Горящие сердца - Жанакаит Залиханов

От спины коня валит пар. Устал, бедняга... Жалея его, Назир спешился и некоторое время шел по гладкой, смытой дождями дороге. Умное животное будто читает его мысли, послушно идет следом, благодарно дышит ему в затылок, даже уздечку натягивать не надо. Не доезжая до моста, Назир снова сел верхом и не спеша поехал дальше. У моста никого не было. Назир посмотрел вниз на дорогу, оттуда тоже никто не подымался. Парень спешился, отпустил подпругу и привязал коня к дереву. Потом, когда он немного отдохнул и отдышался, Назир спутал его и пустил пастись. Проголодавшееся и усталое животное жадно набросилось на сочный корм. Видно, приучен конь к трудным, далеким дорогам и за свою долгую жизнь не раз пересчитал все камни на этом пути. Знает, должно быть, все полянки по обочинам и где какая растет трава... Привык послушно следовать за своим хозяином...

Со стороны Красивых озер спускается машина, но Назир не останавливает ее. Лошадь-то оставить не на кого. Приходится только завидовать пассажирам и терпеливо дожидаться встречных людей. «Вот досчитаю в уме до ста, — решает Назир, — и, если никто не появится, доеду до колхоза и оставлю там лошадь, а завтра вечером, на обратном пути, заберу...» Считает он медленно, не спеша... Ближе к ста — еще медленней. На дороге никого. Снова начал считать; время близилось к вечеру. «В такую пору кто ж отправится со скотом в горы?» — подумал Назир и стал распутывать коня. В это время со стороны школы-интерната послышались мычание и рев скота. Назир прислушался: колхозное стадо или гулевой скот? На сей раз парню действительно повезло. Пастухи гнали стадо в сторону его аула, и он упросил их довести коня до места и вручить хозяину. Сам же остановил попутную машину и помчался на ней в Нальчик. Наконец-то! Может, на легковой было бы побыстрей, но сойдет и грузовик.

Ночь он провел в гостинице, а утром чуть свет поспешил на вокзал. Сейчас весна, рассветает рано. Будь это зимой, можно было подумать, что уже поздно... На улицах ни души, и до прихода поезда еще много времени. Но Назиру все равно — утро или полночь... Большими шагами меряет он перрон, мучительно размышляя над тем, что он скажет Борису Петровичу, если тот спросит, откуда он, Назир, узнал об их приезде. «Может, сказать, что узнал от Вали? А если она что-нибудь другое придумала? Досадно, что не успел условиться с ней позавчера, когда говорил по телефону...»

Вдалеке послышалось пыхтение паровоза. Сердце у Назира застучало так быстро, будто он только что пробежал стометровку.

«Валя говорила, их вагон — пятый, где он остановится, хотел бы я знать?» — думает Назир, бросаясь то в один, то в другой конец платформы. Но вот в окне вагона он увидел знакомое смеющееся личико... Поезд остановился, а Назир все не знает, как ему поступить: бежать ли навстречу или стоять на месте. Из вагона вышел улыбающийся Борис Петрович.

— А, мой друг Назир! Какой молодец, что приехал нас встретить! — И старик сердечно расцеловал смущенного парня.

В дверях вагона показалась Валя. Назир поспешил к ней и подхватил ее вещи.

— С приездом, Валя! — только и нашелся он ей сказать.

— Спасибо, Назир! Ой, как ты поправился! — Валентина тоже явно не знает, о чем и как ей говорить с Назиром в присутствии Бориса Петровича.

— Зимой, кроме еды, других забот у нас нет, — в тон ей ответил Назир. — А где же Николай?

— Приедет через день-два.

Назир заботливо усадил приезжих в такси, сам устроился рядом с водителем. По приезде в гостиницу он помог им отнести вещи в номера и, усевшись в холле, стал дожидаться, пока они приведут себя в порядок. Вскоре на лестнице показалась сияющая, нарядная Валя. Села рядом с ним на диван, но... говорить им по-прежнему было не о чем. Казалось, сбылись все их мечты — они снова вместе после долгой разлуки, им никто не мешает... Наконец Валя и Назир громко рассмеялись, и лед молчания был сломан.

— Над чем ты смеешься?

— Над нами обоими. Так ждали встречи — и молчим... а ты?

— Просто мне радостно смотреть на тебя. Если бы ты знала, как я соскучился... Посиди вот так, молча, а я буду смотреть на тебя. — И Назир взял девушку за руку.

— Что-то задержался Борис Петрович! Пойду узнаю, что с ним, — шепчет Валя.

— Погоди, я сам пойду, — тоже шепотом отвечает Назир и, быстро поднявшись, взбегает по лестнице.

Валя смотрит ему вслед и вспоминает горного тура, которым любовалась прошлой осенью перед отъездом. Таким же стремительным и легким был его шаг.

Назир возвращается быстро.

— Ну что, идет?

