Совпалыч - Виктор Солодчук

Объявили скорую посадку на рейс Москва — Каллипсо. Толпа паломников потекла занимать очередь, и Арсений отошел подальше, уткнувшись в бар. Закусив шоколадом двойную порцию свежеотжатого тростникового сока с водкой, он услышал знакомый голос.

— …я присмотрелся получше, и заметил людей в нашем зимнем камуфляже, но оружие у них было заграничное, — уверенно докладывал Клейн с экрана телевизора. Он выглядел непривычно, как и все люди, которые всю жизнь носят очки, а потом оказываются вынужденными их снять. Щурясь в объектив камеры, Клейн в обычной своей манере рассказал о военном отряде, грузившем ледяные глыбы на скоростные катера.

— За проявленную зоркость новобранцу Клейну выражена благодарность, — сообщил диктор. — Мы будем и дальше следить за событиями в горячей белой точке.

Очередь на посадку тем временем исчезла, и Романов поспешил занять свое место в самолете. Мчась под улыбки персонала по гофрированной трубе, ведущей в самолет, он вспомнил о попутчиках в неряшливых одеждах и подумал: «Хорошо, что я лечу бизнес-классом!».

— Мы все летаем бизнес-классом, — радостно сообщил через минуту пожилой паломник с редкой бородкой. — Тратиться на внешний вид религия не позволяет, а денег полно. Все благодаря учителю. Он завещал нам одно-единственное правило, следуя которому можно проникнуть даже во внутреннюю суть вещей, после чего привлечь финансовые потоки — раз плюнуть. Учитель сказал: «Ода форма далисан», что в переводе значит «Up is down».

— Вверх — это значит вниз, — кивнул Романов. — Знаю. На высоте десяти тысяч метров это успокаивает. А сейчас я посплю, извините.

Арсений закрыл глаза и стал думать обо всем сразу. Открывающиеся на новой работе финансовые перспективы окрыляли воображение, но ограничивали высоту полета узким коридором не шире телевизионного экрана, где на фоне красивых вещей светились адреса модных магазинов. Оказалось, что в спинках кресел включились мониторы и перед фильмом крутили рекламу. Арсений щелкнул выключателем и в самом деле уснул. Через секунду самолет стал падать. Повинуясь закону не то невесомости, не то гравитации, желудок тяжелой птицей взлетел под горло. — Воздушная яма, — догадался Романов, открыл глаза и удивился. Нет, ему не показалось — одежды паломников стали белыми. Сменившие цвет попутчики пели песню на неизвестном языке, в части мотива сильно похожую на «Камаринскую».

Ода форма далисанТоне карма толисаКане доля увекаМине добра итака

За полчаса она успела описать все когда-либо существовавшие литературные традиции, через пятьдесят минут — раскритиковать всех писателей школьной программы, через шестьдесят — современных авторов

— Уже проснулись? — вежливо поинтересовался сосед. — Извините, если помешали, но у нас торжество, — он показал утреннюю газету, где с передовицы щурился Клейн. — Война началась.

— Почему же торжество? — удивился Арсений. — Ведь люди погибнут.

— Вот именно! — воскликнул паломник. — Свершится предназначенное. Видите ли, мы верим, что есть три типа людей: одни родились и живут в свое время, другие — опередили его, а третьи пришли из прошлого. С первыми все понятно. Со вторыми, в принципе, тоже — это гении, опередившие свое время. А вот кто из прошлого, с теми сложнее. Они привыкли все с помощью силы решать. И человека им убить легко, и даже желание такое у них возникает регулярно. Они опасные. Агрессивные, понимаете?

— Понимаю, — кивнул Арсений. — Я одного такого недавно встретил. В армии.

— Вот-вот, — обрадовался белоснежный сосед. — Армия для них. Как раз такие люди убивают друг друга на войне.

— Как же гражданское население? Не агрессивное. Оно ведь тоже гибнет.

— Это плата за равнодушие. Ведь в мирное время люди из прошлого страдают у всех на глазах. Только немногие находят себя в обществе, остальные вяло сходят с ума. А население не любит когда кто-то сходит с ума, оно милицию вызывает. Вот поэтому мы считаем войну благом, потому что люди из прошлого миллионами убивают друг друга, а после их гибели мир становится добрее. Отныне мы станем носить праздничные белые одежды, ибо любая война закончится миром. Мирное время обязательно заканчивается войной, поэтому до этого момента мы были в трауре, понимаете?

— Ясно, — сказал Арсений. — Up is down.

Подумалось, что всякая уважающая себя религия должна присутствовать в жизни человечества в двух вариантах: бесплатной демо-версии, когда любой может легко приобщиться или отлучиться без особого вреда или пользы, и в полновесном лицензионном варианте.

