Кто написал «Тихий Дон»? Хроника литературного расследования - Лев Колодный

«Хотя не могу абсолютно уверенно исключить, что – был, жил некогда публично не проявленный, оставшийся всем неизвестен, в Гражданскую войну расцветший и вослед за ней погибший еще один донской литературный гений: 1920-22 годы были годами сплошного уничтожения воевавших по ту сторону».

Каким образом безвестный гений не проявил себя и вдруг написал роман такой силы? На этот вопрос публикатор ответа дать не может.

Как бы ни старались Д* и его издатель «повернуть боком» великий роман, прислонить его то к груди Федора Крюкова, то к груди «не проявленного гения», стремнина «Тихого Дона» отшвыривает их в сторону, бросает на вязкий песок лжи и уносит на дно, куда попадает все, чему не суждено жить на земле.

Как сообщил парижский издатель «Стремени» Н. Струве, автором этой книги была литературовед Ирина Николаевна Медведева-Томашевская, специализировавшаяся на русской литературе XVIII–XIX веков, она издала сборник очерков и рассказов о Крыме…

Узнав, что Медведева-Томашевская взялась развенчать автора «Тихого Дона», Солженицын отправил ей 7.12.71 года письмо, которое начиналось словами: «Дорогая Ирина Николаевна! Сказать, что я рад – ничтожно. Я счастлив, что наконец этим вопросом занялся такой могучий специалист, как Вы – и сразу выдавил столько соку, столько результата!». Слово «счастье» в этом письме Солженицын подчеркнул дважды.

«Стремя» осталось незавершенным: Медведева-Томашевская захлебнулась в «выдавленном соку», покончила жизнь самоубийством. Счастье закончилось летальным исходом.

Глава вторая. Рукописи «Тихого Дона»

Рукописи не горят.

Глава вторая, где начинается анализ рукописей «Тихого Дона», первого варианта романа, появившегося осенью 1925 года. В этом варианте главный герой носил имя Абрама Ермакова, поскольку прообразом его послужил реальный казак Харлампий Ермаков, расстрелянный органами ГПУ, когда сочинялся роман, что и побудило автора отказаться от первоначального замысла. Объясняется также, почему писатель зашел в тупик и бросил начатую работу, использовав ее впоследствии частично в четвертой части будущего «Тихого Дона», начатого год спустя. Эта рукопись доказывает, что если у кого и списывал Шолохов, то у самого себя.

В истории русской литературы есть рукописи, судьба которых сложилась драматично и волнует до слез. Всем известно со школьной парты, что Александр Пушкин сжег десятую главу стихотворного романа «Евгений Онегин», опасаясь цензуры. В ней рассказывалось о декабристах. В бумагах поэта нашли текст начальных четверостиший первых шестнадцати строф, причем в зашифрованном виде, а также черновой текст трех строф. Пушкинистами шифр разгадан, и мы имеем возможность читать, хотя и в отрывках, с пропусками, семнадцать строф сожженной главы.

По другой причине бросил в топку камина рукопись второго тома «Мертвых душ» Николай Гоголь. В собраниях его сочинений публикуются чудом уцелевшие отрывки из второго тома романа. Однако ищут по сей день гоголевские рукописи. «На проблему дальнейших поисков черновиков этого произведения можно смотреть оптимистически», – утверждал московский писатель Василий Осокин, автор статьи о судьбе рукописей «Мертвых душ», скончавшийся вскоре после этой публикации, не успев осуществить заветную мечту: прочесть сгоревшую рукопись.

Бросил в огонь первоначальный вариант романа «Мастер и Маргарита» Михаил Булгаков, не раз, как Гоголь, швырявший в печку сочинения, которые ему казались неудачными. Тем не менее, именно Булгакову принадлежат ставшие крылатыми слова: «Рукописи не горят…».

Хочу напомнить читателям эпизод из романа «Мастер и Маргарита», где на просьбу Воланда показать роман Мастер отвечает:

«– Я, к сожалению, не могу этого сделать, потому что я сжег его в печке.

– Простите, не поверю, – заметил Воланд, – этого быть не может. Рукописи не горят. – Он повернулся к Бегемоту и сказал: – Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман.

Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей. Верхний экземпляр кот с поклоном подал Воланду. Маргарита задрожала и закричала, волнуясь до слез:

– Вот она, рукопись! Вот она!».