— Нет, говорит, что хочет немного отдохнуть с дороги. Велел не ждать его и еще велел, чтобы я показал тебе наш парк.

— Что ж, пошли. Я нисколько не устала, — говорит Валя и сама берет Назира за руку.

Так, по-детски держась за руки, они и вошли в главную аллею парка. Идут молча, вбирая в себя неизъяснимую прелесть весеннего утра. Воздух чист и прозрачен, в небе ни облачка. Восходящее солнце начинает свой дневной путь: сначала позолотило вершины гор, потом спустило свои лучи в предгорья, поросшие темным лесом, а вот они дошли и до нашего парка, высветлили песок на дорожках, заиграли в буйной зелени деревьев...

— Господи, как хорошо! — прерывает молчание девушка.

В парке пусто — гуляющих пока нет. Солнышко поднялось повыше, сейчас его лучи добрались уже до лощин и распадков, прогоняют тени из их последних убежищ. Птичий хор, как бы приветствуя наступление нового дня, заводит свою извечную многоголосую песню. Валя чутко прислушивается к птичьим голосам. В них явно намечается какой-то лад и порядок. Каждая певунья вступает в общий хор в свое время, потом замолкает, потом опять в нужный момент начинает сольную партию. Трели, щелканье, свист, сливаются в единую удивительную симфонию — ликующую, нежную, неповторимую.

Щеки у Вали разрумянились, голубые, в цвет неба глаза блестят. Много ли нужно человеку для счастья? Только такое вот ясное утро, да пенье птиц, да зелень деревьев, да рука Назира в твоей руке — вот и все...

— И осенью здесь, наверное, чудесно, — говорит Валя. — Жаль, что в прошлом году, когда мы с тобой так бестолково разыскивали друг друга, не успели побывать здесь перед разлукой.

— Да, это все по моей вине, но сейчас мы наверстаем упущенное. Правда?

В ответ Валя молча сжала его руку...

Так дошли они до «третьей скамейки», любимой скамейки Назира. Розы, правда, еще не цветут, но все равно здесь хорошо — и мимо пройти никак нельзя. Назир останавливается:

— Может, посидим немного?

— Ты устал?

— Нет. Посидим просто так. Это мое любимое местечко...

Валя охотно усаживается рядом с Назиром на «третьей скамейке». Широким жестом он показывает ей на высокие, стройные сосны, что стоят чуть поодаль дороги.

— Посмотри, я называю их княжнами.

— А ты их видел когда-нибудь, княжен-то? — смеется Валя.

— Нет, сроду не видал, — честно признается Назир, — но я представляю их себе по песням и сказкам, они, наверное, были такими же стройными, гордыми и величавыми.

— Да ты поэт, — снова смеется девушка.

— Тут любой станет поэтом, право. А знаешь, сколько здесь всяких цветов будет летом и осенью — море!

— Да, Николай мне рассказывал о том, как ты тогда водил их по парку... В тот день, когда мы с тобой искали друг друга и не нашли...

— В тот день, — улыбается Назир, — мы долго сидели с ним и Борисом Петровичем на этой скамейке...

— В тот день... — тихо повторяет Валя и придвигается ближе к Назиру. Он крепко прижал ее к себе, и она не оттолкнула его.

— Валя!

— Что?

— Я соскучился по тебе...

— И я...

Так сидели они довольно долго. Потом Назир рассказал, с какими приключениями добирался он вчера до Нальчика.

— Значит, мы не сможем добраться до места!

— Ну, теперь-то дорогу, наверняка, починили. Да, Валюша, ты до сих пор не сказала мне, где вы собираетесь работать в этом году.

— Борис Петрович наметил Чегемское ущелье. Это так далеко от вашего аула... — И девушка неожиданно заплакала, припав головой к груди Назира.

Он растерялся: ему еще не приходилось иметь дело с плачущими женщинами.

— Перестань, Валюша, перестань, — твердит он, поглаживая ее по волосам, — сегодня у нас такой радостный день, не плачь, прошу тебя...

— Я не плачу, — отвечает Валя, и начинает плакать уже по настоящему, всхлипывая и вздрагивая.

Назир крепче прижимает ее голову к своей груди.

— Назир, — шепчет она сквозь слезы, — почему так бьется у тебя сердце?

— Оно горит, понимаешь, горит... У меня пожар сердца, Валюша... Помнишь, как у Маяковского... Я люблю тебя...

Валя обвивает руками шею Назира.

Как хорошо, что вокруг никого нет... Лишь вдалеке, на Комсомольской аллее, маячат фигуры отдыхающих. У каждого возраста свои заботы. Пожилые люди, пытаясь вернуть ускользающую молодость, степенно совершают свою утреннюю прогулку или бегают по аллее мелкой трусцой. Какое дело Вале и Назиру до них, а им — до молодых влюбленных, застывших в тесном объятье на тенистой садовой скамейке!