Горящие сердца - Жанакаит Залиханов

— Ну, быть по-твоему, напишу. А когда она сюда приедет?

— Это во многом зависит от тебя.

— Почему?

— Она здесь никого не знает, ей неловко...

— Я охотно приглашу ее, и жить она будет у нас.

— Да она и приедет-то в лучшем случае на один день, на выходной. И то неизвестно — сумеет ли. Сама еще точно не знает, где они будут работать.

— Ты же говорил о Чегемском ущелье.

— Чегемское ущелье большое. От Лечинкая до Гара-Лузу все это Чегемское ущелье.

— Да, — задумчиво тянет Ариубат, — в один день обернуться трудно.

— В том-то и дело!

— Послушай, а ты возьми двух коней — одного для себя, другого для нее.

— Дай тебе бог счастья, Ариу, но Валя, наверное, сроду на коня не садилась.

— Садилась, садилась! Ты забыл, что ли, как Ахман хвастал, что выучил ее ездить верхом?

— Ну, значит, считай, что дело это решенное. И хватит заговаривать мне зубы, садись и пиши Вале.

— Сейчас, сейчас. Только, если я выполню твою программу, мне придется написать целую книгу.

Они еще немного поговорили, обсудили план предстоящего комсомольского собрания, которое решено было проводить прямо на горном пастбище, и Назир ушел. Условились, что завтра утром он зайдет к Ариубат за письмом и сам отвезет его Валентине. Она пока еще в Нальчике, а повидаться лишний раз всегда приятно.

Идет Назир по улице в самом добром расположении духа. Идет мимо школы — знатную яблоньку посадил здесь старик Ачахмат. А вот и колхозный сад — здесь где-то у Назира есть и своя яблоня, своими руками посадил ее когда-то. И у Батыра Османовича есть здесь свое деревцо — любит он сажать деревья, это все знают...

Ариубат тем временем сидит в библиотеке и грызет кончик ручки. Со школьных лет осталась дурная привычка... О чем же она сейчас напишет Вале?..

4. СОЛНЦЕ И ВОДА

Хорошие вести приходят нынче с Терского участка. Урожай превосходный. Дружно зреет кукуруза, золотом отливают поля и подсолнечники. Все радует глаз. Да, пожалуй, не меньшая радость — урожай бахчевых культур. Особенно много сейчас арбузов. Приезжие удивляются: откуда в горах арбузы, они же там не растут?

А машины, доверху нагруженные тяжелыми зелеными шарами, все поднимаются и поднимаются вверх, к высокогорным аулам, к чабанам, животноводам, косарям...

Вот и у нашего Конака нож теперь редко остается в ножнах. Только и слышишь от него:

— Опять накинулись на арбузы? Кто взял мой нож? Верните сейчас же! Я без него, как без рук, скот не могу пасти.

Фаризат слушает его речи и усмехается: «Вот что значит привычка. Если утром забуду надеть часы, весь день мне будто не хватает чего-то... Так и Конак без своего ножа...»

Это и в самом деле необыкновенно приятно: в знойный летний день высоко в горах разрезать сочный, прохладный арбуз.

— Ханифа, дочка! Поди-ка пришли мне один из тех, что без косточек, — доносится до Фаризат голос Конака. Из окошка она видит, как тщательно старик вытирает свой нож, который до этого, видимо, побывал в других руках.

— Неужели они тебе до сих пор не надоели? — шутит Ханифа.

— Разве такое может надоесть человеку? — степенно отвечает Конак, вонзая нож в алую мякоть. — По мне сейчас арбуз вкуснее, чем мясо молодого ягненка.

— Верю, верю! — смеется Ханифа. — Для беззубого — самая подходящая пища.

— На свои зубы я, кажется, не жалуюсь.

— Да, я позабыла. Ты ведь на глаза жалуешься. Кстати, где твои новые очки?

— Будь проклята та криворогая корова, что хвостом смахнула их с моего носа... — отвечает старик, протягивая девушке увесистый ломоть арбуза.

Ханифа заливается пуще прежнего:

— Придется просить Батыра Османовича, чтобы снова командировал тебя в Москву. Купил бы ты себе в запас с десяток очков. Да и нам бы привез гостинцев. Правда?

— Да, уж с пустыми руками не вернулся бы!

— А что ты нам привезешь, скажи, Конак? — ластится к старику Ханифа.

— Знаю что, да не скажу!

— Скажи, Конак, дорогой, золотой, серебряный! — не унимается девушка.

— Ты что у него клянчишь? — строгим тоном спрашивает Фаризат, высовывая голову из окошка. — Снова нож?

— Пусть он тебе сам скажет! — надувает губы Ханифа.

— Попроси Баразова, чтобы он опять послал меня в Мескуа, тогда скажу...

