Аферист Его Высочества - Евгений Сухов

– Это значит… – Парень вдруг улыбнулся и победно посмотрел на Всеволода Аркадьевича: – Это значит, что тот, кто родился раньше, на сегодняшний момент уже мертв.

– Уф-ф, – выдохнул Давыдовский. А Алексей Васильевич просто сказал:

– Молодец. Соображает!

– Зато ты не молодец, старый, – почти сурово посмотрел на Огонь-Догановского Долгоруков. – Мертвые нас не интересуют.

– Ты не сказал, что тебя не интересуют мертвые, – парировал последнюю реплику шефа Огонь-Догановский. – Ты сказал: «Напрягитесь и вспомните: у кого-либо из вас есть или были круглолицые знакомые с тонкими аккуратными усиками?» Я напрягся – и припомнил…

Догановский хмыкнул. Сева посмотрел на него и снова обратился к Огонь-Догановскому:

– Не пристало, тебе, старый, ерничать. Да и момент ты выбрал совсем не подходящий.

– Я хотел только разрядить обстановку, – ответил на реплику Долгорукова Огонь-Догановский.

– Хорошо, будем считать, что разрядил, – сказал Сева.

Давыдовский хмыкнул снова. У него тоже был один знакомый с тонкими, аккуратно подстриженными усиками и круглым лицом. Один тайный советник. И одновременно его отец.

– Ясно, – подытожил разговор Всеволод Аркадьевич. – Ну, а ты что скажешь, Самсон Африканыч?

– У меня такой знакомый есть, – вдруг произнес Африканыч.

«Вдруг» было потому, что еще секунду назад он хотел ответить: не имеется, мол, у меня таковых знакомых. И в какую-то долю секунды Неофитов вспомнил: круглое лицо и тонкие аккуратные усики наличествуют у его знакомца, городского секретаря Николая Николаевича Постникова!

– А вот это уже кое-что, – произнес Сева, и в его голове тотчас созрел план, как «раскрутить» этого Постникова.

Ежели, конечно, это он ездил в Москву и заказывал тициановскую копию «Портрета Карла V» Сизифу. Проще простого было выяснить, ездил ли городской секретарь в Москву, а если ездил, то когда и когда оттуда вернулся. Для этого Долгорукову нужна была подшивка «Казанских губернских ведомостей» за этот год. Что и устроил ему «почтальон» Ленчик.

Нужное сообщение Сева нашел почти сразу. В колонке ПРИЕХАВШИЕ среди прочих…

В №№ г-жи Коммонен из Нижнего Новгорода чиновник особых поручений при Губернской канцелярии надворный советник Умнов-Колычев;

В №№ «Париж» из Алатыря коммерции советник Крашенинников с супругой;

В собственный дом из Москвы в связи с окончанием вакации городской секретарь Постников…

Ну вот, как того и следовало ожидать. Это точно он. Постников, который, не глядя, обошел их с «Портретом Карла V», как призовой рысак деревенскую клячу.

Городской секретарь Постников ездил в Москву, причем на вакацию, что значит – надолго. Но вот почему ни он, Сева Долгоруков, ни кто-либо из его команды не знал – более того, ни сном, ни духом не ведал, что буквально под их носом орудует мошенник весьма крупного, судя по всему, масштаба – это большой промах. И несомненный укор. В первую очередь в его, Севы Долгорукова, адрес.

– Павел Иванович, – позвал Давыдовского Всеволод Аркадьевич. – Помнишь несыгранную тобой роль частного пристава? Ну, когда ты еще должен был отвлекать Лихачева, а я – менять картину?

– Помню, – нахмурился «граф».

– Так вот, тебе все же придется отыграть роль фараона. Правда, более крупного в должности и чине…

Глава 25. Сколь веревочке ни виться, или Дознание Давыдовского

Когда-то Николай Николаевич Постников был хорошим. То есть вполне законопослушным гражданином Российской империи. Он не мздоимствовал, не залезал в государственную казну и не лихоимствовал с процентами за ссуды. Потому как никаких ссуд никому не давал. Не воровал, не насильничал и уж тем более не промышлял смертоубийством на больших дорогах. Он даже не позволял себе вольности с женщинами, несмотря на то что оженился поздно. А еще он имел чин четырнадцатого класса. Ибо только что окончил университет по кафедре гражданского права юридического факультета и был принят на службу в городскую управу.

А потом, года через три, будучи в чине секретарском, каковым раньше звались провинциальные секретари, Постников впервые взял мзду. Это была трешница от купца третьей гильдии Хуснутдина Ямашева. Он покуда еще не перестал быть хорошим, поскольку сильно переживал относительно принятия взятки. И мучился угрызениями совести.