Лайнер снижался над облаками. Вид из иллюминатора легко можно было бы выдать за ледяной арктический пейзаж.

— Или антарктический, — подумал Романов. — Вверх — это значит вниз.

Повинуясь этой мысли, он посмотрел на потолок салона, бросил взгляд на пол и где-то посредине наткнулся на развернутую английскую газету. После фоторепортажа с антивоенной демонстрации в Лондоне, странно озаглавленного «Lake Move Wot Nar», следовала небольшая заметка, к событиям в Арктике отношения как будто не имевшая:

«На фоне обострения международных отношений лидеры более чем пятидесяти стран особенно драматически воспринимают участившиеся случаи получения под видом корреспонденции конвертов с порошком серого цвета. Остается только догадываться каким образом в условиях повышенной безопасности этот «пепел войны», как журналисты уже успели окрестить содержимое конвертов, все же попадает на столы президентов и премьер-министров.

В ходе расследования было неоднократно установлено, что во всех случаях порошок представляет собой абсолютно безвредную смесь зерен белой и черной горчицы и является, по-видимому, предупреждением…»

Сосед закрыл газету и стал пристегивать ремни. В иллюминаторе сверкнуло море, омывающее берега прекрасной Каллипсо — «жемчужины среди песчинок», как именуют её туристические справочники.

Отделившись в аэропорту от белоснежной толпы, Арсений сел в такси и велел водителю ехать в гостиницу поприличней. Пахнущий морем теплый ветер ворвался в люк автомобиля, за окном замелькал портовый город, и само собой пришло настроение провести вечер весело и беззаботно. Он бросил вещи в номере отеля, повертелся в душевой кабинке и вышел на прогулку в тот самый волшебный час, когда тени платанов еще различимы на булыжной мостовой. Пестрые компании говорили на самых разных языках, в кафе сидели иностранные матросы в смешных беретах, внизу переливались огни порта.

Непонятно зачем Романов взял на прогулку ноутбук и теперь сидел в кондитерской, внося в рукопись последние правки. Обман Иваныча сейчас больше смешил его, чем огорчал: благодаря встрече со стариком, Арсений пережил сложный период жизни, увлекшись таким бесполезным занятием, как переписывание пенсионерского вранья в компьютер. И все же, книга местами казалась Романову интересной. Пролистав файл до конца, он нашел в сети сайт издательства «Ундервуд» и отправил им результат своей работы под заглавием, придуманным в последний момент: «Неолит». Подразумевалась и новая литература, и версия детского писателя Журавлева о длящейся до наших дней фазе каменного века.

Мобильный пискнул и на экране появилось изображение конвертика. «Я переезжаю к Мандарину. Таких, как он, один на миллион. Игра окончена» — сообщение от Кузи не вызвало никаких эмоций, и Романов опять уткнулся в экран.

— Извините, вы не могли бы посмотреть в Интернете прогноз погоды на завтра?

Голос из-за спины был требовательным и принадлежал красотке за соседним столиком. Ее глаза цвета голубого арктического льда смотрели чуть насмешливо.

— Температура морской воды плюс двадцать два, — исполнил просьбу Арсений. — Ветер юго-восточный, воздух прогреется до тридцати пяти градусов тепла.

— Вы интересно отвечаете, — сказала девушка. — Обычно все с воздуха начинают, а вы — с воды. Только я на пляж не хожу. Сгораю моментально. Видите, какая белокожая? Надежда, — она протянула тонкую руку для знакомства.

Дальше все завертелось очень быстро. Романов угостил Надежду мадерой, они погуляли по улочкам старого города и поговорили о литературе — выяснилось, что она учится на филологическом факультете.

— Надеюсь, вы не роман своего поколения написали? — насмешливо спросила она, когда узнала о рукописи в недрах ноутбука. — Не то пришлось бы в вас срочно влюбиться.

— Это не роман, — сказал Арсений, ощущая прибывающую пустоту в голове и густую тяжесть в противоположной части тела, — это повесть. И не моего поколения.

Ее литературные предпочтения были такими же узкими, как ее бедра, чувство стиля — тонким, как талия, а эрудиция широкой и щедрой, как улыбка. Надя любила австралийскую прозу семидесятых, русских фантастов девятнадцатого века и современных чешских художников. За полчаса она успела описать все когда-либо существовавшие литературные традиции, через пятьдесят минут — раскритиковать всех писателей школьной программы, через шестьдесят — современных авторов, а на шестьдесят первой минуте Романов целовал Надежду на ступеньках своего отеля.