Кто написал «Тихий Дон»? Хроника литературного расследования - Лев Колодный

Особенно поражает Д*, что первые книги романа созданы всего за два года: «Думается, что эти сведения, свидетельствующие о сверхгениальности, достаточно хороший толчок дальнейшим розыскам детективного жанра».

В качестве вещественного доказательства наш детектив берет опубликованное в Москве в 1930 году в сборнике «Реквием», посвященном памяти Леонида Андреева, одно из писем литератора Сергея Голоушева.

Предисловие к сборнику написал известный партийный и государственный деятель, историк В.И. Невский. Редакторы – В.А. Андреев и В. Е. Беклемишева.

Появление «Реквиема» дало толчок очередной кампании против Шолохова, начатой в литературных кругах Москвы, где за год до того прошла первая такая кампания.

Об этой кампании (1930 года), как упоминалось, коротко и ясно написал сам Михаил Шолохов в письме Александру Серафимовичу, в собрании сочинений, публикуемом не полностью. Вот выдержка из него:

«А вторая «радость» – «новое дело», уже начатое против меня. Я получил ряд писем от ребят из Москвы и от читателей, в которых меня запрашивают и ставят в известность, что вновь ходят слухи о том, что я украл «Тихий Дон» у критика С. Голоушева – друга Л. Андреева, и будто неоспоримые доказательства тому имеются в книге-реквиеме памяти Л. Андреева, сочиненной его близкими. На днях получаю книгу эту и письмо от Е.Г. Левицкой. Там подлинно есть такое место в письме Андреева С. Голоушеву, где он говорит, что забраковал его «Тихий Дон». «Тихим Доном» Голоушев – на мое горе и беду – назвал свои путевые заметки и бытовые очерки, где основное внимание (судя по письму) уделено политическим настроениям донцов в 1917 году. Часто упоминаются имена Корнилова и Каледина. Это и дало повод моим многочисленным «друзьям» поднять против меня новую кампанию клеветы.

Что мне делать, Александр Серафимович? Мне крепко надоело быть «вором». На меня и так много грязи вылили. А тут для всех клеветников – удачный момент. Третью книгу моего «Тихого Дона» не печатают. Это даст им (клеветникам) повод говорить: «Вот, мол, писал, пока кормился Голоушевым, а потом иссяк родник…».

…Горячая у меня пора. Сейчас кончаю третью книгу, а работе такая обстановка не способствует. У меня руки отваливаются, и становится до смерти нехорошо. За какое лихо на меня в третий раз ополчаются братья-писатели? Ведь это же все идет из литературных кругов».

Далее следует текст, который по непонятным причинам не попал на страницы собрания сочинений (изд-во «Правда», 1980, т. 8):

«Я прошу Вашего совета: что мне делать? И надо ли доказывать мне, и как доказывать, что мой «Тихий Дон» – мой?

Вы были близки с Андреевым, наверное, знаете и С. С. Голоушева. Может быть, он – если это вообще надо – может выступить с опровержением этих слухов? И жив ли он? Прошу Вас, не помедлите с ответом мне! Напишите поскорее, если можно».

Письмо датируется 1 апреля 1930 года (цит. по книге: В. Осипов. Дополнение к трем биографиям, 1977).

Что же вспомнилось Александру Серафимовичу, когда получил он это письмо?

«В памяти всплыла высокая худая фигура с русой бородкой и длинными, закинутыми назад русыми волосами. Сергей Сергеевич Голоушев, врач-гинеколог по профессии, литератор и критик по призванию. Милейший человек, отличный рассказчик в обществе друзей, но, увы, весьма посредственный писатель. Самым крупным трудом его был текст к иллюстрированному изданию «Художественная галерея Третьяковых». Менее подходящего «претендента» на шолоховский «Тихий Дон» было трудно придумать».

Из воспоминаний Н. Телешова известно, что Сергей Сергеевич Голоушев был человек благородный, молодой души. И доживи он до 1930 года, то, конечно бы, первый опроверг слухи. Александр Серафимович и Максим Горький, не раз бывавшие на заседаниях «Сред», иногда проводившихся на квартире С. С. Голоушева, хорошо знали его литературные и профессиональные возможности, знали его стиль. Злобный вымысел подогревался тем, что многие в те годы забыли. Голоушева.

Михаил Шолохов ничего не знал о Голоушеве.

Давая напутствие автору «Донских рассказов», кто-кто, а Александр Серафимович отлично знал жизнь и творчество Сергея Голоушева.

О московском литераторе Голоушеве сохранилось довольно мало сведений, имени его нет ни в энциклопедиях общих, ни в литературных. Наиболее подробные воспоминания о нем оставил в «Записках писателя» Н. Телешов, на чьей квартире собирались участники «Сред». И нам придется привести из этой книги короткую справку.

