Инкассатор: Страшный рассказ - Андрей Воронин

В общем-то, Настя была девушкой доброй, отходчивой – так считала она сама, и с этим никто не спорил, по крайней мере вслух, – и не желала Нике Воронихиной зла. Чего она хотела, так это чтобы Ника раз и навсегда убралась с ее дороги и при этом пострадала бы как морально, так и материально – не сильно, но достаточно для того, чтобы понять, что она такая же, как все, и ничуть не лучше. Чтобы перестала корчить из себя принцессу, скрытничать и при этом разъезжать у всех на виду в подаренном любовником «Опеле». В общем, чтобы была попроще и по возможности смотрела бы на Настю Стрешневу снизу вверх, а не наоборот, как сейчас. Чтобы звонила по телефону и подолгу жаловалась на отсутствие денег и любовные неудачи... Тогда Настя, может быть, и стала бы относиться к ней по-дружески – как не пожалеть бедняжку? Другое дело, что бедняжкой Нику Воронихину еще только предстояло сделать.

Но при всем при том Настя не желала Нике большого, реального зла, и неожиданно пришедшая в голову мысль о том, что с Воронихиной могло стрястись что-то по-настоящему плохое, подействовала на едущую домой Настю как ушат холодной воды. И ведь, наверное, так и есть, иначе откуда бы взяться этому фальшивому родственнику с выправкой, как у омоновца? Либо это какой-нибудь бандит, либо милиционер, который, очень может быть, не столько ловит Воронихину, сколько пытается выяснить, что с ней произошло...

Настя вспомнила, как испугалась, сболтнув этому типу про мобильный телефон Воронихиной. Меньше всего Насте хотелось впутываться в проблемы Ники, и, посоветовав незнакомцу, назвавшемуся Юрием, позвонить Воронихиной на мобильный, она тут же решила, что вот сейчас он пристанет к ней как банный лист, требуя продиктовать номер. Но ничего подобного не произошло. Тогда Настя не испытала ничего, кроме облегчения, а сейчас в душу холодной змеей закралось подозрение. Как же так? Десять лет не виделись, не переписывались, вообще ничего друг о друге не знали, а у него, по его же собственным словам, есть и адрес, и телефон Ники... Да не просто телефон, а мобильный, который появился у нее от силы года три тому назад!

Что же случилось?

Настя вынула из сумочки свой собственный мобильный, порылась в памяти и набрала номер Воронихиной. Мобильник Ники не отвечал – он либо был выключен, либо находился вне пределов досягаемости. Настя перезвонила на домашний телефон и немного послушала тянувшиеся в трубке длинные гудки.

Да, липовый родственник не лгал: Ники действительно не было в городе.

Настя даже рассердилась на себя. В конце концов, какое ей дело до того, куда подевалась эта дура? Да пропади она пропадом! Уж кто-кто, а Настя Стрешнева не заплачет, если Воронихина больше никогда не появится в отделении!

Потом она припомнила, как Ника пару раз приходила на работу со следами побоев на лице. На расспросы она отвечала уклончиво: ударилась в темноте об дверь, упала и тому подобное. Но однажды Насте удалось подсмотреть, как она, забившись в уголок, утирает слезы со щек, на одной из которых темнел запудренный синяк. Тут не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: любовничек у Воронихиной тот еще.

Так, может быть, на этот раз он слегка увлекся и ударил сильнее, чем следовало?..

Сердце тяжело и гулко забилось у Насти в груди. Первым ее побуждением было немедленно пересесть в другой поезд и поехать к Воронихиной домой, чтобы убедиться в правильности своей догадки; вторым – сейчас же позвонить Ольге Павловне и намекнуть, что она знает про ее мужа кое-что могущее представлять определенный интерес для компетентных органов. Однако у нее хватило ума не делать ни того, ни другого. Ехать, домой к Нике, да еще на ночь глядя, было, честно говоря, страшновато – мало ли что там застанешь? А вдруг труп? Звонить же Ольге было попросту рано. Мысль о шантаже казалась Насте очень привлекательной – с уважаемой Ольги Павловны давно следовало немножечко сбить спесь, – но она сообразила, что шантажировать Дымову ей пока что нечем. Нужно сначала выяснить, что же произошло на самом деле, хорошенько все обдумать, составить подробный план предстоящих действий, а уж потом решать, кому звонить – Ольге или ее муженьку – и звонить ли вообще. А то разведешь детектив на голом месте, а Воронихина возьмет и явится на работу как ни в чем не бывало. И кто, спрашивается, полетит тогда вверх тормашками из отделения? Да уж, наверное, не Воронихина...

Логическое мышление не было сильной стороной Насти Стрешневой, и она об этом прекрасно знала – знала, но не придавала этому значения, полагая, что хорошенькой девушке такая чепуха ни к чему. Именно осознание этого мелкого на первый взгляд недостатка подсказало Насте самое верное в сложившейся ситуации решение: выждать, не пороть горячку, осмотреться, а потом, когда все немного прояснится, начинать действовать. Конечно, перспектива содрать с семьи Дымовых энную сумму в твердой валюте казалась ей очень заманчивой, но Настя понимала: чтобы продать информацию, ее надо как минимум иметь. У нее же не было ничего, кроме смутных догадок, вот она и решила повременить.

