Наваждение Монгола (СИ) - Гур Анна

– Но как же…

– Я не дам тебе позвонить домой, Ярослава. Это не обсуждается.

– Но ты ведь сказал…

– Вспомни, что именно я тебе сказал. Формулировку.

Думать в этих горячих руках получается совсем плохо, пытаюсь вспомнить нашу перепалку.

Ведь он ничего не ответил на мое предложение. Промолчал…

Прикусываю в раздумьях губу, а он касается пальцем, ласкает и заставляет отпустить собственную плоть, не впиваться в нее зубами.

– Я не люблю, когда ты кусаешь губки, Алаайа.

– Прикажешь избавиться от привычки?! – фыркаю, закатив глаза.

– Нет, почему же, ты можешь продолжать, но каждый раз, когда ты это делаешь, будишь во мне желание самому попробовать тебя на вкус. Хочешь привлечь мое внимание, продолжай в том же духе, душа моя.

Раздвигает губы в улыбке.

– Я дам тебе гораздо большее, чем просто звонок… То, чего ты так жаждешь…

Опять меня что-то смущает в формулировке Монгола, но она ускользает от сознания. Я оглушена.

– Что?

Шепчу и распахиваю глаза, чтобы вновь утонуть в янтарной бесконечности. К вниманию Монгола невозможно привыкнуть. Он смотрит так, словно душу вынимает.

Проводит большим пальцем по моей щеке, стирает влагу.

– Алаайа, почему именно ты, почему из всех возможных женщин шакал выбрал именно тебя?!

Пожимаю плечами, у меня ответов нет. Хотя у самой есть аналогичный вопрос.

– Почему именно ты, Монгол? Почему именно ты ворвался в мою жизнь, как смерч, и разметал все на своем пути?

Разглядываю, как языки пламени играют на лице мужчины, придавая Гуну загадочность. Он сильно похож на варвара из старых сказок. Словно ожил и сошел с древних фресок.

Все в нем кричит о его силе, власти, богатстве и уверенности в себе. Он искушен, грешен и до безумия привлекателен. Наклоняется ко мне, и мое сердечко сладко трепещет.

Могла бы ли я когда-нибудь оказаться под вниманием этих бешеных глаз, если бы не стала невестой врага?!

Навряд ли.

Такие, как Монгол, выбирают раскованных женщин, уверенных в себе, раскрепощенных, а не мышек, шарахающихся по углам, чтобы их не приметили.

Почему-то мысль встретиться с этим мужчиной в других обстоятельствах вызывает сладкое томление и отдает разочарованием.

Без шансов. Он бы прошел мимо. Гун и сейчас просто играет со мной.

Дергаюсь, хочу вырваться, убежать в свою комнату, закрыться и переждать ураган, бушующий в груди.

Резко разворачиваюсь, но не учитываю расположение кресла, стоящего позади, больно ударяюсь ступней, теряю равновесие и лечу на стеклянный столик, готовая принять на себя удар и порезы от разбитого стекла…

Гун реагирует просто молниеносно. Его сильные пальцы смыкаются на моем плече и дергают обратно, по инерции врезаюсь в литое каменное тело.

Охаю и поджимаю ногу. Я сильно ударилась мизинцем, который буквально пульсирует от боли, распространяя огненный жар по ноге.

– Ты ходячее бедствие.

Рычит мужчина над моей головой.

– Да, я знаю тысячу и один способ самоубиться!

Почему-то улыбаюсь, и Монгол хмыкает на мою шутку.

Пытаюсь поставить ногу на пол, но палец опять простреливает болью, всхлипываю, а затем пищу, потому что мужчина не церемонясь берет меня на руки и в два шага садится со мной на софу, дергаюсь в сторону.

– Тихо.

Проговаривает резко, и крупная смуглая ладонь ложится на мою стопу, которая буквально теряется в этих сильных руках.

Мне становится дико не по себе от смущения, когда Монгол без стеснения принимается рассматривать пальчики на ногах, а я почему-то внутренне радуюсь, что с педикюром у меня все в порядке.

Очнись, дура! Это твой похититель!

Бунтует внутренний голос.

– Перелома нет. Просто ушиб, – берет с блюда с ломтиками фруктов дольку яблока и прикладывает к пульсирующему пальчику, – маленькая хитрость. В яблоке железо, помогает при ушибах.

Вскидывает голову и смотрит мне в глаза.

– Спасибо, я не знала.

Пытаюсь отнять свою ступню, согнув ногу, но не отпускает, держит меня и длинные умелые пальцы второй руки ласкают кожу, поднимаются вверх по голени. Тонкая ткань в длинных порезах и сейчас моя нога неприлично оголена. В танце это смотрится красиво, но сейчас кажется, что я голая перед ним.