Угрызения закончились, когда он принял седьмую по счету мзду, которая в шесть раз превышала его месячный оклад. После чего и перестал быть хорошим. И сделался плохим. То есть изыскивал всяческие возможности для получения подношений за услуги, которые он и так был обязан предоставлять по долгу своей службы. Еще большие суммы он брал, когда делал то, что вовсе не обязан быть делать. А потом дело дошло и до подлога. И все бы ничего, ежели б не одно обстоятельство.

Однажды из Петербурга приехала комиссия. Она проверяла работу «органов самоуправления», как тогда стали, с легкой руки газетчиков, называться городские управы. Среди столичных визитаторов был некий сенатский секретарь Войцеховский, умный и весьма дотошный малый, коий и обнаружил подлог в отчетной документации управы. Городскому голове он ничего не сказал, равно как и своим товарищам по комиссии, но пришел прямо в дом к секретарю Постникову и все ему объявил. После чего они имели весьма продолжительный разговор, закончившийся согласием Николая Николаевича в ответ на некое предложение Войцеховского. Постников так и сказал: согласен-де, ежели, конечно, он, Войцеховский, не предаст огласке и не даст ход обнаруженному подлогу. Войцеховский обещал повременить. И добавил, что если Постников не исполнит его просьбу или исполнит не в надлежащем виде, то вся противозаконная «деятельность» городского секретаря во благо личного благосостояния будет немедленно открыта и предана публичной огласке.

Через две недели работы, не обнаружив ничего предосудительного в деятельности городской управы и городского головы, комиссия отбыла в столицу с весьма положительным отчетом. Когда визитаторы садились на пароход, который должен был доставить их до Нижнего Новгорода, провожающие, в том числе и городской секретарь Постников, пожали им на прощание руки. Когда Постников пожимал руку Войцеховскому, то услышал фразу, которую уже слышал от проверяющего тогда, в домашнем разговоре.

– Через неделю, – сказал Войцеховский, почти не пошевелив губами, – и никак не позднее…

Ровно через неделю, испросив себе отпуск, Николай Николаевич Постников отбыл в Москву на вакацию.

Визит к нему Давыдовского, представившегося подполковником Степаном Яковлевичем Голубовским, товарищем начальника Отделения по охранению общественной безопасности и порядка Третьего делопроизводства Департамента полиции Министерства внутренних дел, был сродни грому среди ясного неба. Конечно, Николай Николаевич знал русскую поговорку касательно веревочки, которой сколь ни виться, а конец будет, однако все же надеялся, что в его случае будет все по-другому. Не обошлось.

Подполковник Охранного отделения был строг и жесток и не предоставил секретарю Постникову ни малейшей возможности выкрутиться из сложившейся ситуации.

– В вашем случае отпираться только себе во вред, – безапелляционно заявил ему подполковник и сдвинул брови к переносице. Выражение его лица натурально приняло угрожающий вид. – Потому что нам все известно. Я прибыл лишь для того, чтобы уточнить кое-какие детали.

– К-какие? – с трудом произнес Постников.

– Где вы получили в Москве картину от художника Костолевского по прозванию Сизиф? – надвинулся на городского секретаря Давыдовский-Голубовский. – Назовите место!

– К-какую ка-картину? – предпринял последнюю попытку к сопротивлению Николай Николаевич.

– Какую картину? – «Товарищ начальника Охранного отделения» недобро усмехнулся. – Фальшивую! Поддельную… под кисть Тициана «Портрет Карла V»! – Постников нервно сглотнул. – Видите, нам все известно. Отпираться, как я уже говорил, бесполезно.

– Но я не понимаю…

– Все вы понимаете, – оборвал Постникова «подполковник». – Говорите, живо!

Силы совершенно оставили Николая Николаевича:

– На Патриарших прудах… – выдавил он.

– Хорошо, – обронил Давыдовский. – Дальше!

– Что «дальше»? – поднял на грозного визитера глаза, полные слез, Постников.

– Что вы дальше делали с картиной?

– Я привез ее в Казань.

– А дальше?

– Я ее подменил.

– На подлинник в доме коллекционера Лихачева? – быстро спросил Давыдовский.

– Да, – коротко ответил Постников.

– А где сейчас настоящий Тициан? У вас?

– Нет, – почти возмутился Николай Николаевич.

– Тогда где?

– Я его передал.

– Кому? – продолжал наседать на городского секретаря Давыдовский.

– Я отвез его в Петербург.

– Кому? – жестче повторил свой вопрос Павел Иванович.