Франко. Краткая биография - Габриэлла Эшфорд Ходжес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как это уже много раз случалось, душевные метания Франко парадоксальным образом содействовали достижению определенной политической цели. Ему так или иначе было необходимо притормозить стремление итальянцев к быстрой победе — чтобы выиграть время для упрочения собственной власти после войны. И потому он решил «завоевывать Испанию город за городом, деревню за деревней, станцию за станцией» и не «укорачивать войну ни на один день». Похожие мысли Франко высказывал и ранее, когда открыто признал: «Для меня может быть даже опасно войти в Мадрид при помощи сложной военной операции. Я не возьму Мадрид ни часом раньше, чем это необходимо: сначала я должен убедиться, что смогу установить новый режим».
Во время встречи с Канталупо Франко обнаружил глубокое ощущение вины и панический страх перед наказанием. Возможно, эти чувства возникли или обострились оттого, что он напал на истовых католиков: ведь и его мать была католичкой, и, вероятно, он просто боялся понести заслуженное наказание свыше. Его старания убедить самого себя и окружающих, что, имея на своей стороне Господа и папу римского, он в принципе не может быть в чем-либо виноват, в Басконии оказались подвержены сильнейшему испытанию.
И если, как в нашем случае, Франко отождествлял Родину (или, как он обычно говорил, Родину-Мать) с собственной матерью, его желание физически слиться с ней и в то же время уничтожить ее никогда не проявлялось более очевидно. Гитлер, по всей видимости, путал германскую нацию с пораженным раком телом своей матери, а себя самого — с хирургом, который должен «прижигать на живой плоти язвы», и каудильо рассуждал схожим образом. Многие из его сторонников также поддались этой сильно отдающей инцестом фантазии. Хименес Кабальеро (проповедовавший националистические идеи) сравнил Франко с «фаллосом, пронзающим Испанию», который «глубоко проник во внутренности Испании… до такой степени, что сейчас невозможно понять, то ли Испания — это Франко или Франко — это сама Испания». В 1938 году Кабальеро написал: «Мы видели, как он [Франко] склонился над картой Испании и делал операцию на живом теле Испании с тщанием и трагедией хирурга, который оперирует свою собственную дочь, свою собственную мать, свою любимую супругу». И трогательно продолжал: «Мы сами видели, как слезы Франко капали на тело этой матери… каковой является Испания, а по рукам его текла кровь и боль этого святого тела, бьющегося в судорогах». Последствия той хирургической операции оказались опустошительными.
Было ясно, что немцы хотят получить свою долю от этой хирургии. Установив блокаду с моря, легион «Кондор» обрушил град бомб на город Дуранго, стоящий на шоссе между Бильбао и фронтом. 24 апреля безжалостные бомбардировки и артиллерийские обстрелы вынудили басков начать беспорядочное отступление. Поддерживавшие постоянную связь полковник Вольфрам фон Рихтгофен и Вигон договорились загнать в котел отходящие части басков между Герникой и Маркиной. Они пунктуально информировали Франко об этой операции. Рихтгофен предпринял целую серию воздушных налетов на отступающие силы басков, кульминацией которых стала массированная бомбардировка Герники. С притоком беженцев и крестьян в рыночный день население городка достигло порядка десяти тысяч человек. 26 апреля с 16.40 до 19.45 маленький беззащитный городок оказался практически стерт с лица земли. Тысяча шестьсот сорок пять человек были убиты и около тысячи ранены. Полное разрушение древней столицы басков позднее увековечил в своей картине Пикассо.
После взрыва международного возмущения Франко в очень агрессивной форме дал путаные и противоречивые объяснения происшедшего. Ни одно из них не совпадало с рассказами местных жителей и иностранных журналистов, прибывших вскоре после бомбардировки. Поначалу он дал строгое указание своей пресс-службе полностью отрицать, что бомбардировка вообще имела место, а также утверждать, что немецкие самолеты не участвуют в боевых действиях в Испании. Затем, все же признав, что Герника была разрушена, каудильо заявил: «Красные воспользовались [немецкой и итальянской] бомбардировкой, чтобы поджечь город». В конце концов признав и то, что немцы уничтожили Гернику, Франко дал понять, что это произошло без его ведома. Но его решительное одобрение всех боевых операций Шперрле и Рихтгофена, отказ предпринять детальное расследование варварской акции и тот факт, что он не настаивал на отзыве в Берлин немецких командиров, как обязательно бы поступил в случае их самовольных действий, доказывает соучастие каудильо в этом преступлении.
После того как Герника была превращена в груду развалин, а репутация Франко оказалась окончательно подорвана в глазах мировой общественности, он обратил внимание на сохранение своих политических позиций в Испании. Хотя именно в политическом отношении националисты выглядели более монолитно, чем республиканцы, ситуация в лагере каудильо была не слишком ясной. Оптимистические предположения Франко и его брата Николаса, что по прошествии времени и после военной победы, которая на этом этапе отнюдь не казалась гарантированной, власть генералиссимуса будет укреплена, начинали выглядеть несколько наивными. Пока Николас, правда кое-как, контролировал международные связи националистов, но юг страны оставался практически исключительной вотчиной Кейпо де Льяно, а также поползли слухи, что Мола стремится возглавить правительство, оставив Франко только руководство военными действиями. Стало достоянием общественности и политическое соперничество между основными партиями — фалангой, «Испанским обновлением», карлистами и СЭДА. И хотя все они принимали участие в военном заговоре, каждая из них имела собственные, ярко выраженные интересы и свои виды на характер будущего государства. Монархисты жаждали восстановления военной монархии, подобной той, что существовала при режиме Примо де Риверы. Карлисты мечтали о теократическом государстве под руководством их собственного претендента на трон. Фалангисты склонялись к испанскому эквиваленту Третьего рейха. С учетом того, что в армию националистов вливалась масса новобранцев из различных, зачастую антагонистически настроенных политических групп и верность Франко вряд ли являлась их главным приоритетом, необходимо было что-то делать для усиления личных позиций каудильо.
И тогда среди его сторонников возникла идея объединить различные политические силы в лагере националистов в единую партию фашистского толка с Франко в качестве авторитарного лидера. Очевидно, что лишить политического влияния различные партии, объединив их в монолитную структуру под руководством каудильо, и не вызвать при этом волнений среди их сторонников, было весьма трудной задачей. Но, обладающий качествами хамелеона, Франсиско Франко с помощью острого ума и юридических познаний Серрано Суньера сумел провести в жизнь эту весьма сложную политическую комбинацию.
«Своевременная» смерть или уход с политической сцены