— Оставь его в покое, Ханифа! — сердится Фаризат уже не на шутку. — И иди включай газ — пора обед готовить. На одних арбузах далеко не уедешь.

Ханифа нехотя направляется к кухне, а старик, нахлобучив на голову широкополую белую шляпу, идет проведать свое стадо.

Опираясь на палку, он медленно поднимается в гору. Мысли у старика невеселые. И вот, несмотря на съеденный арбуз и несмотря даже на традиционный разговор о его поездке в «Мескуа»...

«Слишком быстро выгорает трава на южных склонах, — думает Конак. — Что приключилось с небом? Весной прошли хорошие дожди, а теперь вот уж целый месяц — ни капли. На небе ни облачка. Если так пойдет дальше — плохи будут наши дела. Косари-то, небось, радуются — ничто не мешает уборке сена. Но чему же радоваться, если трава вянет и сохнет? Скоро и убирать нечего... Если б знать, что делать, чем помочь? Вон в Мескуа какие хорошие были машины для искусственного дождя. Да в горах они, видно, непригодны. А то, наверное, позаботились бы, купили...»

Скот поднялся со склона на гребень увала. Там прохладней и мух нет. Старик не стал трогать стадо, и только когда солнце перевалило за полдень, погнал коров на водопой. Напившись, стадо разбрелось по северному склону, медленно приближаясь к ферме.

Конак знает каждую корову в своем стаде: какой у нее нрав, какие повадки, сколько она дает молока, какого принесла теленка. А любимица у него одна — безрогая.

Можно сказать, настоящая умница. Она ведет все стадо, выбирает лучшие пастбища, сама находит дорогу на водопой и обратно. Если солнце припекает слишком сильно, она отделяется от всех, находит тенистое местечко и ведет туда остальных. И очень далеко от стада никогда не уходит. Все говорят, что корова — неумное животное. А поглядите-ка на эту красавицу — умней иного человека. Три года тому назад она первая в стаде принесла двойняшек — двух телочек. Они и сейчас здесь — вон как вымахали, гладкие, крутобокие, в мать. И теперь безрогая идет впереди всех, степенно шагает, не торопится. Поэтому и ест много, и молока дает больше других. Вот она у нас какая! — Конак не устает мысленно расхваливать ее.

Однако сегодня и эта, да и все другие коровы какие-то вялые, невеселые. Видимо, сказываются жара и сушь. Старик снова с надеждой смотрит на небо. «Ох, как нужен дождь, — думает он, — давно уж так не было, чтобы за целый месяц ни разу не пролилась небесная влага. На равнине прошли дожди, а у нас нет. Зря, видно, говорят люди, что туман зимует на равнине, а летом поит горы. Почему он нынче покинул нас? Или мы его чем обидели?..»

Ближе к вечеру тучи все же появились на небе и начали потихоньку стягиваться к вершинам. Но тут же, будто приветствуя их, подул ветер, и Конак с огорчением увидел, что облака стали понемногу расходиться и наконец скрылись за перевалом. И сразу же — будто сделал свое дело — затих ветер.

Смеркалось, когда старик пригнал стадо на ферму. Доярки разобрали своих коров и принялись за дело. То тут, то там слышатся взволнованные голоса: надои с каждым днем уменьшаются...

Вечером снова поднялся ветер — влажный, прохладный. Конак воспрянул было духом, но капризный ветер будто разгадал его мысли, опять затих, и в воздухе повисла тяжелая, неподвижная духота. «В этой комнате совершенно нечем дышать», — ворчит старик и выносит свою постель во двор. Старому пастуху не спится. Долго, не мигая, смотрит он в высокое темное небо, на котором, таинственно мерцая, светят далекие звезды. Изредка то одна, то другая срывается со своего места и, прочеркивая огненную дорожку, падает на землю. Но до земли они почему-то не долетают, гаснут у самого горизонта... Сколько уж лет смотрит Конак вот так на падающие звезды, но ни разу не видел он, чтобы хоть одна долетела до земли. Куда они деваются? Но вдруг он замечает, как одна яркая звездочка медленно движется по небу необычным путем снизу вверх. «Что за чудо?» — пугается старик, но тут же догадывается: это звезда особая — наша, земная, сделанная человеческими руками. Он долго следит за спутником.

Утром тучи начали собираться на небе, но Конак, рассердившись, решил больше не смотреть на них. Махнул он рукой и погнал стадо на пастбище. Подул порывистый, резкий ветер — старик все шел, не поднимая головы. И только когда крупные капли забарабанили по его шляпе, он сдернул ее с головы, подставляя лицо дождю. Конаку казалось, будто он видит, как начинает оживать и расправляться поникшая трава... Казалось, даже коровы и те радуются дождю, втягивая широкими ноздрями посвежевший воздух.

Батыр Османович приехал на ферму вместе с дождем.