Наваждение Монгола (СИ) - Гур Анна

– Прекрати, Ярослава. Пока не поздно. Уйди отсюда в своею комнату!

Приглушенный рык зверя должен предостеречь, но я уже не могу остановиться. Слезы текут по щекам.

Понимание оглушает. Я полюбила этого мужчину. С первой секунды, как увидела черного всадника Апокалипсиса, устроившего ад в день моей свадьбы, пришедшего по мою душу.

Я полюбила.

А он?!

Что я значу для него?!

Ничего.

Лишь инструмент для исполнения своих целей.

– Так вот, Монгол. Однажды моей мамы не стало. И я знаю, что можно настолько сильно любить человека, что когда ты его теряешь, ты не можешь смотреть на собственную дочь, потому что в ней видишь иные черты. Отпусти свое прошлое! Посмотри на меня! Ты ведь хочешь меня, ведь должны же быть у тебя чувства?! Неужели не видишь, как я люблю…

– Ярослава!

Рявкает так сильно и оборачивается ко мне, глаза у него полыхают страшным светом, безумием раненого зверя.

Стою ни жива ни мертва. Ток крови пульсирует в горле. Мне дышать сложно. Перед глазами мушки прыгают, и комната ходит ходуном.

Может, я в шаге от обморока? Не знаю. Не справляется моя психика со всем тем, что обрушилось на меня с силой, сметающей все на своем пути.

– Просто скажи, что я нужна тебе.

Сжимает зубы так сильно, что желваки на щеках ходуном ходят.

– Я не по отношением, малышка.

Отвечает так, что кажется, выстреливает мне прямо в сердце.

Дышать перестаю, ощущаю себя соринкой, маленькой песчинкой, попавшей в пламя безысходности, сжигающее дотла.

– Ты только что растоптал то, что могло зародиться между нами, – очередная правда срывается с губ.

Молчит, а затем оглушает:

– Я отпущу тебя, Ярослава. Айдаров арестован, ему вменяется крупная растрата государственных средств, – слегка кривит губы, – для начала. Мурат находится под следствием, думаю, в ближайшие годы ему будет, мягко говоря, не до тебя.

Гун выговаривает свою мысль четко, но от меня все равно ускользает суть.

– Что?! О чем ты?!

– Ты свободна.

Фраза напоминает взрыв. У меня в шоке рот распахивается, смотрю на него, не моргаю даже, не дышу. В то время как Гун рассматривает меня тягучим темным взглядом. Лицо – маска, и что скрыто за ней, я не знаю.

– Я не понимаю… Ты отпускаешь?!

На мгновение прикрывает веки и блики от огня играют с воображением злую шутку, кажется, что у него желваки на щеках дергаются, но, когда Монгол вновь смотрит на меня, понимаю – показалось.

– Свободна… – повторяю отупело как-то, мир рушится.

– Видишь, как я и говорил. Не стоит совершать бездумных поступков. Достаточно подождать. Терпение, Алаайа. Это все, что нужно, для достижения цели.

Глава 26

Я так хотела избавиться от кандалов, скрыться, сбежать, освободиться, и вот, когда свобода так близка, у меня помутнение и крик души, потому что на одно мгновение показалось, что она мне не нужна.

Мотаю головой, словно мысли хочу отбросить в сторону. Страшно, что есть вероятность, что мое сердце остается в руках этого бездушного мужчины, которому месть застила взор.

Вот и все, Ярослава, вот и все…

Разворачиваюсь на пятках и бегу прочь от Тургуна, не оборачиваясь, не обращая внимания на дикую боль в ноге, сердцу больнее, душа в клочья.

Опять не нужна.

Снова во мне видят все, что угодно, но не меня.

Боже…

Я что, проклята?!

Захлопываю за собой дверь, дрожу, все еще разгоряченная мужскими ласками, и какая-то часть меня хочет броситься обратно и вымаливать эту ласку, чтобы продолжил, чтобы взял меня, сделал своей пусть на мгновения, пусть ненадолго.

Но другая я ревет белугой, потому что это обман. Потому что гордость уже не позволит. Я и так на эмоциях открыла все, что было тайной даже для меня.

Глупая. Наивная. Девчонка.

Без шансов. Почему мне показалось, что между нами что-то есть?! Гун никогда не будет моим. Он не со мной. Он с призраками прошлого, которые поглотили его и сделали одержимым местью.

