако нам надобно изучить и постигнуть и другие сокровища, Анжель; ведь перед нами не одна рукопись, а целых три. Умерь свое любопытство, Анжель, как я смиряю свое. Будем действовать по порядку и взглянем сначала на вторую рукопись, а уж потом на третью. Порядок, в каком Спиридион расположил три рукописи, должен быть для нас священен; он поможет нам узнать, как развивалась, шла вперед и уточнялась его мысль.

Мы развернули вторую рукопись. Она оказалась ничуть не менее драгоценной и не менее любопытной, чем первая. То была книга, в течение многих столетий считавшаяся потерянной, неизвестная поколениям, отделяющим нас от времени ее появления на свет; книга, подвергавшаяся преследованиям Парижского университета, вначале удостоившаяся снисхождения, а затем осужденная и в 1260 году приговоренная папским престолом к сожжению, – то было прославленное «Введение в вечное Евангелие», писанное рукою самого автора, знаменитого Иоанна Пармского, генерала ордена францисканцев и ученика Иоахима Флорского. При виде этого еретического сочинения мы оба, и Алексей и я, невольно вздрогнули. Мы держали в своих руках экземпляр, по всей вероятности, единственный в мире; что суждено нам было узнать из этого сочинения? С изумлением прочли мы краткое его содержание, помещенное на первой странице:

«Религия имеет три эпохи, и соответствуют они царствиям трех лиц Троицы. Царствие Отца длилось до тех пор, пока люди исполняли закон Моисеев. Не суждено длиться до скончания века и царствию Сына, иначе говоря, религии христианской. Церемонии и таинства, какие принесла с собою эта религия, не вечны. Настанет время, когда придет им конец, и тогда воцарится религия Святого Духа, и не будет более у людей нужды в таинствах, и станут они поклоняться Верховному Существу в духе своем. Царствие Святого Духа было предсказано апостолом Иоанном, и царствие это придет на смену христианской религии, как христианская религия пришла на смену закону Моисееву».

– Как! – вскричал Алексей. – Неужели именно в этом смысле надобно понимать слова, сказанные Иисусом самарянке: «Наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться отцу. Настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться отцу в духе и истине». Да, учение вечного Евангелия, учение свободы, равенства и братства, родившееся в ту эпоху, что пролегла между Григорием Седьмым и Лютером, толковало их именно так. Между тем эпоха эта – эпоха великая; именно она, некогда покорившая своему влиянию весь мир, до сих пор оплодотворяет мысль всех великих еретиков, всех гонимых сект. Осужденное, уничтоженное, вечное Евангелие продолжает, однако, жить в умах всех мыслителей, бывших нашими наставниками; искры костра, в котором было сожжено вечное Евангелие, вспыхивают в грядущих поколениях. Виклиф, Ян Гус, Иероним Пражский, Лютер! Все вы вышли из этого костра, все созрели под этим славным пеплом; даже Боссюэ, тайный протестант и последний епископ, и ты, Спиридион, последний апостол, и мы, последние монахи! Но как же думал Спиридион об этом откровении тринадцатого столетия? Неужели ученик Лютера и Боссюэ обратился вспять и поступил в учение к Амори Шартрскому, Иоахиму Флорскому и Иоанну Пармскому?

– Откройте третью рукопись, отец мой. Вероятно, в ней найдем мы ключ к двум предыдущим.

В самом деле, третья рукопись содержала сочинение аббата Спиридиона, и Алексей, которому нередко случалось видеть среди бумаг Фульгенция священные тексты, переписанные его рукой, тотчас узнал почерк нашего наставника. Сочинение Спиридиона было очень коротко:

«Иисус (видение пленительное) явился мне и сказал: «Из четырех Евангелий наиболее божественное, наименее замутненное мимолетными приметами той поры, когда свершал я предназначенное, – Евангелие от Иоанна, того, кто был при распятии моем, того, кому, умирая, сказал я взять к себе мать мою. Сохрани же лишь это Евангелие. Три других, писанных на земле для времени, когда были они писаны, полных угроз и анафем, уловок священнических и уступок закону Моисееву, пусть будут для тебя как небывшие. Отвечай: послушаешься ли ты меня?»

И я, Спиридион, слуга Господень, отвечал: «Послушаюсь».

Тогда сказал Иисус: «В христианском прошлом своем будешь тогда из школы Иоанновой, будешь иоаннитом».

