Немёртвый камень (СИ) - Кисель Елена Владимировна

— Опасаюсь, что в Целестии подняло голову зло, превосходящее Холдона.

— Да ну? — не вытерпел Коготь. — И каким же это ветром к нам его занесло?

— Я не говорил «появилось», я сказал «подняло голову», — кротко поправил Мечтатель. — Боюсь, его корни куда древнее, чем мы можем себе представить и, боюсь, именно этой силой был когда-то порожден сам Холдон. Это часть древней Целестии, древней настолько, что о ней почти не сохранилось вестей. Целестии времён ухода Первой Сотни — той были, которая живет только в мрачных легендах и древних песнях — и их опасаются петь, чтобы не испугать даже стариков…

Зух Коготь обратил страдающий взор на Бестию.

— Он всегда так?

— Когда не рубит головы.

— Эге, — Зух попытался отыскать хотя бы условно целую бутылку и обнаружил, что в комнате таких не осталось. — Ну, как любят говорить мои пропойцы — напугали до отрыжки. Древнючее что-то, говорите, лезет, и злое. Так какого ж нечта Витязь делает в Северном Краю, в таверне, когда давно пора бы бежать к Семицветнику? Глядишь, показал бы Магистрам свои штучки — авось, и прониклись бы. Дремлющего бы разбудили — и пошла б потеха!

— А Семицветник, конечно, с радостью поделится властью, — резюмировала Бестия. — И даже если бы согласился поделиться — как минимум один из Магистров… не на нашей стороне.

— Эва, куда прыгнуло, — изрек Коготь. Он начинал получать удовольствие от беседы и тихонько покачивался на стуле туда-сюда. — Вот, значит, в чем дело. Вы, стало быть, думаете, что эта зараза уже и до Семицветника добралась. Что они не просто болваны зажравшиеся, а холдоновскую хворь прихватили… А который Магистр? А? Не знаете? Вот уж еще веселее: а вдруг их несколько или все. Ага, говорил Жиль насчёт той истории с Сердоликовым Блоком и с Обсидиановыми Копями. Что Магистры, мол, вовсю намекают: Витязя рук дело… Так, стало быть, и войска могут против вас развернуться… — он причмокнул от удовольствия, потирая шрам над бровью.

— Магистры опасны и в силу своей тупости: они, знаешь ли, не любят торопиться, особенно Нэриум Гхал. Дремлющий слишком привык спать, а если просыпаются, то невовремя. И ты вообще видел тех, кого они насадили на все мало-мальские посты? У них в мозгах, помимо преданности Семицветнику и кормушке, не водится ни единой загогулины. Так что, скажем, в нужный момент… войска просто могут опоздать.

— Так вы свою армию вербуете, что ли? Под знамена Витязя?

— Под знамена Одонара, — Экстер впервые отвернулся от окна. — Потому что именно по Одонару придется основной удар. Как и в тот раз. Но теперь у него может не хватить защитников.

— И вы, стало быть, меня приглашаете, — Зух хмыкнул и откинулся на стуле особенно далеко. — Вежливо так переговоры начали…

— А ты понимаешь иначе? — поинтересовалась Бестия.

— А я все понимаю, особливо ежели со мной вежливо и ласково, — Зух оскалился, хотел было подмигнуть ей, потом перевел взгляд на Экстера и раздумал. — А после вашего приглашения мне больше хочется в войска Холдона записаться — вдруг что приобрету?

Бестия потерла кулаки, но большего, чем наглая ухмылка, не дождалась. Мечтатель устало пожал плечами.

— И это было бы понятно — будь это новый Холдон и его войска. Три тысячи лет назад то была битва старой и новой Целестии, и лозунги Холдона… да, те, которыми он вербовал простаков… Эти лозунги притягивали.

— Ага, «бессмертия нет»…

— Но нынче будет битва жизни против смерти, мертвой Целестии против живой — и если кто-то захочет оказаться на стороне тлена… это по меньшей мере удивительно.

Зух поставил давно пустой стакан. Он смотрел Ястаниру в глаза так, будто пытался поймать его на лжи, или хоть на фанатизме — но в этих глазах всегда плескалась только печаль. Теперь Фелла знала, что ее порождало то самое соприкосновение со смертью, о котором шла речь.

Коготь, кажется, тоже что-то такое уловил. Он закряхтел и неловко потер ладони.

