Человек находит себя - Андрей Черкасов

— Алексей Иванович! — воскликнула она и вдруг едва заметно улыбнулась, как умела улыбаться только она, одними уголками губ. — Как вы незаметно подошли!

Внезапно Алексей почувствовал, что не может сказать ровно ничего: не только тех, больших, слов, но даже и самых обычных. Вдруг все это будет невпопад? Вдруг сразу все пропадет: и эта теплая товарищеская простота, и непринужденность? Успокоившись немного, он сказал:

— Красиво здесь, правда? — И замялся, ощутив неодолимое желание назвать ее просто Таней, чтобы хоть этим высказать частицу того, заветного. Но с языка само собою сорвалось — Татьяна Григорьевна, и Алексей не пожалел, что сказал так.

— Очень! — просто и душевно ответила Таня.

Алексей сел на траву, свесив с обрыва ноги.

— Хорошо у нас на Урале, — убежденно сказал он. — Смотришь на эту красоту и чувствуешь, как руки силой наливаются и голова светлеет, а внутри тебя все волнуется, ровно и там ветер…

«Родина!» — подумала Таня. Она сняла прилипший к волосам принесенный ветром багряный листок осинки и долго держала его на ладони. Ветер сдул его. Листок закружился над Елонью, как алая бабочка, и медленно опустился на воду. Река неторопливо понесла его… Алексей не сказал больше ни слова. Молчала и Таня…

Но уже тогда Алексей знал, что обязательно наступит день, когда никакие силы не помешают ему высказать все.

Егор Михайлович Лужица, не застав директора, пошел к Гречанику и сразу же высказал свое предложение. Гречаник обрадовался. Он только что разговаривал с Ярцевым о том, как усилить контроль, который то и дело погасал: чего-то не хватало. С предложением Лужицы не согласиться было невозможно.

Токарев, вернувшийся из поездки в Новогорск, узнав об этом, подхватил предложение и поручил плановому отделу и бухгалтерам немедленно разработать все необходимые формы учета.

Но как только были введены маршрутные листы на каждую партию деталей, начались новые затруднения. Рабочие путали, записывали выработку не в те графы. Тогда формы упростили. Пошло чуть-чуть легче, не «маршрутки» то и дело терялись. Мастерам приходилось все время следить за их движением. Таня сбилась с ног, стараясь наладить дело. В цехе часто стали появляться счетные работники, но помочь они могли мало. А тут еще досаждали боковцы. Правда, они стали смирнее, но недоразумения из-за них возникали по-прежнему чуть не каждый день. Таня решилась на смелый шаг — перевести Бокова в подручные вместо Ильи. Но на это нужно было согласие начальника цеха, а Костылев ответил просто и коротко: «Нет!» Однако терпеть больше не было сил. «Сделаю сама, и будь что будет!» — решила Таня. Она подошла к Шадрину, у которого работал подручным Новиков, и работал добросовестно.

— Бокова мне в подручные? — поморщился Шадрин. — Ну, это номер будет!.. Да он просто не пойдет, и все. Тем более, Костылев, вы говорите, против.

— Если вы поможете мне, Петр Гаврилович, все получится, — с надеждой сказала Таня. — Я к вам не просто так, а как к партийному товарищу, к коммунисту обращаюсь. Вас уважают, вы можете подействовать, если понадобится…

— Задача, — пробасил Шадрин, но, подумав, неожиданно сказал: — В общем, если для пользы дела, то пожалуй…

Нужно было еще переговорить с Новиковым. Таня помнила, как он держал себя, когда пришел в ее смену. Она не знала, как лучше к нему подойти.

В смене у строгального станка не хватило заготовок. Нужно было подвезти их из раскройного цеха. Новиков укатил туда тележку. Таня пошла следом. Указав, где брать заготовки, она тут же стала помогать Илье укладывать пиленые бруски на платформу тележки.

— Вы идите, товарищ мастер, — хмуро посоветовал Новиков. — Сам управлюсь.

— Вдвоем и быстрее и веселее, — ответила Таня.

— Один управлюсь, — упрямо повторил он и добавил: — Мне веселья-то в жизни мало сходилось, так что и сейчас не нуждаюсь.

— Вы все еще из-за брака расстраиваетесь? — не отступала Таня, пытаясь вызвать Новикова на разговор.

Он только махнул рукой.

— Бросьте, не надо, — продолжала Таня. — Все это мы скоро поправим. Вы успокойтесь…

В глазах Ильи появилось необъяснимое упорство:

— Товарищ мастер, очень вас прошу, отойдите, не трогайте вы меня, не помогайте! Делайте свое дело. Я же к вам не лезу с расспросами. И без того тошно, а вы…

Сдернув с головы кепку, он вытер её подкладкой вспотевшее лицо и больше ничего не сказал. Разговор не получался. Но отступать Таня не собиралась.

