Тигроловы - Анатолий Буйлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем тигриная тропа завела промысловиков в обширную котловину, заросшую перестойным ельником. Вся долина была перетоптана кабаньими следами — большой табун пасся на хвоще, который рос здесь густой щетиной, едва-едва прикрытой снегом. Следы были и старые, недельной давности, и свежие — ночные. Но опять тигрица, не обратив внимания на близость кабанов, продолжала идти своим курсом. «Значит, и правда где-то у нее близко давленина», — подумал Павел, стараясь проникнуть взглядом как можно глубже в чащу, но чаща все расступалась и расступалась, показывая совсем не то, что напряженно ожидал увидеть он. Но то, чего не могло пока увидеть зрение, пыталось рисовать воображение... А рисовалось все одно и то же: сумрак пихтового леса, мрачные нагромождения корневищ и валежин, утрамбованный снег, забрызганный кровью, на снегу растерзанный кабан или изюбр с обглоданными ребрами и над ним три огромные, испачканные кровью, кошачьи морды со злобными и горящими глазами... Почему-то казалось Павлу, что глаза у тигра именно злобные и горящие, как угли, ведь недаром же людская молва считает его самым опасным и кровожадным зверем.
— Павелко! Слышь, остановись-ка! — приглушенным голосом окликнул его Евтей. — Не беги шибко, вон Юдов с Николаем приотстали... — Евтей, усмиряя дыхание, внимательно ощупывал взглядом тигриную тропу и пересекающие ее кабаньи следы. — Вишь, кабанов тут сколько на хвоще собралось? Большой табун, его-то она и будет пасти теперь всю зиму. — Брови и борода Евтея заиндевели, на щеках и на носу поблескивали бисеринки пота. — Скоро уж придем к давленине. — Он взглянул на Барсика — пес, натянув поводок, пристально смотрел в чащу леса по ходу тигриной тропы, туда же смотрел и Амур. — Видишь, собаки насторожились?
— Чо стали? — тихо и тревожно спросил Савелий.
— Да ничо, просто вас поджидаем, и Павлу сказывал, чтобы тише шел, — должно, близко она уже. Скажи Николаю, чтобы карабин приготовил к стрельбе. Айда, Павелко!
И опять послышалось Калугину в голосе Евтея скрытое напряжение и волнение. Сердце Павла, сколько ни пытался он себя успокоить, вновь застучало громко и часто, нервы напряглись. Шел он небыстро, но дыхание почему-то все время перехватывало, как во время бега. Минут через десять такой напряженной ходьбы он увидел на тропе кроме попутного еще и встречный тигриный след. Он был еще теплый: собаки, понюхав его, вздыбили на загривках шерсть. Тигроловы понимающе переглянулись.
— Теперь, Павелко, поспешай! — тихо сказал Евтей. — Видно, тигра почуяла нас, вишь, приходила сюда узнать, в чем дело. Сейчас она может на давленине нас не дождаться, а сразу поведет от нее молодых, придется тогда на рысях за имя бежать.
«Вот оно, начинается!» — азартно подумал Павел, ринувшись по свежей звериной тропе. Но не успел он пройти и ста метров, как наткнулся на растерзанную чушку — она лежала у подошвы сопки на чистом месте посреди кабаньих троп и копанин. Весь снег вокруг был изъеложен и замусорен шерстью. Быстро обойдя давленину, охотники нашли выходные следы тигров, — они тянулись по старой кабаньей тропе вверх на сопку и были уже чуть-чуть подстывшие, — звери ушли отсюда минут пять тому назад.
— Эх-ма! Язви тя в душу! — тронув след рукой, с досадой выругался Савелий. — Увела, учуяла нас раньше времени. Ну, давай, давай, Павлуха! Чо стоишь? Быстрей иди по следу до первой лежки. Как прыжками от нас пойдут, так сразу стреляй! Понял, нет?
— Все понял, Савелий Макарович! — весело откликнулся Павел, вновь ринувшись по следу.
— Да не так шибко! — осадил его Евтей. — Торопиться торопись, да и нас не оставляй. На свежие чушечьи тропы ежели выйдет она — смотри, не потеряй ее следы, не давай ей оторваться от нас.
На середине склона тигры действительно вышли на свежие кабаньи тропы и долго петляли по ним, стараясь запутать свои следы, но Павел уверенно разбирался в них и вскоре вывел бригаду на снежную целину. Здесь тигры продолжали подниматься наискось по склону к вершине сопки — шаг их был по-прежнему спокоен. Но вскоре Павел заметил сбоку отпечаток передних лап. Тигрица оглядывалась назад и смотрела вниз по склону, раздраженно стегая хвостом.
«Ничего, ничего, голубушка, злись не злись, а мы от тебя не отстанем», — удовлетворенно подумал Павел.
