Ночные тени (сборник) - Ирина Глебова

– Помню… – Игорь в самом деле вспомнил то, что, казалось, совсем ушло из памяти. – А вообще, малышка, что будем делать сегодня?

– Не расставаться. – Даша легонько засмеялась. – Ты не работаешь сегодня? Ведь воскресенье.

– Да, я свободен.

– Пойдём паломничать по местам детства.

– И юности, – подхватил Игорь. – В зоопарк, что ли?

– Да! И на канатке кататься. И в кафе «Мурзилка».

– Э-э, милая, «Мурзилки» с мороженым, зверушками на стенах и мультиками давно нет. Сам особнячок стоит, но в нём – дорогой гриль-бар для новых богачей.

– Всё равно пойдём! Что бы там ни было, я своих любимых Золушку и Принца на левой стене всё равно увижу.

… А потом они, наконец, заснули. И проснулись, когда солнце стояло высоко. По обыкновению палило: гроза, похоже, опять обманула. Быстро позавтракали и засобирались в зоопарк.

– Проведаем Серёжу, – предложила Даша. – Не обидится он? Ночевал ведь один.

– Да он у меня совсем уже взрослый. И не один он – у нас сейчас живёт человек, я тебе рассказывал.

– Помню, бомж твой. Не боишься мальчика с ним оставлять? Мало ли…

– Что ты! Гриня человек совершенно безобидный. Жалкий даже.

– Так может возьмём Серёжу с собой?

– Паломничество по местам детства со взрослым сыном? – подколол её Игорь. – Нет уж! Да и нет его давно дома, уехал на дачу к другу. Кстати, здесь, в этом же подъезде, паренёк живёт. Олег Барков.

– Олежка? Да я его помню. – Даша засмеялась. – Года на два младше меня. Между прочим, был в меня влюблён.

– Когда же это?

– А когда он был в первом классе, а я – в третьем.

Даша была к походу готова, расчёсывала у зеркала волосы. Игорь залюбовался ею. Стройная, гибкая, в лиловых хлопчатобумажных шортах до колена, полосатой короткой маечке-футболке, лёгких сандалетах. Подхватив матерчатую сумочку на длинном плетёном ремешке, девушка потянула его к выходу.

– Дашутка, – попросил Игорь. – Давай заскочим ко мне, я тоже переоденусь. Хотя бы джинсы вместо брюк.

– Только мигом!

Держась за руки, они выбежали из подъезда. В это мгновение во двор, вырулив из-за угла, въехала легковая машина с милицейской мигалкой. Ехала она, правда, без сирены, но когда тормознула у его подъезда, у Игоря неприятное предчувствие сжало сердце. Из машины вышли два человека в штатском, хотели войти в подъезд. Но один – высокий, с густыми, чуть тронутыми сединой волосами и усами, придержал спутника рукой, кивнул на приближающуюся парочку. Когда же Игорь и Даша подошли, он спросил:

– Вы Лунёв Игорь Романович?

– Да. – Игорь остановился. – А в чём дело?

– Майор Кандауров. – Мужчина достал удостоверение, подал Игорю. – Старший оперуполномоченный уголовного розыска… Игорь Романович, у вас есть сын?

– Да, сын Серёжа, двенадцати лет.

Майор достал из блокнота фотографию, подал Игорю. Тот, ещё только протягивая руку, сразу подумал, что речь идёт о Грине, упрямо и неприязненно сжал губы. Да, на карточке в самом деле был его протеже. Только… налысо выбритая голова казалась уродливо ассиметричной, глаза, сведённые в щёлочки, тускло отсвечивали злобой. Тревога, словно осязаемый ком, прокатилась по горлу, дёрнув кадык, дальше, по грудной клетке, прямо к сердцу. Чуть было не сорвалось с губ: «Да, я его знаю…» Но въевшаяся в кровь привычка держать слово остановила его. Игорь вспомнил своё самое первое обещание там, в комнатке на парковой сцене, вспомнил, как уговорил Гриню рассказать о преступлении, свидетелем которого тот невольно стал, как убедил того, что всё останется между ними. Гриня доверился ему. И не скрывал, что был в заключении. Это жуткое фото – явно из тюремных архивов. А какая радость или доброжелательность могут быть на лице арестанта? По-настоящему Гриня другой: Игорь словно воочию увидел испуганный взгляд, неловкую смущённую улыбку, худенькую фигуру безобидного человека, которого всю жизнь все предавали. Наверняка милиция ищет Гриню, как свидетеля убийства в подвале. А, может, как подозреваемого? Несчастный бомж так этого боится! Неужели он, Игорь, тоже его предаст?

Лунёв оторвал взгляд от карточки, решительно-жёстким движением повернулся к милиционеру. Но ничего не успел сказать. Майор Кандауров крепко взял его руку у локтя, проговорил напористо, глядя в глаза:

– Забудьте всё, что вам говорил этот человек. Всё, что вы ему обещали. И поскорее, времени нет. Речь идёт о безопасности вашего сына.

Игорь почувствовал, как в другую его руку вцепилась Дашина ладонь. Он, не успев ещё испугаться, удивился:

– Почему? – вопрос вырвался сам собой.

Майор вновь поднял чёрно-белый снимок – фас и профиль – к глазам Игоря.

– Потому, что этот человек – «угличский упырь». И последние его жертвы – ровесники вашего Серёжи.