И когда сказал Христос эти слова, простился я с существом моим. Понял я, что умираю. Не был я более христианином; но скоро понял я, что возрождаюсь и христианин больше прежнего. Ибо христианство явлено было мне в откровении, и услышал я голос, шептавший мне на ухо стих из семнадцатой главы Евангелия единственного: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного тобою Иисуса Христа».

И сказал тогда Иисус:

«Будешь ты собирать в веках всех, кто из школы твоей».

И тогда вспомнил я все читанное прежде о школе апостола Иоанна, и те, кого так часто звал я еретиками, представились мне воистину живыми.

Иисус же прибавил:

«Но сотрешь и вычеркнешь со тщанием все ошибки духа пророческого, дабы сохранилось одно лишь пророчество».

Видение исчезло, но я, можно сказать, чуял тайную его жизнь в душе моей. Бросился я к книгам, и первое сочинение, мне попавшееся, было Евангелие от Иоанна, переписанное рукою Иоахима Флорского.

Второе было «Введение в вечное Евангелие» Иоанна Пармского.

Перечел я Евангелие от Иоанна, благоговея и любя.

Прочел я «Введение в вечное Евангелие», мучаясь и стеная. А когда закончил, осталась в уме моем одна только фраза: «Религия имеет три эпохи, и соответствуют они царствиям трех лиц Троицы».

Остальное исчезло и вычеркнулось из ума моего. Но эта фраза сверкала перед умственным взором моим, словно яркий маяк, который не погаснет вовеки.

Тогда снова явился мне Христос и сказал:

«Религия имеет три эпохи, и соответствуют они царствиям трех лиц Троицы».

Я отвечал: «Да будет так!»

Иисус продолжал:

«Христианство имело три эпохи, и эпохи эти истекли».

Сказал – и исчез. И прошли передо мной один за другим (видение пленительное) святой Петр, святой Иоанн и святой Павел.

За святым Петром стоял великий папа Григорий VII.

За святым Иоанном стоял Иоахим Флорский, святой Иоанн века тринадцатого.

За святым Павлом стоял Лютер.

Тут лишился я чувств».

После на бумаге следовал пробел, а за ним той же рукой написаны следующие строки:

«Христианство должно было иметь три эпохи, и все три истекли. Три ипостаси имела Божественная Троица, и так же три ипостаси имело понятие человеческого ума о Троице в лоне христианства, и одна сменяла другую. Первая, коей символом святой Петр, приходится на период создания и устроения иерархического Церкви воинствующей; так развивалась она до времени Гильдебранда, святого Петра одиннадцатого столетия; вторая, коей символом святой Иоанн, приходится на период от Абеляра до Лютера; третья, коей символом святой Павел, начинается Лютером и кончается Боссюэ. Это – царствие свободы совести, царствие познания, подобно тому как предшествующий период был царствием любви и чувства, а самый первый – царствием ощущений и деятельности. Тут кончается христианство, и начинается эра новой религии. Не будем же искать абсолютную истину в букве Евангелия, будем искать ее в откровениях, явленных всему человечеству, жившему прежде нас. Учение о Троице есть религия вечная; истинное постижение этого учения есть процесс бесконечный. Быть может, мы вечно проходим через эти три стадии, предаваясь либо деятельности, либо любви, либо науке, кои суть три принципа основополагающие, ибо этими тремя божественными принципами наделен каждый человек, являющийся в мир как сын Божий. И чем лучше сумеем мы объединить эти три стадии и предаться деятельности, любви и науке разом, тем ближе окажемся к совершенству божественному. Люди будущего, в вас осуществится это пророчество, если сможете сказать: с нами Бог. Грядет время нового откровения, новой религии, нового общества, нового человечества. Религия эта отвергнет не дух христианства, но одни лишь формы его. Станет она христианской религии дочерью, а религия христианская станет ей матерью: одна клонится к могиле, другая полна жизни. Новая религия, дщерь Евангелия, не отречется от матери, но продолжит дело ее; то, чего мать не поняла, объяснит ей, то, чего мать не дерзнула свершить, свершит; то, к чему мать лишь приступила, доведет до конца. Вот пророчество истинное, явленное великому Боссюэ в последний его час, под покровом траурным. Божественная Троица, прими и преобрази того, кого озарила ты своим светом, воспламенила своей любовью и создала из собственного существа своего, – слугу твоего Спиридиона».