Заговор призраков - Екатерина Коути

– Кого вы имеете в виду, сэр?

– Как это – кого? Леди Каролину Лэм, мою дражайшую супругу. Покойную. Сегодня день ее рождения, и я просто жду не дождусь, чтобы поздравить ее с сим знаменательным событием. В эту ночь она всегда меня посещает. Я загодя даю слугам выходной. При жизни она, бывало, гонялась за прислугой с кочергой… гм… не хотелось бы так рисковать. С последними лучами солнца старая матушка Симкинс накрывает на стол и уходит к себе. Небеса благословили ее не только тугоухостью, но и равнодушием, посему она не задает лишних вопросов, когда поутру я зову ее прибрать в кабинете.

– Миледи появится в полночь? Так эффектнее, – предположила Агнесс.

– Вы правы, Каро всегда была любительницей дешевых трюков… Сколько сейчас времени? Я, знаете ли, не держу часов, меня раздражает их тиканье.

Чашки на столе треснули одновременно. Чайник, сахарница и молочник последовали их примеру минутой позже. Запятнанная скатерть поползла по столу, словно ее тянули за угол, но остановилась прежде, чем посуда посыпалась на пол.

– Я знаю, что ты можешь видеть нас, милое дитя, – произнес тихий, хрипловатый женский голос.

4

Воздух задрожал, как в часы полуденной жары, и рядом со столом появилась невысокая, весьма миловидная леди. Выглядела она изможденной, глаза ввалились и лихорадочно блестели, губы потрескались, и она беспрерывно стискивала и теребила пальцы, то и дело принимаясь ковырять кожу возле ногтей, и без того покрасневшую и опухшую. Каролина была коротко острижена. Хотя Джеймс знал, что в начале века леди носили подобные прически, все же знать – одно, а видеть – другое. Впечатление было отталкивающим. К тому же волосы поредели, выглядели свалявшимися и сальными.

Стрижка довершала образ безумия, и даже сияние темно-лилового муарового платья и мерцание бриллиантов в серьгах не улучшало впечатления. Перед смертью леди Каролина Лэм выглядела прескверно, и кончина отнюдь не пошла ей на пользу.

– Я умею прятаться от таких, как ты. Меня научили. Даже ясновидящие не увидят меня, пока я не захочу. Я знаю, как прятаться от людей. Никто не нарушит моего уединения, пока я не пожелаю, – прошелестела призрачная дама, обращаясь к Агнесс. – А если бы тебя здесь не было, девочка, я бы сделала так, чтобы эти чашки взорвались, и джентльменам за столом пришлось бы уворачиваться от осколков. Я бы устроила небольшой ураган из чая, фаянса и серебряных ложечек…

Последние слова были произнесены с нескрываемым сожалением об упущенной возможности. Однако на Агнесс леди Каролина смотрела с симпатией и вроде бы даже с жалостью.

– Сегодня я этого не сделаю. Если бы за столом были только джентльмены… О, я бы показала им чудеса! Но я не хочу, чтобы осколок задел твое милое личико. Тебе еще предстоит настрадаться, слезы смоют красоту и свежесть, и не я стану виновницей того, что отражение в зеркале перестанет тебя радовать. Не я… Он, – леди Каролина Лэм кивнула на Джеймса. – Но я все равно тебе завидую. Тебя ждут не только страдания, но и наслаждение. Ах, какое упоительное наслаждение тебя ждет, когда он, наконец, решит взять тебя к себе в постель…

– Каро, – с усталым укором произнес Мельбурн, без надежды увещевать покойную супругу, а всего лишь переводя ее внимание на себя.

Леди Каролина взглянула на него и зло поджала губы. Осколки чашки на столе взлетели и закружились, распадаясь мелкие и острые кусочки. Милорд отмахнулся от них, как от назойливых насекомых.

– Ты никогда не понимал. Ты ничего не мог. Ты даже желать по-настоящему не умел. И удержать свое… ты не умел тоже. – Голос леди Каролины взмыл от тихого шелеста к пронзительному визгу. – Ты не пожелал удержать свое! Свою женщину! Ты мог только изображать терпение и добродетель! И все сочувствовали тебе: ах, бедный Уильям Лэм, он настоящий джентльмен, он не бросил жену, несмотря на ее позор и безумие, несмотря на то, что она способна рожать только мертвых младенцев и слабоумных! Он простил ей измену! Он оставался с ней до конца, сидел у ее смертного одра! Благородный Уильям Лэм! Бессильный, ничтожный, убогий Уильям Лэм! Лицемер.

Каролина резко отвернулась от мужа, словно потеряв к нему интерес, скользнула к Джеймсу, склонилась к нему и жадно вдохнула аромат его волос.

– Аромат леса и похоти. Я научилась отличать вас по запаху. От вас всегда пахнет так, что невозможно устоять. Вы сами по себе соблазн, даже когда не пытаетесь соблазнить. Но от вас, преподобный, пахнет зимним лесом и холодом.

Джеймс отшатнулся. Ему почудилось, что на ее лице, словно оттиск камеи на горячем воске, проступили иные черты.

…Лавиния. Белокурые волосы волной упали на плечи, переливаясь в лунном свете. Лавиния схватила одну прядь и дернула так, что натянулась кожа на виске. В руке что-то сверкнуло, и тугой локон упал, рассыпаясь на отдельные волоски. За ним последовал другой. Лавиния кромсала волосы бритвой, прядь за прядью, а когда их больше не оставалось, поднесла нож к груди…

Мгновение – и наваждение развеялось. Только призрачная дама кружила перед ним, источая ароматы склепа и платяного шкафа, где годами отсыревали шелка и нити плесени вплетались в кружево.

– А от него пахло апрельским ветром, юной травой. Мой поэт. Вы же слышали сплетни о нас? Все слышали. Все слышали, как я переоделась в пажа, чтобы бежать за его каретой. Как я пыталась покончить с собой ради любви к нему. Моя любимая сплетня – о том, как я явилась на маскарад полуобнаженной! Даже жаль, что на самом деле я ничего такого не сделала.

Леди Каролина кокетливо улыбнулась и вдруг помолодела, ее кожа разгладилась, появился нежный румянец, и даже подстриженные волосы легли чистыми шелковистыми колечками.

– Но было много другого, что я вспоминаю с блаженством и болью. Вы ведь думаете, что я осталась неупокоенным духом, потому что умерла в безумии? Или потому, что была неверной женой и меня тяготит мой грех? Ничего меня не тяготит, кроме смерти… Моей и его… Кроме вечной разлуки.

Без прелюдий, она упала на колени и разрыдалась в голос, завывая, как раненое животное. Вцепилась в свои короткие волосы, раскачивалась из стороны в сторону. Дорожки слез прожгли на ее лице борозды, и плоть начала распадаться, истлевать на глазах. Оставалось радоваться, что закрытое платье с длинными рукавами не позволяет разглядеть, что происходит с ее телом.

– Я никогда его не увижу! Если бы я верила, что такие, как он, уходят в ад – я пошла бы за ним в ад. Но говорят, что у них вовсе нет души, и нигде мне его не встретить, ни на единый миг, и все, что осталось мне – моя память. Вспоминать, как все было, каждое свидание, каждый поцелуй, каждое прикосновение. Но от воспоминаний так больно, ведь приходится помнить и все остальное: как он меня отверг и как я потом его предала. Он не виновен, это всего лишь его природа, соблазнять и забывать. А я виновна перед ним.