Такие счастливые находки происходят, к сожалению, только в фантастических романах. Требуются годы жизни, долгие, мучительные поиски, чтобы обнаружить утраченный отрывок главы, черновик, несколько строк… Однако розыски не прекращаются. Поколения литературоведов, историков, краеведов занимаются поисками исчезнувших автографов, пропавших рукописей, книг, надеясь найти и копию десятой главы «Евгения Онегина», и черновики второго тома «Мертвых душ», и рукописные книги библиотеки Ивана Грозного, некогда хранившиеся в Кремле…

Как видим, великие писатели нередко уничтожают рукописи.

В процессе работы у Михаила Шолохова скапливались кипы бумаг: он имел обыкновение переписывать сочинения нескольку раз, добиваясь совершенства.

«Черновики не храню ни для себя, ни для истории», – говорил М. А. Шолохов. Из этого признания литературовед П. Бекедин, автор статьи «Судьба рукописей М. А. Шолохова» (Молодая гвардия, 1983, № 10), заключает: «…автор «Тихого Дона» был недостаточно внимателен к себе – он начисто обделен творческим эгоизмом, корыстью и честолюбиво-рачительной предупредительностью, от чего страдает он сам и его многочисленные исследователи». Из шолоховского признания делает Бекедин ряд далеко идущих выводов, над которыми, по-видимому, сам писатель, попадись эти «выводы» ему на глаза, посмеялся бы в усы.

Действительно, черновики Михаил Шолохов не особенно хранил, мог выбросить рукописи первоначальных вариантов. Но последний вариант оставался у автора, иначе и быть не могло, потому что такая рукопись, такой автограф – не черновик, а беловик…

К таким рукописям отношение было иное, во всяком случае, окончательно переписанные главы не выбрасывались и после того, как с них снимались машинописные копии…

На этом важном уточнении хочется заострить внимание по той причине, что если бы действительно Михаил Александрович Шолохов не берег рукописей, если бы он действительно их все выбрасывал, рвал, жег и так далее, то не было никакого смысла заниматься поисками его рукописного наследия. А поиск этот ведется, и время от времени случаются удачи, то большие, то маленькие.

К числу утраченных рукописей, которые особенно волнуют историков литературы, да и всех почитателей русской словесности, принадлежат рукописи первых двух томов «Тихого Дона», написанные автором в двадцать три года.

Работа над романом началась раньше. Михаил Шолохов не раз, давая интервью, говорил, что первоначально засел за роман осенью 1925 года.

Чем дальше продвигалось действие романа образца 1925 года, тем больше возрастали трудности: писатель остро почувствовал, что не с того начал… Наиболее подробно он поведал об этом в 1965 году, будучи в гостях у студентов факультета славистики Упсальского университета в Швеции. Опубликована запись беседы 5 июня 1985 года «Литературной газетой». Цитирую:

«Поначалу, заинтересованный трагической историей русской революции, я обратил внимание на генерала Корнилова. Он возглавлял известный мятеж 1917 года. И по его поручению генерал Крымов шел на Петроград, чтобы свергнуть Временное правительство Керенского. За два или полтора года я написал шесть-восемь печатных листов… Потом я почувствовал: что– то у меня не получается. Читатель, даже русский читатель, по сути дела не знал, кто такие донские казаки. Была повесть Толстого «Казаки», но она имела сюжетным основанием жизнь терских казаков.

Быт донских казаков резко отличался даже от быта кубанских казаков, не говоря уже про терских, и мне показалось, что надо было начать с описания вот этого семейного уклада жизни донских казаков…

Таким образом я, оставив начатую в 1925 году работу, начал сюжетно с предвоенных лет, с описания семьи Мелеховых, а затем так оно и потянулось…».

Потянулось с первой фразы: «Мелеховский двор – на самом краю станицы». Над той первой страницей рукописи не нависали слова двух эпиграфов из старинных казачьих песен, где поется о «батюшке Тихом Доне»…

Первую фразу романа о мелеховском дворе Михаил Шолохов написал на листе, датированном 15 ноября 1926 года. Застопорившаяся было в 1925 году работа после принятия нового решения – начать повествование с описания жизни донских казаков – быстро продвигалась вперед, прерываемая время от времени встречами с участниками недавних событий, поездками в архивы, библиотеки.

Сам Шолохов об этом рассказывал в 1934 году так:

«Работа по сбору материалов для «Тихого Дона» шла по двум линиям: во-первых, собирание воспоминаний, рассказов, фактов, деталей от живых участников империалистической и гражданской войн, беседы, расспросы, проверки своих замыслов и представлений; во-вторых, кропотливое изучение специальной военной литературы, разборки военных операций, многочисленных мемуаров, ознакомление с зарубежными, даже белогвардейскими источниками».