Пугливая герцогиня - Аманда Маккейб

— У вас получилось, — сказал он с нескрываемой ноткой гордости в голосе. — И с первой попытки.

— Это была моя восьмая попытка, но очень мило с вашей стороны не заметить это.

Ни о чем не думая, она закрутилась вокруг и бросилась с объятиями к нему на шею, целовала его в щеки, он не выдержал и рассмеялся. Каждое мгновение, проведенное с ним, вселяло все большую решимость, уверенность в себе и в том, что она способна стать герцогиней.

— В следующий раз я попаду прямо в яблочко. Может быть, вы обучите меня и гребле?

— Всему свое время. А теперь, может быть, чаю?

Эмили бросила взгляд поверх его плеча и увидела, как слуги несли сияющие серебряные подносы на тенистую террасу. Все они вели себя чрезвычайно учтиво и профессионально, и только две горничные посмеивались над причудами хозяев.

Эмили внезапно отошла от Николаса и оправила подол своего нового платья из желтого муслина.

— Да, пожалуй, немного подкрепиться не мешает.

Она подняла лук с травы, взяла Николаса под руку, и они направились к террасе. Стулья с подушечками были плотно расставлены вокруг стола, покрытого скатертью из дамаста, на нем теснились многоярусные подносы с бутербродами и бисквитами, изящный итальянский фарфоровый чайник и чашки и хрустальный кувшин с лимонадом. Слуги в Вельбурне определенно знали свою работу.

— Здесь всегда подают так много еды для двоих? — удивилась Эмили. — Вчерашнего ужина хватило бы для приема у Генриха Восьмого.

— Думаю, сеньор Наполи и его помощники не привыкли готовить для двоих. Обычно, если кто-нибудь появляется в Вельбурне, за ним следует целая толпа, причем порой очень стремительно. Так что я полагаю, они просто не хотели, чтобы их застали врасплох.

— Им, наверное, кажется, что здесь слишком тихо, да и вы, скорее всего, так думаете? — Эмили разлила по чашкам черный, еще дымящийся индийский чай и добавила в чашку герцога дольку лимона, она помнила, что ему нравился чай с лимоном. — Быть может, вы бы предпочли, чтобы к нам кто-нибудь присоединился?

— И лишил нас редкой возможности насладиться тишиной и покоем? Ну уж нет. Если только вы не чувствуете себя здесь одинокой.

Эмили сделала глоток чаю.

— Мне почти никогда не бывает одиноко, — слукавила она, хотя часто ощущала одиночество, но воспринимала это в порядке вещей.

Она оглядывала бесконечные луга Вельбурна, сиявшие на солнце свежей сочной зеленью. Они вели к озеру, обрамленному деревьями, и окруженному скамьями маленькому белому летнему домику на берегу. Лебеди безмятежно скользили по зеркалу воды, а неподалеку в поле паслись овцы.

Прошлым летом она не заметила этой безукоризненной прелести из-за бесчисленного количества людей. Теперь она воочию увидела всю красоту поместья.

— Теперь я понимаю, почему вам здесь так нравится. Никогда прежде я не видела такого умиротворяющего, очаровательного места. Странно, что вы и ваша семья не проводите здесь все свое время.

— Мы бы так и делали, если бы это было возможно. Это наше любимое место, только здесь мы можем быть самими собой.

— Я не замечала, чтобы кто-то из вас особенно сдерживал себя и в других местах, — заметила она с иронией, чем рассмешила Николаса.

— Да, мы нечасто сдерживаем свои эмоции. Но только здесь никто не осуждает нас за это, не обсуждает наших родителей у нас за спиной. Здесь мы можем отдаться своим увлечениям и пристрастиям. Впрочем, меня не назовешь творческой натурой.

— Меня тоже. Я не умею даже вышивать, не в состоянии связать сумочку, как моя невестка Эйми. Но вы отлично стреляете из лука. Это, несомненно, яркое воплощение вашего творческого потенциала.

Николас облокотился на спинку своего стула и смотрел на нее с любопытством.

— Неужели?

— Конечно, ведь нужно четко представить траекторию стрелы, летящей точно в цель. Умение, которым мне еще предстоит овладеть.

— Вот моя сестра Шарлотта — настоящий стрелок. Это из ее лука вы стреляли. Наш отец изготовил его специально для нее.

— Ах! — Эмили взглянула на лук и только теперь заметила небольшие инициалы «Ш. Ф.», выжженные на древке и позолоченные. — Надеюсь, она не будет против, что я его одолжила.

— Конечно нет, она будет только рада поделиться подарком отца. — Николас снова отпил чаю, задумчиво глядя сквозь просторы газонов и лужаек. — Отцу всегда не хватало на нас времени, он был чрезвычайно занят своими делами, а потом и…

«Своей любовницей», — подумала Эмили.

— Своими сугубо личными делами? — сказала она.

Николас печально улыбнулся:

— Ну да, вроде того. Правда, время, которое он выкраивал для нас, мы проводили просто замечательно. Мой отец был человеком неисчерпаемой энергии и энтузиазма, которые обычно присущи людям гораздо более молодым. Он всегда с удовольствием и азартом принимал участие в наших играх, учил стрельбе из лука, плаванию и верховой езде. Каждый день, проведенный с ним, был настоящим праздником.

— А ваша матушка? Она играла с вами?

Николас покачал головой, выражение грусти и недовольства мелькнуло на его лице.

— Мама была натурой довольно меланхоличной. Она быстро уставала, а на солнце у нее начинала болеть голова. Но когда мы со Стивеном были маленькими, она часто читала нам вслух и рассказывала сказки.

— И какие сказки? — спросила Эмили.

— В основном легенды и мифы. Ей нравились старинные истории о рыцарях и их дамах сердца, окруженных драконами и злыми волшебниками, противостоящих злокозненным чарам и побеждавших в зрелищных битвах. Думаю, отчасти именно отсюда произошли некоторые своеобразные представления и суждения моего брата.

Эмили сжала в ладони свою маленькую золотую подковку — подарок Стивена.

— А что же случилось с ней потом?

— После того, как отец встретил леди Линуолл? Это разбило ей сердце. Она не мыслила своей жизни без титула герцогини Мэннинг, всю себя посвящала семье, поддержанию ее положения, репутации. Другие фаворитки моего отца ничего не значили, это были лишь танцовщицы и модистки, краткие и осторожные связи, которые не могли сказаться на облике нашего семейства. Но Кэтрин, леди Линуолл…

У Эмили в горле вдруг застрял ком.

— Он любил ее?

— Да, причем так беззаветно, никто от него такого не ожидал, даже он сам. Она была такой яркой натурой, полной жизни и радости, и любила его так же самозабвенно. Они были подобны природной стихии, снежной буре или землетрясению, противостоять им было невозможно. Матушка отступила и уехала в свое имение Финкот-Парк, которым теперь владеет Стивен, и никогда больше не появлялась в свете. Этот позор окончательно подорвал ее здоровье.