Рандеву с Валтасаром - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно поэтому он прошел в купе, где находились представители России, чтобы журналисты не искали его по всему составу. Едва поезд тронулся, как в их купе вошли двое. Мужчина и женщина. Ему было лет тридцать пять. Открытое лицо, прямые волосы, упрямо спадавшие на большой чистый лоб, карие глаза, мужественный подбородок — он был похож, скорее, на популярного актера кино, чем на обычного журналиста. Женщина выглядела скромнее. Ей было лет тридцать — среднего роста, светлые волосы, мелкие ровные зубы, узкие плечи, небольшая грудь. Мужчина был одет в джинсовый костюм, как Пацоха, а на женщине были темные брюки и светлая майка.
— Вячеслав Хоромин, — представился вошедший, — а это наша коллега с российского радио — Ольга Никольская. Вы, наверно, слушали ее репортажи.
— Слушали, — сказал Алексей Харламов, — и, между прочим, не всегда соглашались.
— Я вам говорил, Олечка, что здесь будут настоящие профессионалы, — рассмеялся Хоромин, — вот вам один. Лауреат первого Антибукера, доцент факультета филологии Московского государственного университета. Один из ваших яростных оппонентов. Я читал его выступления.
— Не особенно яростных, — заметил Харламов, — но я не всегда соглашаюсь с вашими категорическими оценками, госпожа Никольская. Особенно когда вы даете оценки некоторым современным писателям. Среди них есть такие, которых никак нельзя отнести к настоящим писателям. Один из них заявил, что совестью нации писатели становятся в тех странах, где налицо дефицит совести. Эти слова звучат как издевательство по отношению к писателям и к обществу.
— Я знаю, о ком вы говорите, — вздохнула Ольга, — но он высказывал только свою точку зрения.
— Ничего себе точка зрения, — вмешался Мураев. — А в каком обществе и когда не было дефицита совести? Это, по-моему, на все времена. Или он может назвать конкретную страну и конкретную эпоху? По-моему, он просто издевается в своих словесных упражнениях над нашей литературой.
Дронго, не принимавший участия в начавшемся споре, улыбнулся и, поднявшись, вышел в коридор. Хоромин почти сразу вышел следом за ним.
— Вас предупреждали, что вы будете давать мне интервью? — спросил он, вставая рядом и глядя на мелькавшие за окном аккуратные домики Германии.
В этот момент поезд выезжал из бывшей Западной зоны и въезжал в Восточную. И хотя прошло уже около десяти лет, разница в уровне жизни по-прежнему была ощутимой. Дронго наблюдал это каждый раз, приезжая в некогда разделенные части одной страны. Это не сказывалось на его убеждениях, он по-прежнему считал трагедией развал огромного государства, в котором он прожил тридцать лет. Но это сильно сказывалось на его отношении к социальной демагогии, когда группа людей присваивает себе право говорить и решать за миллионы людей. Дорога в ад вымощена благими намерениями. И самые благие намерения по построению общества, где все равны, терпели крах, вступая в противоречие с природой человека.
— Предупреждали, — ответил Дронго, глядя на собеседника, отражавшегося в оконном стекле.
— Я хотел передать вам привет от генерала Потапова, — сообщил Хоромин.
— Я как-то сразу понял, что вы передадите мне привет именно от него, — усмехнулся Дронго. — Эта Никольская действительно журналист, или она с вами?
— Нет, она действительно журналист. Я тоже журналист, у меня это «крыша» для нормальной работы.
— Давно приехали в Германию?
— Нет. Прилетел только вчера из Москвы. Меня командировали сюда для встречи с вами. У вас здесь, говорят, произошли уже два убийства. Меня оторвали ото всех дел и приказали лететь сюда.
— Говорите тише, — попросил Дронго, — здесь многие знают русский язык, и нас могут услышать. Да, у нас уже двое убитых. Пьер Густафсон и Анастасис Темелис. Первого застрелили в Мадриде, второго выбросили из вагона на переезде в Германию.
— Вы знаете, кто это сделал? — спросил Хоромин.
— Нет, — ответил Дронго, — если бы знал, я бы его сам выбросил из вагона. Хочу вас предупредить. У нас в составе есть представитель польской разведки. Это Яцек Пацоха. А также секретный сотрудник английской разведки Джеймс Планнинг. И болгарин, работающий на французов, Павел Борисов.
— Меня предупредили, — ухмыльнулся Хоромин, — что это, в общем, не «Литературный экспресс», а настоящий поезд шпионов.