«На фоне «Среды», – пишет Н. Телешов, – одной из заметных фигур был Сергей Сергеевич Голоушев, врач-гинеколог по профессии, но в сущности литератор, театральный критик, художник, весь отдававшийся искусству. По возрасту он был старше всех нас – кого на десять, кого на пятнадцать лет. Но разница эта не замечалась: всегда интересный, увлекающийся – что называется, живой человек, – он был товарищем и более юным, чем мы. Умер он в июне 1920 года, в возрасте, позволяющем назвать его стариком: ему было шестьдесят пять лет».

Рассказывая далее о том, какая молодая душа была у этого человека, как умел Голоушев анализировать явления жизни и искусства, как ярко мог говорить, Н. Телешов заключает: «Особенно увлекателен он был как оратор и менее всего заметен как беллетрист». Это обстоятельство, судя по всему, не очень огорчало Сергея Голоушева. Он брал свое в другом, сочинил «капитальный труд» – очерк об истории русской живописи, монографию о Левитане.

Сочинял Сергей Голоушев статьи, рассказы и очерки, а на роман не посягал, хотя бы потому, что ему было всегда некогда, время отнимала врачебная практика, журналистика, искусство. Писал Голоушев картины.

Конечно, такую колоритную фигуру хорошо знал Александр Серафимович, давний член «Среды».

Поскольку во второй кампании клеветы была названа конкретная фигура претендента на «Тихий Дон», то сплетня, сколь быстро она появилась, столь быстро и скончалась. Сергей Голоушев многим писателям был хорошо известен, особенно тем, кто жил в Москве в предреволюционные годы. Завсегдатай «Среды» и других собраний, он вел активную общественную жизнь, выступал в разных амплуа – художника, искусствоведа, критика, автора очерков и при всем при том занимался профессионально врачебной деятельностью. Прожить на литературные заработки просто бы не смог, поскольку писателем являлся незначительным, что не мешало ему быть товарищем многих известных литераторов, другом Леонида Андреева. «Дело», о котором сообщал Михаил Шолохов, вскоре заглохло, никаких объяснений автору «Тихого Дона» в тот раз давать не пришлось.

Однако спустя сорок лет забытое «дело», письмо Леонида Андреева другу вспомнили Д* и А. Солженицын, посчитав, что у них в руках реальное доказательство, след, который ведет от этого письма к истинному автору «Тихого Дона». Оба они убеждены, что в письме Леонида Андреева речь идет не об очерке С. Голоушева, а о романе, причем написанном не им, а Федором Крюковым! Голоушев, как им казалось, направил Андрееву чужую рукопись, выступил как посредник, а не автор…

Обо всем этом серьезно идет речь в «детективной» главе, точнее, в ее разделе, озаглавленном «В петле сокрытия». Здесь Д* никак не соответствует данной ему высокой характеристике, проявляет незнание предмета, в частности, творчества такого малоизвестного писателя как Сергей Голоушев: высокая литературоведческая квалификация предполагает знание не только классиков.

Автор «Стремени» отказывает Сергею Голоушеву в способности сочинить не только роман (что соответствует истине), но и путевой очерк (что абсолютная ложь):

«Не только донских очерков Голоушев явно не писал и не мог написать, но и каких-либо других, хотя бы «российских», «московских»».

Почему так решительно отказывает Д* Сергею Голоушеву в талантах? Чтобы доказать: в письме Леонида Андреева речь идет не о его очерках, а романе другого автора.

В «Петле сокрытия» письмо Леонида Андреева перепечатано полностью. Это довольно подробное дружеское послание, где нет никаких даже намеков на роман, а идет речь об очерках С. Голоушева под названием «Тихий Дон», не понравившихся Андрееву. Более того, что написано, нигде – ни в строчках письма, ни между строк – ничего нет.

Но когда есть ярая вражда, ничем не прикрытая злоба, можно обойтись без намека, без фактов, без логики.

Зачем автор «Тихого Дона» прибегал к услугам посредника? Почему его имя не называлось в переписке? Как мог автор создать «Тихий Дон» до 1917 года, если весь роман, начиная с первых глав, пронизан мыслью о грядущем потрясении, кровавой революции? Все эти и другие вопросы не смущают «литературоведа высокого класса», взявшего на себя сомнительную роль «детектива».

Как выяснилось после выхода «Стремени», Сергей Голоушев не только написал очерк о Тихом Доне, но и опубликовал его в 1917 году в Москве, чего не могли предположить ни Д*, ни публикатор. Их версия, построенная на песке, рухнула, как только песок под ней зашевелился.