Кто написал «Тихий Дон»? Хроника литературного расследования - Лев Колодный

Если бы только анонимные библиографы! Вполне конкретные московские писатели в наши дни встают с места в зале Центрального дома литераторов и публично заявляют то же самое, повторяя ложь «Стремени «Тихого Дона». А с недавних пор пишут и в газетах, журналах, говорят по телевидению.

Читая книги, изданные в последние годы, видишь: затрагивая тему авторства «Тихого Дона», они старательно избегают имени Федора Крюкова, забывают истину, что запретный плод сладок. Вот, например, вышедшая в 1987 году работа Валентина Осипова «Книга молодости по М. А. Шолохову», того самого автора, который «был тронут письмом и заботой» А.В. Храбровицкого, выяснившего инцидент с очерком С. Голоушева «С тихого Дона». Обогащенный так давно информацией по «истории вопроса», Валентин Осипов не спешит передать ее народу, сидящему на голодном пайке полуправды о Михаиле Шолохове. И избегает острых углов, не упоминает имени Федора Крюкова.

Избегает его и Анатолий Калинин, в 1987 году написавший пространный ответ «Учителю словесности». Думаю, не засомневался бы деревенский учитель литературы и другие скептики в таланте Шолохова, не пришлось бы заводить речь о сумке белогвардейского офицера и исчезнувшем кованом сундучке, если бы так старательно не выстраивали вокруг писателя фигуры умолчания, одна выше другой, многие из тех, кто считает себя друзьями великого романиста.

Нельзя не согласиться с Анатолием Калининым, когда он пишет: «Все та же фигура умолчания не позволила нам вовремя предостеречь тот момент, когда «персональный мефисто» автора «Тихого Дона», вдруг вывернувшись из ночной мглы, неожиданно нанесет ему удар в спину».

Но только ли виноват злой дух, мефисто? Если бы не последовала кара тем, кто посмел после долгого забвения назвать в печати имя Федора Крюкова, разве ухватились бы за его образ наездники, вдевшие сапоги в стремена, чтобы затоптать истинного автора?

В 1974 году после выхода «Стремени» в СССР промолчали, сделали вид, что ничего особенного не происходит. Капля по капле камень точит. А Шолохов был человек, к тому времени тяжело больной. Вспоминая кампанию травли семидесятых годов, Анатолий Калинин признает:

«Вероломно нанесенный ему удар сделал свое дело. Не предостерегли, не предотвратили, не упредили. Объясняли на этот раз фигуру умолчания тем, что ни «Тихий Дон», ни его автор не нуждаются в защите. Они сами себя защищают».

Вступив в запоздалый поединок с тенью, сопровождавшей всю жизнь Михаила Шолохова, писатель решает наконец-то коснуться запретной «другой, более обширной темы, и уже пришла пора рассмотреть ее во всем объеме. В атмосфере гласности, порожденной XXVII партсъездом, фигура умолчания является, по меньшей мере, анахронизмом».

Действительно, пришла пора.

После всех этих деклараций ждешь, что маститый писатель сокрушит фигуры умолчания своим ответом учителю словесности и всем другим недругам М. А. Шолохова. Статья большая. Но точки над i не ставит, многое не договаривает до конца.

«Когда в АПН я познакомился с книжкой, сразу же понял, что это грубый, хотя и закамуфлированный под научный труд пасквиль. Но по старой корреспондентской привычке я все же сделал из него необходимые выписки. Никто не препятствовал мне, как не препятствовали потом в Библиотеке имени Ленина познакомиться с сочинениями того, на кого, как на главного кандидата в авторы “Тихого Дона”, ссылался анонимный автор пасквиля…»

Верно, «Стремя “Тихого Дона”» – пасквиль. Но почему Анатолий Калинин, которому давно в отличие от многих никто ни в чем не препятствовал – ни читать эту книгу, ни делать из нее выписки, знакомиться с сочинениями «главного кандидата», почему он умалчивает имя Федора Крюкова и на сей раз?!

Кто в обстановке гласности не позволяет ему сделать это, кто запрещает сегодня?

Наверное, Анатолий Калинин полагает, что обязан и дальше накладывать на хорошего донского писателя табу как друг Михаила Шолохова… И забывает: утаивая такую малость, он пополняет и без того густой строй фигур умолчания, вместо того, чтобы их рушить.

Ну, а Михаил Александрович Шолохов – упоминал ли о Федоре Крюкове? Упоминал, не раз. Будучи в Швеции, рассказывал студентам-славистам о нем, говорил, что в пору, когда писал «Тихий Дон», сочинений этого писателя не знал.

