Страна Лимония - Геннадий Казанцев

— Молодец! — похвалил пилот. — Хоть этот ориентируется, а то посадишь такого, а у него глаза нараскоряку, а чуть что спросишь — сразу блевать начинает.

Команда лётчиков заулыбалась. Вертолёт приступил к развороту, выходя на курс. Сзади выстроились в длинный пунктир машины сопровождения.

— Хорошо идём! — с лучезарной улыбкой подытожил первые минуты полёта Сергей.

— Чет`ур? (что?) — откликнулся афганец, повернув к нему голову.

— Сиди уж! — жестом приказывая занять прежнее положение, вальяжно произнёс Крестов. — Смотри и соображай, пролетарий умственного труда, — добавил он, явно довольный своей шуткой.

Афганец снова упёрся взглядом в лобовое стекло. Но долго сдержать себя не смог.

— Ейл`ог! Ейл`ог-е ма! — радостно завопил наводчик, показывая на одинокий дом, обнесённый дувалом.

— Что это он? — озабоченно спросил командир вертолёта.

— Эй, барод`ар (эй, брат), что там у тебя? — переспросил Сергей афганца. — Укрепрайон, база или склад?

— А, а, эс-ке-лод, момкен аст (да, да, возможно и «эскелод»), — не понимая значение слова «склад», вежливо согласился афганец.

Лётчики переглянулись.

— Так что там?

— Вроде как «духов» склад, — пожал плечами Крестов и, обернувшись к афганцу, спросил: — А оружие там есть?

— Ошшень манога! Бисьёр аст! — оживился наводчик.

— Может, разочек навернём? — спросил командир вертолёта. — Заодно АГС испытаем.

— Как скажешь, — согласился Крестов.

Командир связался с экипажами сопровождения, сообщил, что имеется цель и что их вертолёт сейчас эту цель отработает, а потом догонит своих. Дом с дувалом уже был сзади по курсу, когда вертолёт начал разворот. Афганец радостно застрекотал. Прапорщик откинул дверь и сел за станковый гранатомёт. Снижаясь по спирали, вертолёт приближался к цели. Герман усиленно сосал леденец. «Огонь!» — отдал приказ командир. «Дум-дум-дум...» — откликнулся АГС, выплёвывая из короткого ствола увесистые болванки. Вблизи строения появились первые разрывы.

— Мазила! Целься лучше! — рявкнул прапорщику командир вертолёта.

«Дум-дум-дум...» — снова ожил АГС. Мины стали рваться на крыше дома.

— Молодец, Коржов! Дай ещё пару залпов.

Снова летят мины. Дом уже разрушен, первые языки пламени вырываются из руин. Вертолёт, описав полукруг, набирает высоту.

— Что это с ним? — спрашивает второй пилот, указывая на лежащего с закрытыми глазами афганца.

— Перепугался с непривычки, должно быть, — поясняет приходящий в себя после приступа тошноты Герман.

Из-под опущенных век афганца текут слёзы. Он поминутно стирает их платком и, наконец, не сдерживаясь, плачет навзрыд.

— Хон`э аз ма! (мой дом!) Хон`э аз ма! — всхлипывает наводчик, сползая с кресла.

— Кажется, мы его дом разнесли, — догадывается командир экипажа.

— Да, промашка вышла, — соглашается Крестов, вытаскивая афганца из кресла.

— Бывает, — сокрушённо говорит второй пилот, и машина ложится на курс.

Весь остаток пути Герман успокаивал безутешного афганца. Он вытирал его измазанное лицо, давал клятвенные обещания возместить потери. Даже высказал надежду, что его афганский друг ещё сумеет наплодить с десяток таких патриотов, как он сам, но, взглянув на сморщенное лицо старика, понял, что с «приплодом» он слегка переборщил.

— Подходим к заданному квадрату, — крикнул из кабины пилот.

— Гера, тащи наводчика, — распорядился Крестов.

Герман, поддерживая осунувшегося старика под локоть, провёл его в кабину. Агент-наводчик занял своё место, вытер в последний раз лицо промокшим от слёз платком и уставился в окно.

— Узнаёшь? — спросил его Герман.

Афганец утвердительно затряс головой, преображаясь буквально на глазах. Уже через минуту он азартно тыкал пальцами в стекло и восторженно лопотал.

Герман с Крестовым с грехом пополам добились от наводчика информации о месте расположения оружейного склада противника.

— Как бы нам не промахнуться, — озабоченно сказал командир вертолёта, — где-то здесь поблизости наша застава.

Вертолёты ринулись вниз. Вот из-под днища отвалила первая двухсоткилограммовая бомба.

— Тикаем! — крикнул командир и резко потянул рычаг управления на себя. Герман чувствовал, как его тело наливается свинцом. Вертолёт уходил от взрыва. Внизу содрогнулась земля. Машину слегка подкинуло.

— Пронесло! — радостно сообщил второй пилот.