— Несколько агентов на сто писателей. Соотношение более чем положительное, — заметил Дронго, — на самом же деле это соотношение почти всегда бывает половина на половину. Писатели и журналисты слишком известные люди, чтобы оставлять их без надлежащего контроля. Во все времена осведомителей вербовали именно в этой среде. И самых лучших шпионов тоже находили среди них. У подобных людей развита фантазия, они способны на творческий поиск, на неожиданные решения. И конечно, они главные диссиденты при любой власти.
— Убедили, — засмеялся Хоромин, — с завтрашнего дня стану писать книги.
— Только не с завтрашнего, — предложил Дронго. — Завтра мы будем в Мальборке, а это последний город перед нашим въездом в Россию.
— До Москвы еще далеко. — заметил Хоромин, — а из Калининграда они никуда не сбегут. Вам еще нужно проехать всю Прибалтику.
— Вы хотите сказать, что у нас есть время?
— Может быть. — Мимо них прошла Сильвия Треудел, и Дронго, улыбнувшись, поздоровался. — Может быть. — повторил Хоромин. — Руководство считает, что президенту целесообразнее отказаться от встречи с участниками «Экспресса», чем рисковать таким образом. Вы ведь не смогли вычислить убийцу.
— Пока не смог, — согласился Дронго. — А почему мне никто не сообщил про эту женщину? Ведь вы знали, что она выходит замуж.
— Она действительно выходит замуж. И ее жених попросил одноразовую визу в Москву на три дня. Мы рассмотрели ее дело. Он обычный студент, ему всего двадцать два года. У них разница в возрасте…
— Я знаю, сколько ей лет, — быстро сказал Дронго. — Меня интересует сам факт появления незнакомца одновременно с нашим «Экспрессом» в Москве. Почему его скрыли от меня?
— Не посчитали нужным сообщить, — пожал плечами Хоромин, — вообще-то я не знаю подробностей.
— Вы вооружены?
— Конечно. Я не собираюсь становиться очередной мишенью для вашего маньяка. Возможно, это кто-то из известных писателей, который решил прославиться таким мерзким способом, убирая своих коллег. Вам не приходила в голову подобная мысль?
— Нет, не приходила. Темелис был слабым журналистом, а Густафсон — профессиональным наемником и мерзавцем, но уж никак не соперником кому-либо из здесь присутствующих.
— Как вы смело говорите о мертвом, — удивился Хоромин, — обычно говорят или хорошее, или ничего.
— Это не тот случай. Густафсон был не обычной жертвой. Он согласился на эту поездку в качестве пособника главного убийцы. Но с самого начала стало ясно, что у Густафсона, давно отвыкшего от подобной роли, начали сдавать нервы. И тогда убийца принял единственно верное решение — вычеркнуть ненужного помощника из нашей поездки. А мерзавцем Густафсон был, можете в этом не сомневаться.
— Верю вам на слово, — кивнул Хоромин. — Что я должен делать? Чем могу вам помочь?
— Для начала постараться стать своим человеком в «Экспрессе». Какими языками вы владеете?
— Английским и испанским.
— Прекрасно. Подружитесь с журналистами, пообщайтесь с писателями, в общем, проявляйте здоровую инициативу. Чтобы вас принимали за своего. Ни одного вопроса об убитых, ни одного вопроса о политике, здесь на это наложено негласное табу. Если понадобится, я вас позову. Вы меня понимаете?
— Вполне. Прямо сейчас отправлюсь в бар.
— И последний вопрос. Официальный представитель от России Кязим Оруджев — тоже ваш человек?
— Нет, — ответил Хоромин, — он сотрудник министерства печати. Хотя не исключаю, что он тоже представляет несколько ведомств в нашей группе. Но от моей «конторы» я здесь единственный представитель, это абсолютно точно.
— Спасибо. Встретимся после того, как пройдем немецко-польскую границу. Я бы посоветовал вам вернуться к этому времени в наше купе.
— Почему?
— Лучше, чтобы вы находились рядом с российскими писателями и журналистами. Не нужно слишком выделяться.
— Понимаю. Кстати, мы можем все время встречаться, я действительно должен сделать с вами небольшое интервью.
— Надеюсь, что наши беседы не появятся на страницах газет, — пошутил Дронго, отходя от своего собеседника. Тот громко засмеялся в ответ.
Дронго направился в другой вагон. Там уже находились представители Украины и Грузии, оказавшиеся вместе в восьмиместном купе. Он открыл дверь. Здесь были все, кроме Вотановой.
— Как у вас дела? — спросил Дронго. — Почему вы собрались в одном купе?
— Других мест не нашли, — ответил Микола Зинчук. — А вы где устроились?