Еще одно свежее свидетельство Ивана Жукова, бывшего корреспондента «Комсомольской правды», которому в середине семидесятых годов М. А. Шолохов рассказал: «Я хочу познакомить вас с содержанием одного письма – это почти стенографический отчет с международного симпозиума славистов. Профессора в ходе дискуссии пришли к выводу, что обвинять меня в каком-то плагиате – несостоятельное дело, но об этом совещании в нашей печати, да и за рубежом ничего не было сказано. Замолчали. Оказывается, в США, как сообщал “Голос Америки”, предлагали 5 тысяч долларов тому, кто докажет, что не я автор “Тихого Дона”. Ничего не получилось. Группа скандинавских славистов использовала даже компьютер, сопоставляли тексты мои и Крюкова, – кстати, скучнейшего литератора, у которого я будто бы что-то заимствовал. Я о нем ничего и не знал, когда писал “Тихий Дон”. Так вот, признал и компьютер, что я автор своего романа. “Голос Америки”, говорят, передал об этом короткую информацию: научным путем доказано, что «автор “Тихого Дона” Михаил Шолохов…».

– Замолчали, – сокрушался Михаил Шолохов».

Когда истину замалчивают враги, понятно. Почему ее утаивали те, кто считал себя другом?

Некорректные, мягко говоря, действия против Федора Крюкова вызвали реакцию против Михаила Шолохова. Клевета в отношении его в атмосфере замалчивания попала в питательную среду и расцвела махровым цветом.

Каждый, взяв в руки «Стремя “Тихого Дона”», без труда бы убедился: анализ Д* строится на песке. Но только как ее было взять? Как сказано выше, мне пришлось, чтобы увидеть эту книгу, съездить туристом во Францию…

Любой, почитав сочинения донского писателя Федора Крюкова, убедится: он не мог воздвигнуть такой монумент, как «Тихий Дон». Я упоминал о сборнике «Родимый край». Находился раритет в собрании полковника, самодеятельного историка С. П. Старикова. Узнал о нем биограф Ф.Д. Крюкова журналист В.М. Проскурин, автор научной биографии писателя (Советская библиография, 1985, № 2). Он отнес, спасибо ему, сборник в Библиотеку имени В. И. Ленина, где сняли микрофильм. В этом сборнике я нашел еще одно упоминание о существующем в русской литературе «Тихом Доне».

В одном из опубликованных в сборнике писем В. Г. Короленко читаем:

«Прежде всего, считаю нужным немного оправдаться. Правда, самое оправдание начну с признания другой своей вины, именно, что я не написал Вам о той роли, которую в “обработке” Ваших очерков «“Тихого Дона” играла заботливая рука цензора»…

Откроем толстые книжки журнала «Русского богатства» за 1898 год. Там в номерах с 8 по 10 увидим путевой очерк Федора Крюкова «На тихом Дону», где вступивший в литературу молодой писатель рассказывает о казаках, их нравах, обычаях, особенностях уклада жизни, общественного устройства, службы в армии. Очеркист цитирует казачьи песни, предстает знатоком Дона во всех отношениях, приводит много сведений о его истории, этнографии, географии. Очерк и сейчас читается с большим интересом.

В. Г. Короленко в письме называет этот очерк «Тихим Доном». Следуя логике автора «С веком наравне», в этом можно было бы увидеть некий криминал, подобный тому, который он усмотрел в письме Леонида Андреева…

Но никакого криминала нет.

Есть «Тихий Дон», он же «На тихом Дону» Федора Крюкова.

Есть «Тихий Дон», он же «С тихого Дона» Сергея Голоушева.

Есть «Тихий Дон» Михаила Шолохова.

Но об этом литературовед высокого класса Д* и его публикатор не знали, иначе бы не брались за стремя, чтобы начать скачку за призраками.

Свою «детективную» главу Д*, как говорилось, не дописал. Начатое дело довершил издатель:

«В главе “Петля сокрытия” Д* не успел закончить свою мысль: “..те главы из “Тихого Дона”, которые Голоушев предлагал Андрееву для “Русской воли”, и были главами из уже писавшегося тогда романа Федора Крюкова. Эти главы Голоушев мог, в частности, получить через Серафимовича, с которым был в дружеских отношениях”».

Чувствуя зыбкость этих построений, Солженицын называет неожиданно еще одного претендента на авторство, не смущаясь тем, что с иллюстрации смотрит на читателей образ Федора Крюкова, представленный в разных видах, начиная с младенчества, кончая тем временем, когда заседал он в Войсковом Круге.

Оказывается, не исключает издатель и другого автора!

Кто же этот очередной (какой по счету?) претендент на «Тихий Дон»?

Имени его А. Солженицын не называет, а рисует призрачный образ, совершенно темный, как засвеченный снимок.

«Хотя не могу абсолютно уверенно исключить, что – был, жил некогда публично не проявленный, оставшийся всем неизвестен, в Гражданскую войну расцветший и вослед за ней погибший еще один донской литературный гений: 1920-22 годы были годами сплошного уничтожения воевавших по ту сторону».