Горящие сердца - Жанакаит Залиханов

— Здравствуйте, ребята! Это твоя бригада, Башир? Куда путь держите?

— Здравствуйте, Батыр Османович! — ответил за всех бригадир. — Закончили смену, идем отдыхать.

— А я-то торопился к вам, думал, успею до конца работы.

— Вот мы и поспешили дружными рядами вам навстречу! — шутит кто-то.

Баразов узнал Шамиля.

— Ну, как дела? — спросил его секретарь.

— Да все хорошо как будто бы, — поторопился ответить Башир, чтобы предупредить неуместные, с его точки зрения, шуточки.

— И сигареты имеются в продаже? — задал Батыр Османович новый вопрос, лукаво поглядывая на Шамиля.

Шамиль почувствовал себя неловко — надо же, секретарь запомнил чепуху, которую он тогда наговорил.

— В магазине их сколько угодно, — ответил за Шамиля Башир, — лучше бы поменьше было...

— А как чувствует себя тот парень, который пострадал во время паводка?

— Поправляется!

— О вашем геройском поведении мне рассказал товарищ Сокуров. Сам я уехал тогда в Терский район, там тоже время было тревожное... Молодцы, еще раз спасибо вам. Мы сделали представление о наградах для наиболее отличившихся — Малкарова, Асхата, того парня, который тогда пострадал...

— Хусея?

— Да, Хусея, обязательно. Как выпишется из больницы, пошлем его в санаторий.

— Как же, поедет он!

— Почему не поедет?

— Его и сейчас в больнице еле удерживают, так и рвется на стройку.

— Замечательный вы у меня народ! Орлы! — улыбается Баразов. — С такими ребятами горы своротить можно. Не то что электростанцию построить! А где Асхат? Что-то я его не вижу.

— Он в другой бригаде.

— Вот за это его можно похвалить. А то обычно он как прилепится к вашей бригаде — клещами не оторвешь... Будто он ваш собственный комсорг.

— Нет, Батыр Османович, он бывает во всех бригадах, вы не думайте, — защищает друга Башир.

— Он у нас, как юла, крутится! — не может промолчать Шамиль.

— Хочешь сказать, что от него мало толку? — оборачивается к нему секретарь. «На язык-то ты остер, а на работу, кажется, не очень», — думает он про себя.

Шамиль понял, что опять сморозил глупость. Но не отвечать секретарю, однако, было неудобно:

— Нет, — потупившись, говорит он. — Комсорг старается, работает много...

Башир несколько успокоился.

— Ну, а как у вас с курсами? — продолжает расспрашивать Батыр Османович.

— Уже работают курсы электриков, механиков, — отвечает бригадир.

— А как с посещаемостью?

— Ходим, большинство ходит.

— И ты учишься? — спрашивает секретарь у Ларисы.

— Учусь... — тихо отвечает девушка. Внимание Баразова смущает ее.

— Вот и хорошо! Специальность нужна всем. Закончим строительство — кому же еще здесь работать, если не вам? Вы построили — вам и работать. Правильно я говорю?

— Правильно-то правильно, — вдруг расхрабрилась Лариса, — только всем нам здесь все равно не найдется работы.

— Как не найдется? Электростанции понадобятся специалисты. К тому же знания, друзья мои, никогда не бывают лишними. Они не просят у нас ни хлеба, ни квартиры...

Ребята заулыбались.

— Ну, а теперь идите отдыхать, я и так задержал вас. — И, попрощавшись со всеми, Батыр Османович устало забрался в машину.

Видно было, что он тоже здорово намотался за день. Да и проголодался порядком. «Можно было бы, конечно, дойти с ребятами до столовой, — подумал он, — да не хочется мешать им. У них своя дружная компания, свои интересы, свои шутки... Поем на каком-нибудь полевом стане», — решил он и велел Борису ехать к механизаторам.