Падаю на кровать и вою в подушку, сминая в руках покрывало.

Не знаю, сколько времени так лежу, пока, наконец, не чувствую ласку в волосах, нежную, так напоминающую материнскую.

Поднимаю голову и сквозь застилающие глаза слезы вижу Рению, сидящую рядом. Скольжу взглядом по добродушному лицу, испещренному множеством морщинок, замечаю в старческих глазах слезы.

– Ну тише, кыз, тише…

Стоит женщине произнести эти слова, как я бросаюсь на ее колени, утыкаюсь в них лбом и шепчу:

– Я ему не нужна. Не нужна…

– Ты слишком молода, милая, горяча, поплачь, тебе полегчает.

– Он сказал, что отпустит меня. Сказал, что Айдарова посадили…

– Успокойся. Дай Гуну время. Он слишком долго шел к своей цели. Палач уничтожает своего врага, рушит его мир по кирпичику, взрывая и лишая… Он ждал этого целую жизнь... Прислушайся к старухе. Молодость порывиста, а иногда нужно иметь силу, чтобы отпустить...

– А я, Рения, как же я? Тоже всего лишь кирпичик в его агонии мести?!

Внезапно с силой сжимаю сухие руки женщины.

– Скажи мне, что значит “Алаайа”? Прошу тебя. Так звали его любимую, да? На которую я похожа, которую он потерял?!

Отрицательно качает головой.

– А что тогда?!

– Переводов много, я не знаю, почему он так тебя зовет… Это слово обозначает многое. Говорят, оно приносит счастье его владельцу. Что значит для Гуна, я не знаю…

– А может, и ничего не значит, ведь так? Это нечестно! Нечестно! За что?! За что мне это?! Сначала отец не видел меня, теперь и мужчина, которого, которого я… полюбила…

– Ох… девочка моя…

Рения обнимает меня за плечи и целует в макушку.

– Дай ему время. Мужчинам часто нужно понять себя. Я помогу тебе собраться. Уходи отсюда.

Поднимает мое лицо и смотрит прямо в душу.

– Если ты для него что-то значишь, он придет за тобой… Такие, как Тургун, свое из-под земли достать могут. Уходи. Поверь старухе.

– Он сказал, что не нужна ему больше. Все ради мести…

Поднимает руку и заставляет замолчать.

– Время, кыз, величайший судья. Терпение, девочка, это благодать. На все воля Всевышнего… Гун придет, если такова его судьба, раненое сердце исцеляет только чистая любовь и лучик доброты…

Киваю, хотя не совсем понимаю слова женщины. Не знаю, права ли она. Иду в ванную и умываюсь, один раз, второй, третий, холодные капли смешиваются со слезами, долго держу руки под струей, до онемевших пальцев.

В груди, там, где сердце, жжет. Сильно. Но в какой-то момент чувства просто исчезают. Может, так сказывается откат от переживаний.

Странно. Меня отпускают, но я не хочу уходить. Отмахиваюсь от глупых мыслей и заставляю себя улыбнуться. Получается не слишком хорошо. Наконец, выхожу в спальню.

Не глядя надеваю первое, что попадает под руку.

– Давай помогу собрать твои вещи.

– Не нужно. Я не возьму ничего.

Вскидывает брови в удивлении.

– Но как же? Все специально для тебя куплено и…

– Не хочу. Не возьму, чтобы ничего не напоминало о нем.

И стоит только отвернуться, как я слышу тихий шепот за спиной:

– Может, и правильно, что твои вещи остаются здесь…

Резко разворачиваюсь и заглядываю в теплые кофейные глаза. За время, которое я провела в своем странном плену, эта женщина стала мне кем-то вроде доброй бабушки, которая направляет и учит всем житейским премудростям.

– Я никогда не забуду рецепт твоего кус-куса, Рения.

Пытаюсь улыбнуться, а губы дрожат. Старушка обнимает меня крепкими руками.

– Все будет хорошо. На все воля Всевышнего. Твое придет к тебе, а чужое твоим никогда не станет. Мактуб. Так записано.

Моргаю часто, чтобы отогнать слезы.

– Я провожу тебя, милая.

Спускается со мной, держу женщину под руку. Хотя ей не нужна помощь. Рения быстра и здорова, но мне самой нужно держаться за кого-то, просто чтобы не упасть в глубину своего сознания, не почувствовать, как же мне больно сейчас.