На другой день она попросила Новикова остаться после смены. Он вошел к ней в цеховую конторку и остановился в стороне, настороженный, какой-то ощетинившийся.

— Товарищ Новиков, — сказала Таня, подходя к нему, — я хочу поставить вас станочником. А подручным у Шадрина будет Боков — он пока еще не знает об этом, — дело так требует. Вы на фрезере работать умеете. Я думаю, вы должны согласиться. Вы ведь не решитесь подвести коллектив.

— Могу подвести, — глухо сказал Илья.

— Неправда. Такие люди, как вы, не, подводят. С вашей волей…

— Полно басни-то рассказывать! Чего вы меня агитируете?

Таня подошла совсем близко и положила руку ему на плечо:

— Послушайте, давайте говорить иначе. Забудьте на минуту, что перед вами мастер. Перед вами обыкновенный человек, такой же, как и вы, и тоже, кстати, видевший в жизни не мало горя. Ну давайте поговорим, как товарищи.

Илья медленно наклонял голову.

— Вы присядьте, — предложила Таня и, когда он неохотно повиновался, продолжала: — Знаете, почему мне хочется, чтобы вы снова были станочником? Да потому что я знаю, трудиться вы станете очень хорошо, ведь вам это радость доставляет. Раньше, до брака, вы ведь хорошо работали?

— Хоть бы один, хоть бы маленький брусочек когда запорол, — угрюмо отозвался Илья.

— Ну вот видите! Вы переживаете, мучаетесь, ведь вы же хороший, добросовестный человек. Сознайтесь, вы очень любите свою работу?

— Для меня только здесь и житье, — проговорил Илья, — неподвижно уставившись в угол. — Загудят станки, запахнет стружкой, и сразу тут вот отпускает будто. — Он положил руку на грудь, потом рывком вскинул голову и спросил: — А вы знаете, что меня здесь блатным прозвали? — Его губы болезненно искривились.

— Успокойтесь, Новиков, и прошу вас, никогда не произносите это дикое слово.

— Нет, я такой, — с неожиданной твердостью сказал он. — Я все могу! Что не по мне — и нагрубить могу… Вот вам вчера нагрубил.

— Бросьте вы, — улыбнулась Таня. — Думаете, я не понимаю: все это оттого, что вам самому-то очень, очень больно. Правда ведь? Ну скажите…

Илья ничего не ответил, но Тане показалось: что-то вдруг произошло, потому что в глазах его, где-то в самой глубине, как будто осторожно зажглись две далекие тоненькие свечечки.

Боков испортил полтораста комплектов ящичных стенок. Он знал уже по опыту, что незамеченным это не останется, шлифовщицы не примут от него детали.

«Дьявол с ним, с заработком, — думал он, — вот за материал удержат, натурально!». Записать работу в «маршрутку» в надежде на то, что «авось пройдет!», было делом совершенно пустым: «раскопают, черти!» Гораздо проще было уничтожить маршрутный лист. Правда, детали никуда не денешь, но при отсутствии расписки в «маршрутке» можно еще попытаться вывернуться. А если долежит партия до конца смены, так чего проще — перетащить все куда-нибудь в дальний угол цеха, где еще не убрали штабеля забракованных в прошлом месяце деталей, а там пускай ищут и доказывают.

И маршрутку Боков порвал. Он великолепно знал, что теперь пропадает работа всех его предшественников; им не заплатят даже частично, как за брак не по их вине, но для него это был сущий пустяк.

Возможно, ему удалось бы спрятать следы, если бы не Нюра Козырькова. В обед в ночной смене она видела, как Боков, разорвав маршрутный лист, вышел из цеха и выбросил обрывки в водосточный желоб. Нюра сразу побежала к Тане и взволнованно сказала, что «никак Боков маршрутку-то напрочь изорвал!»

Таня пришла к станку.

— Где маршрутка на стенки, Боков? — строго спросила она.

Боков нахально таращил глаза и молчал. Таня позвала его в конторку. Он, на удивление, послушно пошел за ней.

«Сейчас акт писать станет, гадюка», — подумал он, входя и затворяя за собой дверь.

Но Таня акт писать не стала.

— Всё с вами, Боков, — сказала она. — Люди устали от ваших вывертов. На фрезере больше работать не будете, пока не измените отношение к делу. Пойдете подручным к Шадрину.

— А… этого куда? — криво усмехнулся Боков. — На мое место?

— Новикова, — строго поправила Таня. — Вы догадливый. Да, на ваше бывшее место.

— Не выйдет! — огрызнулся Нюрка.

— Выйдет, — со спокойной твердостью ответила Таня.