Через несколько дней Батыр Османович — снова на строительстве ГЭС. Ему удалось приехать пораньше, и вот сейчас, во время обеденного перерыва, подле машинного зала возникло незапланированное общее собрание. Из досок, положенных на кирпичи, соорудили скамьи, притащили откуда-то стол, накрыли его красным сукном — чем не стол президиума в настоящем конференц-зале?

Председательствующий, секретарь парткома Сокуров, первому предоставил слово Баразову.

Батыр Османович поднялся. Прямо перед его глазами раскинулась широкая панорама строительства. Сооружение машинного зала близилось к концу, заканчивалась уже и прокладка труб. В радостном, добром настроении держит секретарь речь к собравшимся, говорит им о значении электростанции в жизни республики, о благородном труде ее строителей. Затем переходит к недавним волнующим событиям.

— Во время паводка, — говорит он, — многие из вас вели себя геройски. За мужество, проявленное в борьбе со стихией, за спасение материальных ценностей и предотвращение серьезной аварии Президиум Верховного Совета республики награждает наших товарищей почетными грамотами. — И Батыр Османович называет имена: это старший прораб Жунус Малкаров, комсорг стройки Асхат Асланов, бригадир Башир Кодзоков.

Секретарь горячо поздравляет их и поручает Сокурову передать грамоту лежащему в больнице Хусею.

Его речь встречают дружными аплодисментами.

С кратким ответным словом от имени награжденных выступил Малкаров. В числе тех, кто своим самоотверженным трудом спас тогда и плотину, и мост, он называет имя Ахмана.

Асхат очень рад, что Жунус не забыл упомянуть Ахмана, и благодарно кивает ему головой. «Но где же сам Ахман, — думает он, — куда он подевался? Очень хорошо, что Жунус догадался похвалить его при всех. В сущности, он не меньше нашего заслужил грамоту... Если бы не Шамиль и его вредное влияние, он бы давно уже был с нами». Тут только Асхат заметил, что Ахман стоит у него за спиной и внимательно слушает заключительные слова Батыра Османовича.

— Товарищи, — говорит Баразов, — самая трудная часть дела позади. Скоро начнется монтаж машинного зала, и мы уверены, что ваш дружный, сработавшийся коллектив и здесь покажет себя с самой лучшей стороны. К новому году мы обязаны полностью закончить строительство нашей красавицы ГЭС, и давайте встретим новогодний праздник при ярком сиянии электричества.

После работы, выполняя поручение секретаря, Асхат с Жунусом зашли в палату к Хусею, чтобы вручить ему Почетную грамоту. Похудевший, бледный Хусей заулыбался товарищам.

— Спасибо... — сказал он, приподнимаясь на постели. — Что я такого особенного сделал...

— Ладно, чего уж тут скромничать — шутит парторг. — Не заслужил — не награждали бы. Как чувствуешь себя?

— У меня все в норме.

— Зачем тогда лежишь здесь?

— Испытываю долготерпение нашего государства: долго ли еще собирается кормить меня бесплатно...

Ребята смеются.

— Ты не спеши выписываться, — советует Асхат. — Здорового тебя здесь никто держать не станет, поверь мне. А врачи что говорят?

— Говорят, недельку-другую еще придется поваляться.

— Ну, это не так уж долго. Батыр Османович обещал после больницы отправить тебя в санаторий, — говорит Асхат, не зная о том, что Лариса давно уж сказала об этом Хусею.

— Ну уж нет! — вскидывается Хусей. — Хватит, наотдыхался. Двадцать суток отлежал — шутка ли!

Асхат осматривает палату — чисто, светло, на стенах развешаны репродукции. Над кроватью Хусея — нестеровский портрет академика Павлова: могучий старик сидит в кресле, положив на стол сжатые в кулаки напряженные руки... На столе перед ним — ваза с белыми, неприхотливыми цветами, но он не смотрит на них. О чем он думает?.. На другой картинке изображена просто ветка цветущей яблони, и такая она свежая, живая, что, кажется, заглядывает в комнату через окно.