– Отпусти, Гун. Уже все прошло…

Проговариваю робко, смущаюсь.

– А если я не хочу тебя отпускать?

Вроде и вопрос задает, а мне почему-то иное слышится, словно он не про мою ступню говорит.

– Я не хочу быть пленницей, Гун. Ты ведь не можешь держать меня здесь вечно.

– Почему же? Ты – моя. По всем традициям.

Отвечает спокойно, пока большой палец мягко гладит кожу. Просто касание, а у меня все вспыхивает, мурашит. И огромных усилий стоит не потерять разум.

– Это твои традиции! Не мои. Я свободный человек, а ты меня похитил, у нас в законодательстве за такое статья есть.

Раздвигает четко очерченные губы, демонстрирует белоснежный ровный ряд зубов. Этой улыбкой можно стрелять на поражение в глупых девчонок.

– Умненькая малышка…

Подмигивает. Контрольный выстрел и сердце в груди волчком биться начинает. Почему он настолько наглый и привлекательный, невыносимый, но вместе с тем глаз оторвать от него не могу?!

Резко подается вперед, нападает с такой силой, что у меня голова кружится, теряюсь в водовороте чувств, пока умелые руки прижимают моё тонкое тело к своему, а пальцы проникают под лиф топа, гладят, ласкают так нагло и невыносимо. Пропуская импульсы возбуждения по всему телу.

– Алаайа… – хриплый шепот.

Воздуха не хватает, его рот слишком алчный, он пожирает мои всхлипы, а затем вторая рука опускается на пояс моих шаровар.

Еще секунда и меня разложат прямо на этой софе!

Мысль ударяет в виски, неправильно все это. Не хочу так, он просто использует и возьмет, а затем вытрет об меня ноги и пойдет дальше.

– Прекрати… Хватит!

Шиплю дикой кошкой.

Отпускает меня, смотрит внимательно в мои глаза.

– Я не хочу быть орудием мести. Не хочу, чтобы мой мужчина взял меня только потому, чтобы исполнить свою месть. Скажи, что хочешь именно меня! Что хочешь меня не как невесту Айдарова, а как Ярославу! Просто как девушку, к которой у тебя чувство, похоть, да все, что угодно! Скажи, что просто хочешь меня, Гун!

В глазах щиплет от слез. Но мужчина, нависающий надо мной, молчит. Не отвечает.

– Прошу, скажи, что хочешь именно меня.

Прищуривается. Глаза полыхают. Там жажда, похоть, огонь, в котором я хочу гореть, но я не готова быть разовой подстилкой.

– Почему ты называешь меня Алаайа?! Это что-то значит?! Ответь мне!

– Много вопросов, Ярослава.

Чеканит ответ и встает. Освобождает меня от тяжести своего тела, и я встаю вслед за ним, сжимая на груди порванный лиф.

Когда он его разорвал?! В горячке я даже и не заметила…

На мгновение бросаю взгляд на старинный трехстворчатый сервант с зеркальной задней стеной.

Оттуда на меня смотрит кто угодно, только не я.

Растрепанная девушка со скрещенными на груди руками, прикрывающая свою наготу, с пылающими щеками и горячечным взглядом голубых глаз. С ярко-алыми искусанными губами.

Я выгляжу как распробованная девица легкого поведения.

Отворачиваюсь и упираю взгляд в спину огромного мужчины.

– Я сдержу слово, которое ты от меня ждешь, Ярослава, – проговаривает глухо.

И такой холод от него идет, что сердце сковывает изморозью.

– Почему никто не хочет видеть во мне меня?!

Обида переполняет и вопрос со всхлипом срывается с губ.

Мужская спина каменеет, но это хорошо, что он не смотрит на меня. Слова сами слетают с губ.

– Знаешь, это больно, когда тебя не замечают, когда ты становишься никем. Только потому, что напоминаешь. Для тебя я инструмент возмездия, а для отца свидетельство его боли…

– Ярослава…

Отмахиваюсь от предупреждения в его голосе.

– Мой отец до безумия любил маму, мы были счастливой семьей. Я помню, каково это, сидеть на коленях папы, пока он читает мне очередную сказку, а мама готовит ужин, подпевая хиту, что крутят по радио. Я была счастливым ребенком. Меня любили. Отец много работал, приходил поздно, но почти всегда успевал поцеловать меня перед сном. Я знаю, что такое любовь, Гун! И я знаю, как это горько, когда она уходит из твоей жизни…