Кандауров

Вообще-то, вначале Викентий и Михаил планировали в воскресенье поработать – поездить с тремя отобранными в Ярославле фотографиями по точкам скопления бомжей. Из милицейских райотделов те, правда, понемногу рассасывались: кто получал разрешение уехать из города, кто направлялся на лечение или на работу – уборку улиц, на поля ближайших сельских хозяйств. Но ещё оставалось довольно много их в КПЗ, да и в больницах отыскать можно было.

Но… усталость последней недели оказалась сильнее. И когда кто-то из ребят его розыскной группы взмолился: «Викентий Владимирович! Давайте передохнём в свой законный выходной! Дома уже в лицо забыли!» – он даже не сопротивлялся, согласился. Сам чувствовал такую концентрацию усталости, которая может и помешать работе. Сосредоточиться, что-то быстро сообразить стало трудно. Да, надо отдохнуть, надо! А ведь у других ещё и семьи…

Вот и проспал Викентий воскресенье почти до полудня. Отлично спал – без сновидений, тревожащих звонков. А проснувшись ещё с полчасика, просто так, повалялся в постели, думая о дочери, об одной знакомой женщине по имени Ольга. Они и встречались-то всего два раза – по делу, год назад. Но с того времени Викентий постоянно вспоминал и кухню, где его угощали чаем, и пианино – старое, но очень хорошей немецкой фирмы, и пальцы, быстро-быстро бегущие по клавишам… Мягкий голос, серые лучистые глаза… Позвонить бы, но в том дальнем микрорайоне ещё не построили АТС, и у Ольги нет телефона. Поехать? Вот так, без повода? Хотелось верить, что она ему обрадуется, но всё же… Ведь он и называл её только по имени—отчеству – Ольга Степановна…

Завтрак себе Викентий готовил не торопясь: омлет с колбасой, помидоры крупнорезанные со сметаной. Заварил чай: дома он не пил кофе, хватало его и на работе. Давно выбрал себе, по своему вкусу, два вида цейлонского чая, готовил его по известному анекдоту: не жалел заварки. Когда уже собрался наливать большую чашку, вдруг вспомнил, чего ему не хватало весь завтрак – газеты! Быстренько спустился на первый этаж к почтовому ящику. Несмотря на сильное подорожание периодики, Викентий продолжал выписывать то же, что и много лет подряд: две городские газеты, «Комсомолку», «Труд», «Аргументы и факты». В эту сумасшедшую неделю он совершенно забыл о почте, и ящик не открывался со вторника. Зато теперь, бросив перед собой ворох прессы, он наконец налил чаю.

Начинал читать Викентий всегда с городских газет. Ему была интересна жизнь города. Вообще-то Кандауров на недостаток информации жаловаться не мог. Утренние и вечерние сводки происшествий, уйма фактов, получаемых при расследовании и общении с коллегами. Но всё это были известия криминальные, или, во всяком случае, отрицательные: забастовки, митинги протеста, пикеты у городской мэрии… А хотелось узнать, какие театры гастролируют, какие проводятся выставки, что издаётся…

Просматривая молодёжную газету, Викентий успел выпить свою чашку, пока в конце, на восьмой странице, наткнулся на имя, крупно набранное: Игорь Лунёв. Поскольку об этом человеке только вчера у них был разговор с Лоскутовым, Кандауров пробормотал:

– Ну, ну, интересно…

Газета давала анонс большого материала, который собиралась публиковать в нескольких следующих номерах: «Известный журналист проводит собственное расследование. После статьи об охоте на бомжей, которую, вслед за нашей газетой, напечатала и «Комсомольская правда», Игорь Лунёв продолжает тему бездомного человека, теперь уже на конкретной судьбе конкретного изгоя. Его герой – человек, которого всю жизнь все предавали. Невольный свидетель убийства боится за свою жизнь».

Дочитав последнее слово, Кандауров прикрыл ладонью текст, задержал дыхание, справляясь с куда-то бешенною рванувшимся сердцем. Ему страшно было поверить самому себе – слишком уж неожиданно пришёл к нему «момент истины». И страшно разочароваться. Медленно, с остановками после каждой строчки, он перечитал одну за другой фразы анонса. Всё получается, всё сходится! Лунёв интересовался именно убийством в Коцарском переулке. А кто же был «невольным свидетелем» этого убийства? Парнишка, последняя жертва «упыря». Именно он мог рассказать тому об этом, причём даже незадолго до гибели… «Упырь», по их подозрениям, бродяжничал или отирался рядом с бомжами – последние его жертвы из этой среды. Игорь Лунёв писал об облаве на бомжей и, видимо, желая продолжить тему, где-то наткнулся, нашёл, познакомился с убийцей, выдающим себя за бродягу. Причём, случилось это, скорее всего, сразу после облавы. «Упырь» сумел не попасться, притаиться, а потом – да, потом, видимо, Лунёв его пригрел, спрятал у себя! Для чего журналисту прятать незнакомого бродягу? Ну, во-первых, как жертву произвола милиции. И, судя по анонсу, «невольного свидетеля убийства» – так он, видимо, представил себя журналисту, чтобы ещё сильнее заинтересовать. Подставил себя в рассказе об убийстве на место Витька… Почему же Лунёв оказался таким доверчивым?