Если вчера война... - Олег Таругин

— Так точно, товарищ Сталин.

— Хорошо. После окончания совещания все вы получите фотокопии основных наиболее важных документов. Прошу изучить их в самые кратчайшие сроки и вернуть ответственным товарищам. А сейчас я бы хотел поговорить об изменениях в нашей не совсем, как выяснилось, непобедимой Красной армии. Товарищ Крамарчук, с которым все вы познакомились на полигоне, очень хвалил товарища Тимошенко. Говорил, что вы, Семен Константинович, только лишь из-за нападения Гитлера не успели завершить начатую вами реорганизацию и техническое переоснащение армии. Что вы, мол, уделяли большое значение совершенствованию боевой подготовки войск и подготовке новых командно-управленческих кадров. Товарищу Крамарчуку я верю. И надеюсь, что теперь вы успеете завершить все эти изменения. О любых затруднениях или случаях невыполнения или неполного выполнения ваших распоряжений прошу немедленно докладывать лично мне или товарищу Ворошилову. С технической же стороны советский народ и правительство СССР постараются сделать все возможное, чтобы наша армия больше ни в чем не нуждалась. И еще. — На этот раз Сталин сделал недолгую паузу. — Подготовьте мне список военачальников, которые, с вашей точки зрения или с точки зрения доверенных вам людей, были незаконно смещены со своих должностей или репрессированы. Прошу сделать это как можно скорее. Список вместе со своими краткими комментариями доставите мне лично. Это ясно.

— Так точно, товарищ Сталин. — Тимошенко стоило немалого труда скрыть удивление: последнего он явно не ожидал.

— Вот и хорошо, — усмехнулся Вождь. — Не удивляйтесь, Семен Константинович, не надо удивляться. Пришла пора многое изменить самим, чтобы нас не заставили это сделать чужие. Если у вас больше нет вопросов, я вас не задерживаю.

— Разрешите идти?

— Идите, товарищ Тимошенко. Папку с документами получите под расписку в приемной.

Тимошенко четко развернулся и покинул кабинет Сталин взглянул на единственных, пожалуй, людей в руководстве Союза, которые еще могли иногда называть его старой партийной кличкой «Коба»:

— А с вами мы еще немного поговорим. Есть несколько вопросов, которые необходимо обсудить лично между нами...

— Товарищ Хрущев? — Статный майор госбезопасности четко и в то же время как-то слегка вальяжно козырнул. За его спиной маячил еще один сотрудник страшного наркомата, на сей раз рангом пониже — капитан. — Майор государственной безопасности Качанов. Прошу вас пройти с нами, с вами хочет встретиться лично товарищ Сталин. Самолет уже ждет.

— Но я... мне ничего не сообщили. — Первый секретарь ПК Компартии Украины, член Политбюро Никита Сергеевич Хрущев мгновенно вспотел, не понимая, что именно все это может означать. Если арест — к чему такие сложности? Да и за что его арестовывать, вроде бы никаких сигналов от верных людей не поступало. Впрочем, если гости из главного управления, тогда конечно. Или это все же как-то связано с теми непонятными июльскими событиями в Одесском округео которых ему шепнули все те же верные люди? Правда, что именно там произошло, он до конца так и понял, да и не пытался особенно понять, догадываясь, куда может привести подобный интерес, но сам факт…

— Уже сообщили, — пожал плечами майор. — Только что и в моем лице. Пройдемте, товарищ Сталин не любит ждать, а путь до столицы неблизкий. Ваш заместитель предупрежден, не волнуйтесь, дела сдавать не нужно. Машина ждет внизу.

С разгона проломив бронированным лбом несколько рядов укрепленной на наклонно вкопанных в землю бревнах колючей проволоки и преодолев размякший под осенним дождем ход сообщения, танк вновь набрал ход, разбрасывая гусеницами жирную грязь. Заляпанная по самую командирскую башенку двадцатидевятитонная махина с легкостью выжимала по бездорожью не меньше сорока километров в час. Непривычно длинный ствол модернизированной пушки «Ф-34МЗ» мерно покачивался в такт движению. Новые гусеницы с цельнолитыми траками и более выраженным внешним профилем, появившиеся в иной реальности гораздо позже, нарезали почву аккуратными «вафельными» прямоугольниками полуметровой ширины.

— Слева двадцать цель, бронированная, неподвижная, бронебойным, — скомандовал приникший к резиновому налобнику командирской панорамы лейтенант Дмитрий Политов.

— «Дорожка». Огонь!