— Сядь, Ястанир. Как хозяин прошу. Ты мне скажи — ты пришел за долгом? Взыскать? То, что я получил тогда, на поле Сечи?

Бестия едва слышно фыркнула в сторону — таков уж Зух Коготь, все у него в цифрах и долговых обязательствах. Экстеру бы ответить сейчас — «Так точно, с процентами!» — и Коготь совершенно сдуется.

Но Мечтатель устроился на грязном табурете напротив и отозвался:

— Тогда ты получил заслуженное от павших. Накладывало ли это на тебя обязательства — судить тебе и, может быть, им, но уж никак не мне. Я пришел, чтобы предложить тебе союз, как живой человек, как человек Целестии, потому что в стороне остаться — не знаю, выйдет хоть у кого-нибудь, а если ты вдруг решишь уйти к тем…

— Опять недомолвки, — подытожил Зух. — Да пойми ж ты, я тридцать веков блюл свою выгоду, а ты говоришь: валяй к нам, сложи голову, а если останешься как есть — будет еще хуже. Так я понял? А с кем сражение-то? Что за древняя быль Целестии? Назови, кто будет на той стороне! Нежить, что ль?

Мечтатель сцепил тонкие пальцы. Выпивохи, которых он разложил по столам и лавкам, начали слабо пошевеливаться и недоумевать заплетающимися языками. Больше всего интересовались, «что это было».

— Я назову тебе одну из частей войска противника, — медленно выговорил Мечтатель. — На той стороне будут смертоносцы.

Зух поверил. Кадык его нервно загулял по горлу, как будто Коготь проглотил взбесившееся яблоко. Он даже не попытался найти в глазах Экстера опровержения.

— С этими я бы точно не хотел оказаться в одних рядах. И в случае их победы мне вряд ли что обломится, — Зух выдавил это из себя натужно. — А-а, Задира, очухался? Сбегай, ирисовки принеси. Есть что обмыть, хвала Радуге… Так что ж тебе нужно, Ястанир? Мне брать серп, собирать ребят и топать защищать твой артефакторий?

— Как пожелаешь, — тихо отозвался Мечтатель. — Я не за этим сюда. Но мне нужно поговорить с народом в здешней местности. С шепталами, с магами и с людьми.

— А высшую нежить ты, стало быть, не включаешь?

— Не думал об этом… однако, боюсь, глупо разговаривать с теми, кто уже по названию своему не относится к жизни.

— А точно, — Коготь густо хихикнул. — Значит, и нежить против вас. Ну что ж, ты хочешь общего сбора тех, с кем я делишки имею? Кто у местного народца в авторитете, а? Устрою я тебе сбор, так, чтобы молва о Витязе прошла по этой стороне Целестии. Ха! Вот буча-то будет — мама не горюй!

В комнату протиснулся Задира, прижимающий к груди столько бутылок, что это попросту казалось за гранью человеческих возможностей. Одну бутылку он сжимал за горлышко зубами.

— Спец, — тепло заметил Зух Коготь и загреб себе побольше бутылок. — Ну, теперь-то, Витязь, выпьем, или снова мне посуду перебьешь?

Экстер поднялся и отвесил легкий прощальный поклон.

— Благодарю, но мне, пожалуй, не следует. К тому же мы с дороги, а завтра опять в путь…

— Изучать древние были, значит, — Коготь удивительно точно определил цель их путешествия. — Ну, и ладно. Милости просим переночевать у нас, гости дорогие, я распоряжусь, чтобы вам комнаты получше приготовили, без пауков и нежитью незагаженные…

И вот тут-то Фелла Бестия с лихвой вернула Когтю все его издевательские ухмылочки этого вечера. Она расплылась в улыбке, полной такого коварства, что кто-то недоочнувшийся на лавке опять уполз в обморок.

— Распорядись, — и уточнила преспокойно: — Одну комнату.

Мечтатель заалел, как маков цвет. Зух Коготь, глядя на него, поцокал языком с искренней завистью.

* * *

Вовне происходила суета и свалка. Кто-то топтался, шипел, раздавались неразборчивые крики и заковыристые ругательные комбинации… Обычно подобные звуки раздавались под окнами, когда Фрикс выводил практеров второго года потренироваться на свежем воздухе. Бестия попыталась сунуть голову под подушку и пробормотала:

— Ну уж нет, раз в два века обойдитесь без меня, — и почти тут же поняла, что она вне Одонара.

И что она проспала, вот что совершенно удивительно.