Совпалыч - Виктор Солодчук

— Известно ли уважаемому собранию — как охотится белый медведь? — риторически начал выступление Левон. — Он сидит возле проруби и ждет тюленя, а когда тот вынырнет, дает бедному животному молниеносную оплеуху. Медведь может ждать несколько дней. Он сидит почти не дыша, чтобы в один момент вложить в один удар всю свою силу, свой голод, свое ожидание. В это самое время, когда мы находимся здесь, медведь сидит и ждет.

Голос моего друга, всегда окрашенный в тона доброжелательности и спокойствия, сейчас звенел высшей октавой. Я представил белую точку на белом немом пейзаже. Бдительный полусон голодного зверя навалился на меня, и в скрипении кожаных кресел я услышал шорох льдин и треск спаянных космическим холодом торосов.

— Белый медведь ждет, — витал над ледяными просторами голос лектора, — и вместе с ним ждет вся Арктика, от Югорского Шара до Берега Франца-Иосифа, и ждет Антарктика от Земли Королевы Моб до Мыса Кашалота. Чего же они ждут?

Левон перевел взгляд с записей на слушателей. На протяжении долгой паузы глаз докладчика не искали встречи с кем-нибудь отдельным, ему требовалось внимание всей, без исключения, аудитории — и он получил его. В кают-компании звенела тишина.

— Конечно же, неодушевленные ледяные шапки полюсов не могут никого ждать, — разрядил атмосферу докладчик. — Сформулируем вопрос по-другому: если они никого не ждут, кто или что, в таком случае, ожидает их самих?

Он заговорил о вещах столь необычных, что рука моя сама принялась конспектировать. Вот что я услышал. Давным-давно, во время одного из ледниковых периодов, существовала единственная человеческая раса. Была она немногочисленной — вот и все что о ней известно. Но было в том мире нечто потрясающее, а именно — культ Ледяных родителей. Все люди с рождения поклонялись двум гигантским статуям изо льда. На Северном полюсе планеты стоял Ледяной Папка, на Южном полюсе — Ледяная Мамка. Ежегодно в день зимнего солнцестояния народ собирался на полюсе и отправлялся в путь, длившийся ровно полгода, чтобы, дойдя до противоположного полюса, отправиться назад. Можно было бы подумать, что у этих людей было не все в порядке с головой, если бы у них не было настолько все в порядке с астрономией, навигацией и кораблестроением.

К сожалению, никаких материальных следов раса Ледяных детей не оставила, за исключением нескольких камней с клинописными путевыми заметками, хранящихся в Макао, где Левону довелось побывать не так давно. Заинтересовавшись странным культом, он выменял на детекторный приемник некоторые крупицы информации, анализ которых позволял сделать следующие выводы:

1. Арктика и Антарктика являются чем-то наподобие положительного и отрицательного полюсов электрической батареи, вырабатывая на протяжении миллиардов лет неопределенного типа энергию.

2. Это энергия более древняя, чем энергия Солнца, она лежит в основе природных явлений — движения атмосферных фронтов, морских течений, вулканов и землетрясений, обеспечивая даже вращение нашей планеты вокруг своей оси.

3. Неизвестно как действует эта сила на живые организмы. Но, если учесть, что раса Ледяных детей не оставила ни изображений охоты, ни кухонных черепков, можно предположить, что питались эти люди исключительно вышеупомянутой энергией.

Сурьяниан закрыл свои записи и продолжал:

— Война, которую мы только что пережили, не была битвой за территорию… Это была борьба за энергетические ресурсы — нефть, леса, озера и реки. Энергия полюсов даст человечеству мир без войны, потому что ее хватит для всех на вечные времена.

Сейчас, когда мир получает передышку, необходимо серьезное изучение вопроса, объединение ресурсов всех держав. Вот почему я направляюсь в Москву, а в скором времени надеюсь посетить Токио и Лондон. Ученые должны знать, что у мира есть не только реальный шанс, но и подходящий момент его использовать.

Мой друг вернулся в кресло под одобрительные аплодисменты. Моряки переговаривались, ждали выступления капитана.

— Разрешите поинтересоваться, — встал Саблин, — только прошу правильно меня понять. Вот сейчас война закончится. В мирное время все это не нужно, — курсант очертил кают-компанию движением руки. — Что мы будем делать, когда мир изменится?

— Мир не изменится, — сказал Беспрозванный, — и люди не изменятся. Но отношения мира и людей станут другими. Какими — неизвестно, поэтому работа для нас найдется. Во всяком случае, в ближайшее время. Лет через пятьдесят-шестьдесят посмотрим. Вот только тогда мы будем уже стариками.