Подниматься на гору, хотя и по неглубокому, но рыхлому, сыпучему, как песок, снегу было все трудней: котомка давила на плечи, тесным обручем сжимала грудь, затрудняя дыхание, горячий пот заливал лицо. Если потребовалось бы увеличить темп, Павел не смог бы этого сделать: он карабкался вверх по следу на пределе сил. Вначале идущие за ним тигроловы наступали ему на пятки, но вскоре стали отставать. Павел сбавил темп и сразу почувствовал облегчение. А тигриная тропа все тянулась и тянулась вверх, и казалось, что ей не будет конца... Однажды, оглянувшись, он увидел лицо Евтея: усы и борода его были мокрыми от пота, брови и шапка густо заиндевели, перекошенный от напряжения рот жадно глотал морозный воздух. Следом, низко опустив голову, точно старая вьючная лошадь, с отчаянным напряжением взбирался Савелий. «Мне тяжело, а как же они, старики, такие нагрузки выдерживают?» — удивленно подумал Павел, невольно замедляя темп.
— Пошто шаг сбавляешь? — сердито прохрипел Евтей. — Не сбавляй, не сбавляй! Гони ее, Павелко, гони! Покуда рысью не пойдет, гони...
— Давай, давай нажимай, Павлуха! Ишшо немного, и разбивать их будем, — азартно прохрипел Савелий.
По тому, что тигрица не обошла густой островок колючего элеутерококка, а прошла через него напролом, Павел сделал вывод, что она уже спешит оторваться от преследования — шаг ее сделался шире. Наконец под вершиной горы, в чистом дубняке, тигрица, прекратив подъем, пошла вдоль склона размашистой рысью. Тронув рукой след, Павел срывающимся от волнения голосом крикнул:
— Пошла! Пошла рысью от нас!
— Дак чо рот раззявил? — возмущенно затряс головой Савелий, удерживая за поводок встающего на дыбы Амура. — Чо рот раззявил?! Стреляй! Стреляй, тебе говорят! — Савелий суматошно замахал рукой, обернулся к Николаю, торопливо снимавшему из-за спины карабин, закричал и на него: — Стреляй! Стреляй быстрей! Как беременная баба копошится... не мог приготовиться зараньше?
— Да угомонись ты, отец! — огрызнулся Николай. — Вечно ты...
Но голос его утонул в грохоте выстрела. Быстро передергивая затвор, Павел выпустил в воздух всю обойму.
После выстрелов на несколько мгновений воцарилась звенящая тишина. Павел оглянулся на Евтея, не зная, что делать дальше.
— Беги по следу! — крикнул тот. — Стреляй на ходу!
— Беспрерывно по очереди стреляйте! — продолжал заполошенно взмахивать рукой Савелий, напирая на Евтея. — Чо стоите, мать вашу? Павлуха, беги по следу! Николай, стреляй! Стреляй, тебе говорят! Оглох, что ли?
Суматошное ли настроение Савелия передалось собакам, или вид убегающего по следу Павла смутил их, но только оба пса, взвившись на дыбы, подняли злобный лай и визг, и в это же время оглушительно загремели выстрелы Николая — он стрелял без пауз, звуки выстрелов сливались в сплошной гул, и Павел, успевший зарядить свой карабин новой обоймой, продолжил этот громоподобный гул. Затем наступила опять заминка, оба стрелка лихорадочно заряжали на ходу, но эхо выстрелов продолжало катиться над тайгой и сопками, и собаки за спиной у Павла злобно взвизгивали и лаяли, а Савелий хрипло, тяжело дыша, неугомонно кричал:
— Стреляйте! Стреляйте быстрей! Не давайте ей продыху!
Несколько раз выстрелил и Юдов, но звуки его гладкоствольного ружья по сравнению с выстрелами из ствола нарезного оказались негромкими хлопками, карабинные же выстрелы гремели, зловеще сотрясая ломкий морозный воздух. Казалось, будто гигантские плети безжалостно хлещут по гулким спинам сопок, похожих на оцепеневшее в страхе стадо мохнатых фантастических чудищ. Стреляя на бегу в воздух, Павел не забывал смотреть и под ноги, опасаясь споткнуться и сделать случайный выстрел. Не прошло, как показалось ему, и минуты, как пять обойм, лежащих у него в правом кармане, были расстреляны. Ствол карабина нагрелся, смазка на нем расплавилась и потекла на руки. «Ну и грохот подняли! — удивленно подумал Павел. — Услышит кто со стороны — испугается до смерти».
— Реже стреляй, Павелко, реже! — вклинился между выстрелов голос Евтея. — Экономь патроны!
— Пушшай стреляют, пушшай, пушшай! — азартно подбадривал Савелий.
— Да где пущай? Где пущай?! Все патроны расстреляет — чем другорядь тигру отпугивать станешь?
Расстреляв еще одну обойму, Павел увидел наконец раздвоенный след — тигрица крупной рысью пошла влево, а молодые резко повернули вправо, прямо вниз по склону, в пойму ключа.
— Евтей Макарович! Разбили! Разбили! — радостно сообщил он подбежавшему Евтею. — Вон она пошла в сторону...