«Тридцатьчетверка» остановилась, глубоко зарывшись гусеницами в измочаленную траками предшественников глину, клюнула массивным лбом и на мгновение замерла. Оглушительно ударило орудие, покрывая мелкой рябью дождевую воду, заполнявшую рытвины и неровности грунта, и танк вновь рванулся с места.

Политов, едва ли не против воли закусив нижнюю губу, аблюдал полет подсвеченного трассером снаряда. Попадание! Отчетливо видимый синеватый огненный высверк в районе башни старенького БТ, выполняющего роль мишени, не оставлял никаких сомнении в поражении цели. Удара шестикилограммовой болванки хватило не только на пробитие, но и на то что бы сорвать ее с погона, опрокинув куда-то за корпус.

И снова привычное мелькание земли и серого осеннего неба в триплексе. Вверх — вниз, вверх — вниз будто на качелях в далеком детстве. Учебный бой продолжался, и командир новой «тридцатьчетверки», раз. работанной под руководством недавно вернувшегося из больницы Кошкина, знал, что вскоре его машине предстоит встреча с тяжелобронированной целью, на поражение которой отводилось не более двух выстрелов.

Не знал он лишь того, что уже совсем скоро тысячам точно таких же танков предстоит встретиться в реальном бою с куда более опасным противником, нежели расставленные по тактическому полю НИАБП легкие «БТ» и «Т-26», и играющие роль немецких средних танков «Т-28» с приваренными к лобовой и бортовой броне дополнительными бронелистами. И что в одном из них на командирском сиденье будет сидеть и он, лейтенант танкового взвода Дима Политов. Тот самый майор-гвардеец Политов, чей танк одним из первых ворвется ранней весной сорок четвертого года на Кенигсплац и, выламывая траками древнюю брусчатку площади, лихо затормозит перед самыми ступенями полуразрушенного Рейхстага.

Младший лейтенант Алексей Махров проверил крепление шлемофона и привычным движением задвинул фонарь кабины. Откровенно говоря, ему было страшно, страшно настолько, что даже руки едва заметно подрагивали. Нет, не лететь страшно, на новом штурмовике «Ил-2» он налетал уже прилично и вроде не был худшим в группе, но отчего именно его выбрали для демонстрации возможностей машины Сталину — самому Сталину! — он, хоть убейте, понять не мог.

Будуший дважды Герой Советского Союза, конечно же не знал, что Вождь теперь частенько практикует подобное, наугад выбирая среди личных дел недавних выпускников танковых, авиационных или артиллерийских училищ типичных середнячков и требуя продемонстрировать ему уровень их боевой подготовки и владения новой техникой. Иосифа Виссарионовича не интересовали хватающие звезды с небес отличники и бааансирующие на грани отчисления неуспевающие. Нет, ему хотелось увидеть профессиональный уровень именно среднестатистического молодого командира, одного из десятков тысяч тех, на чьи плечи в скором времени ляжет вся тяжесть первых лет войны.

— От винта!

— Есть от винта!

Трехлопастной винт нехотя провернулся несколько раз, вынесенные за обвод фюзеляжа патрубки окутались синеватым дымом, и двигатель вышел на режим. Бросив короткий взгляд в сторону придерживающего фуражку финишера, Махров плавно сдвинул сектор газа. Более чем шеститонный штурмовик — лететь предстояло с полной бомбовой и ракетной нагрузкой и штатным боекомплектом, — покачивая камуфлированными плоскостями, покатил по выстеленному рифлеными металлическими плитами взлетному полю, постепенно набирая скорость. Все, есть отрыв.

Набрав высоту, штурмовик развернулся в глубоком вираже и зашел на цель, действуя согласно боевому порядку типа «пеленг». Целью был загодя отстроенный на полигоне пятидесятиметровый макет моста с растянувшейся еще на сотню метров колонной вражеской техники и пехоты. Конечно, подобную цель одиночный штуурмовик атаковать не должен, поскольку «пеленг» подразумевает именно атаку сразу несколькими звеньями, да и охранять его в реальности вражеская ПВО будет более чем сильно, но на то и показательная тренировка: Махрову позволялись всего два захода — один бомбовый, второй ракетно-пушечный. Штурмовка допускалась в любом порядке, но зато, если промахнешься, пеняй на себя. На трибуне для наблюдателей (также загодя отстроенной) — сам товарищ Сталин …

Будущий ас-штурмовик Леша Махров направит самолет в пологое пикирование. Эх, жаль обещанное прицельное оборудование для точного бомбометания пока так и не установили на их машины! Впрочем все время отбросить посторонние мысли. Он уже практически над целью, заходит на нее со стороны солнца Палец привычно отжал предохранительную скобу, ложась на гашетку. Пора! Огонь!..