Разворот в гигантской карусели, и снова — атака. Разрушенный посёлок затянуло чёрным дымом. Прапорщик, опустив ноги в бездну, стреляет из автомата через раскрытый проём двери. На курсовом пулемёте работает Крестов. Последний заход. Вдруг, чуть поодаль, с небольшой «высотки» в сторону атакующих летят три сигнальные ракеты: красная, зелёная и ярко-голубая. Оживает рация:

— Вы что там, охренели? — прорвался сквозь шлемофоны русский мат.

В ответ летит отборный мат командира группы. Затем словесная дуэль утихает. Помрачневший лётчик коротко докладывает невидимому начальству: «Есть... Так точно... Возвращаемся на базу... Есть трибунал... Никак нет... Это всё «каскадёры»... Есть выкинуть за борт!» Афганец, подчиняясь древним инстинктам, сжимается в комок.

— Кажись, своих задели, — кричит на ухо Герману встревоженный Сергей.

— Пипец, мужики! Отлетали! — поворачивается командир вертолёта. — Наших накрыли! — И, упираясь взглядом в сжавшийся комок афганского тряпья, сквозь зубы цедит: — Нафара — за борт!

Герман пытается вмешаться.

— Иди на хрен! — орёт командир. — Я что сказал — за борт этого урода!

Несчастного старика тащат к открытой двери. Афганец истошно кричит и вдруг, освободившись от одежд, выбрасывает вперёд и вверх все четыре конечности.

— Так он в дверь не пролезет, — бесстрастно комментирует прапорщик, пытаясь кантовать наводчика боком.

— А ты попробуй его головой вперёд, — советуют из кабины, но цепляющийся за жизнь старик принимает позу паралитика и мёртвой хваткой цепляется за выступ двери.

— Ёшкин-вошкин! Ну и сила! Отодрать невозможно, — сетует прапорщик, пытаясь снова перехватить афганца за талию, и буквально через секунду: — Ой, сука! Он меня за руку укусил!

Освободившись от палача, старик рваной тенью летит в хвост вертолёта. Герман, приходя в себя, бросается к старику и, раскинув руки, встаёт на его защиту.

— Не дам! — в остервенении орёт он. — Стреляйте — не дам!

— Да успокойся ты, — срывается Крестов. — Отдай старика, нам ещё к трибуналу успеть надо.

— По хрену мне ваш трибунал! — всё более раскаляется Герман. — Сам расстреляю, если в своих попали.

Лётчики о чём-то советуются, потом подзывают Крестова, громко кричат, Сергей, сжимая кулаки, грязно матерится, и наконец, общий ор стихает.

— Ладно, твоя взяла, — подходя к Герману, ворчит побледневший Сергей. — Но, если подтвердится, я и тебя не пожалею — к стенке поставлю.

Трое зачинщиков операции расселись по разным углам и предались невесёлым размышлениям. Афганец, замотавшись в одежды, тихо молился. Вертолёты со скоростью 150 километров в час летели в направлении военного трибунала.

Высадившись на аэродроме, невесёлая троица плетётся к поджидающему её «уазику». Выйдя на КПП, оба офицера молча закуривают. Вдруг афганец, отбрасывая в сторону шарф, срывается с места и, часто петляя, несётся к дороге. Крестов инстинктивно вскидывает автомат и тут же опускает. «Бог с ним, пусть живёт», — ворчит он, сплёвывая на асфальт перед машиной, а тщедушная фигура беглеца, мелькнув пару раз, скрывается в зарослях маслин.

По возвращению на базу Герман рухнул на кровать и уставился в потолок. Сергей Крестов, не заходя в палатку, нашёл Стрельцова, и они оба уехали на разбор полётов в бригаду.

В палатку вошёл переводчик Акбар.

— Где полковник?

— Уехал в бригаду, — нехотя ответил Герман.

— Он представление на меня написал?

— Не знаю.

— Я с вами больше не полечу.

— Угу.

Вдруг Герман приподнялся и задал таджику давно мучащий его вопрос.

— Акбар, а что такое Ейлог?

— Дача.

— Какая к чёрту дача посреди пустыни!

— Тогда летний домик скотовода с загоном.

— Значит, мы дачу разбомбили, — равнодушно промолвил Герман.

— А ты напомнишь Стрельцову насчёт моего представления? — попросил настойчивый Акбар.

— Угу, — промычал Герман и повернулся на бок.

Полковника и капитана Крестова не было в лагере до самого вечера. Когда совсем стемнело, в палатку ввалился пьяный командир первой группы.

— Херрр-ман! Крути дырку для медали!

— А как же трибунал?

— К чёрту! К чёрту трррибунал! Крути, говорю, дырку.

— У меня и так этого добра полно.

Крестов расхохотался, готовый принять любую шутку.

— В «яблочко» попали! Представляешь, Герка, расхреначили этих «духов» в пух и прах!