Это мудрое решение частично вернуло ей нарушенное спокойствие, и из метро Настя вышла, не терзаемая никакими сомнениями, за исключением одного: удастся ли ей сегодня попасть домой. Выжившая из ума девяностолетняя старуха, у которой Настя снимала комнату, ложилась рано, при этом всякий раз запирая дверь не только на замок, но еще и на цепочку и, хуже того, на древний и очень прочный кованый крюк, какими в старину запирали изнутри дубовые ставни на окнах. Вдобавок к этому старая колода имела большущие проблемы со слухом, и дозваться ее, когда она ложилась спать, бывало непросто. Пару раз Насте даже приходилось ночевать у подруг. Все это ее ужасно злило, поскольку, в отличие от своей квартирной хозяйки, она отлично помнила, какой на дворе век. Уметь обращаться с компьютером, владеть таким чудом техники, как мобильный телефон, ассистировать при сложнейших операциях и при этом быть не в состоянии попасть домой из-за какого-то допотопного железного крюка – это ли не повод для раздражения?

Чтобы успеть на электричку, ей пришлось пробежать последние метров двести бегом, уворачиваясь от идущих навстречу людей, и это не способствовало улучшению настроения. Настя вбежала в вагон, упала, тяжело дыша, на скамейку и сразу же принялась поправлять растрепавшиеся волосы. Из тамбура донеслось знакомое шипение и стук закрывшихся дверей, электричка негромко взвыла, словно жалуясь, и плавно тронулась с места.

Через полчаса Настя Стрешнева сошла с электрички на пригородной платформе. Теперь ей предстоял самый неприятный отрезок пути: почти километр темным ночным полем, а потом еще минут десять ходьбы по кривым немощеным улочкам поселка, где она снимала квартиру. Когда Настя углубилась в небольшой перелесок, отделявший железнодорожное полотно от поля, ей снова, в который уже раз, пришло в голову, что квартиру давно пора сменить. В принципе, найти жилье поближе к городу и даже в самом городе было не так уж сложно; сложность заключалась в стоимости жилья, и с этим Настя Ничего не могла поделать. Чтобы переселиться в Москву, ей неминуемо пришлось бы отказаться от многих вещей и удовольствий, к которым она успела привыкнуть. Взять хотя бы тот же мобильный Телефон. Настя уже не понимала, как могла обходиться без него раньше, и возвращение к прежнему, «дотелефонному» состоянию ей совсем не улыбалось. Она не была ядерным физиком или крутым бизнесменом, и ее единственный шанс как-то устроить свою жизнь заключался в удачном замужестве. А кто на нее посмотрит, если она будет выглядеть лахудра лахудрой? Без мобилы, без модных тряпок, без дорогой косметики, без возможности посещать ночные клубы и дискотеки – кому она такая будет нужна, кто обратит на нее внимание?

В темноте светлый березовый перелесок выглядел угрюмо и зловеще, как какой-нибудь сказочный дремучий лес, населенный лешими, кикиморами и прочей нечистью. Мысленно проклиная судьбу, ни в чем не желавшую идти ей на уступки, вся сжавшись в тугой комок от атавистического страха перед темнотой, спотыкаясь о торчащие из дороги корни, Настя торопливо семенила вперед, почти уверенная, что с ней вот-вот произойдет что-нибудь ужасное: либо из темноты выскочит кровожадный маньяк, либо, как бывало уже не раз, отвалится не выдержавший соприкосновения с грубой российской реальностью каблук изящного заграничного сапога. Конечно, для таких прогулок лучше всего подошли бы солдатские кирзачи или, на худой конец, кроссовки, но Настя Стрешнева, понятное дело, не могла даже подумать о том, чтобы попроще одеваться, отправляясь на работу: она должна была постоянно находиться в полной боевой готовности на тот случай, если вдруг повстречает свою судьбу на шумной московской улице или на эскалаторе метро.

Перелесок, казавшийся бесконечным, внезапно кончился. Над головой разлеглось огромное, утыканное холодными искрами звезд небо. Здесь, вдали от электрического зарева Москвы, звезд было столько, что даже дух захватывало. Луны не было, но звездного света с избытком хватало для того, чтобы Настя могла различать светлую ленту дороги у себя под ногами. Она даже видела беспорядочно разбросанные по дороге темные пятна и старательно их обходила, не пытаясь выяснить, что это такое – островки травы, какой-нибудь мусор, слегка подсохшие лужи или просто свежий навоз. Впереди приветливо перемигивались яркие, неправдоподобно голубые огни фонарей, освещавших главную улицу крошечного поселка; пройдя еще немного и поднявшись на верхушку низкого пологого бугра, Настя увидела теплый оранжеватый свет окон, а вскоре начала различать даже мерцание работающих в домах телевизоров. В неподвижном ночном воздухе далеко разносился собачий лай, где-то отчетливо, будто совсем рядом, заскрипел и смолк колодезный ворот. Настя припомнила, что сегодня, как раз в это время, должен начаться показ какого-то нового сериала из милицейской жизни, и немного воспрянула духом: старая коряга, у которой она снимала комнату, просто обожала детективные сериалы, стараясь не пропускать ни одного, и говорила о героях этих сериалов так, словно те были ее хорошими знакомыми или родственниками. Так что надежда попасть домой у Насти все-таки была.