— Пошли, Асхат, — говорит Жунус Малкаров, подымаясь.

— Пойдем... Впрочем, если наше присутствие может помочь Хусею выздороветь, я готов сидеть до утра.

— Идите, идите, — торопит их Хусей. — Танцы уже начались...

Попрощавшись с Хусеем, Асхат с Сокуровым вышли из больницы. Со стороны клуба действительно доносились веселые звуки танцевальной музыки. Идти туда Асхату не хотелось, и он свернул на тропинку, ведущую в горы. Хочется побыть одному, подумать... В голову почему-то приходит мысль о фруктовых деревьях. «Может быть, репродукции в палате у Хусея натолкнули меня на это, — думает Асхат, — белые цветы в вазе и рядом руки Павлова... Цветущая ветка яблони... Почему у нас в горах так мало культурных фруктовых деревьев? Ведь это — несметное богатство, и красота какая. Ухода особого они не требуют, есть не просят, как любит выражаться Батыр Османович... Лишь поливать изредка, да ограждать от скота. А осенью — пожалуйста, собирай богатый урожай плодов. И склоны наших гор как будто самой природой предназначены для террас. Почему раньше в горах почти не занимались садоводством?»

Мысли Асхата постепенно принимают другое направление: «Что-то сейчас делает голубка моя Ариубат? Дома сидит, склонившись над шитьем? Навряд ли. На ней ведь теперь и библиотека, и сельсовет... А ей уже тяжело — в положении она, скоро станет матерью. А я — отцом. Чудно как-то, непривычно. Мать... Какое великое слово! Такой святой труд — в одну только мучительную ночь родов — ребенок твой не искупит потом трудом всей своей жизни. Одна только ночь. Бедная, бедная мама... И у Ариубат тоже нет матери. Оба мы с ней сироты... Часто ли вспоминает о матери моя Ариу? Я свою хорошо помню, будто только что расстался с ней... На правой щеке были у нее две родинки. Длинные черные косы, строгие прямые брови, тонкие черты лица... К нам часто заходили соседки — мама кроила бешметы для их мужей и рубашонки их детям. А какие прекрасные шляпы мастерила она из белой шерсти! Как назывался тот старинный станок, на который натягивались эти шляпы? Вот этого не помню... Соседки часто просили станок у матери — и она никому не отказывала. Как же он назывался? Кажется, тауат? Да, точно — тауат... Добрая она была. Кто бы ни пришел в дом, никогда не проводит с пустыми руками. Особенно любила детей, своих ли, чужих — все равно. Любого накормит и обласкает. И никогда не кричала на нас. А руки у нее, хоть и огрубевшие в работе, мозолистые, какими они были теплыми и мягкими... как пух. Бывало отец спросит ее, почему не ешь? А она ему: я быстро ем и быстро наедаюсь... Почему она так говорила? Наверное, хотела, чтобы нам больше досталось. Как она старалась выучить нас — себя не жалела... Ариу не помнит своей матери, а мою она знала. Чем-то Ариу на нее похожа — щедростью, добротой... Чудесная у меня жена, ничего не скажешь. Обычно женщины хороши с нами, пока мы сами хорошо к ним относимся. Но Ариу не такая. Как часто я бываю невнимателен к ней, неделями не показываюсь дома, а она никогда , не упрекнет, не рассердится... Только бы роды прошли благополучно! Ариу, бедная, думает, наверное, об этом днем и ночью — тревожится. А я вспоминаю лишь иногда. Голова не тем занята... Интересно, кто у нас родится — мальчик или девочка? По мне так все равно. Лишь бы она разрешилась благополучно. В самом деле, чем я могу помочь Ариубат? Может быть, лучше было бы загодя перевезти ее из аула в райцентр? Впрочем, это решат и без меня. Моя стрекоза-сестрица уже приготовила, наверное, приданое — рубашечки, чепчики, пеленки. Смешные и милые вещи. Когда придет время, отец, конечно, все организует... Надо подумать серьезно и о судьбе сестренки.