— Давайте же сейчас договоримся, — срывающимся от волнения голосом сказал Саблин. — Что бы ни случилось, встретимся через шестьдесят лет в Ленинграде. Скажем, первого августа. И пусть каждый к этому времени воспитает себе замену для «Гаммаруса». Кто за?

— Единогласно, — подвел итог голосования капитан. — А все это мы сдадим в музей.

Он кивнул в сторону плаката «Служба в армии — отстой и позор». Под текстом художник изобразил цепочку эволюции — от простейших организмов до Homo Sapiens. На предпоследней картинке человек поднимал с земли палку, а на последней — снова превращался в обезьяну.

— Мы хорошо потрудились, — сказал Беспрозванный. — Миллионы экземпляров «Справочника дезертира» на пятнадцати языках, повесть старшины Кубикова «Приключения Иожефа Лады», мультфильм «Мадам Кураж», десятки подпольных радиостанций классической музыки. Нам есть что вспомнить. Нельзя забывать, какой ценой досталась победа. Жизнями товарищей мы уплатили эпохе долг с процентами. Провал резидентуры в Лозанне обошелся в двенадцать человек, не считая Леопольда, о котором ничего не известно. Нас будут искать до самой пенсии, потому что о стратегических наступлениях предупреждались обе стороны конфликта. Мы смешивали им карты, как могли, и они этого не простят. Так что, без адреналина не останетесь, курсант, — Беспрозванный поморщился, — хотя рекомендую обходиться без него. Есть еще вопросы?

Вопросов у матросов не было. Далее капитан рассказал, что через три дня состоится встреча с союзниками и турнир субмарин «Полуторакубка Ллойда». Половинка кубка добавилась в название после того, как предыдущий турнир был прерван в полуфинале — в небе появилась стая вражеских торпедоносцев, при виде турнира выстроившаяся вопросительным знаком и уже расходящаяся в боевой порядок.

После собрания все немного обсудили компанию Ллойда и пришли к единогласному мнению, что если синхронизировать с плеском прибоя удары колокола, по традиции в каждое Рождество отсчитывающего число погибших за год судов, то можно попасть в интересный совпалыч.

Затем состоялись безалкогольные поэтические чтения, мой сосед по каюте — молчаливый и слабо слышащий Крутов — читал поэму «Освобождение», первое четверостишие я могу вспомнить даже сейчас.

Вечер в музее. Сгущаются краскиБледные маски острова ПасхиРусские сказкиНемецкие каскиТянется время, как связки гимнастки

В поэме рассказывалось о том, как в художественном музее, где хранилась картина Караваджо «Взятие Христа под стражу», один из пожилых искусствоведов отождествил себя с римским легионером на полотне и решил освободить Спасителя, для чего тайно вынес картину из музея. Опомнившись и почувствовав уколы совести, он попытался вместе с другом — отставным следователем прокуратуры — вернуть картину на место, но было уже поздно — музей сравняла с землей разъяренная толпа художников.

Турнир должен был состояться в северном районе Атлантики, предположительно в сотне миль от Оркнейских островов. Место представляло собой скалистый остров, покрытый хвойной растительностью. На западе линия побережья образовала уютную естественную гавань. «Гаммарус» прибыл на встречу с союзниками за сутки до начала турнира, когда склянки отбили восемь вечера. До полуночи ветер гнал по заливу мелкую волну, но, когда небо провисло под тяжестью созвездий, вода стала черной и неподвижной, как в глубоком колодце.

Несколько матросов выкатили на палубу катушку толстого электрического кабеля, подвесили непонятного назначения стеклянный шар и спустили эту конструкцию за борт.

— Ночная световая станция, — пояснил появившийся из темноты Беспрозванный, — Lux ex tenebris, свет из тьмы вручную. Забавный прибор.

Некоторое время шар погружался под скрип катушки, увлекая за собой кабель.

— Свет, — скомандовал капитан, и под водой зажглось белое солнце. Шар висел на глубине нескольких метров, освещая песчаное дно так ярко, что были заметны даже отдельные ракушки — залив оказался вовсе не глубоким. Освещенная арена быстро заполнилась любопытными подводными жителями. По дну ползали невероятной формы членистоногие, омары и лангусты забирались друг другу на панцири, пытаясь огромными клешнями дотянуться до светящегося шара; стаи мелкой рыбешки вились как насекомые вокруг лампы; по песку скользили тени акул, устроивших хоровод вокруг подводного солнца. Все вместе это было так прекрасно, что на палубе стало совсем тихо — наше восхищение не нуждалось в словах.