История военного искусства - Ганс Дельбрюк

сверх того они заключали в себе известную слабость, которая могла внушить мнение о возможности и даже желательности одолеть неприятеля, не рискуя сражением. Огнестрельное оружие могло сделать непреодолимым какое-нибудь местное препятствие, а новые пехотные массы, именно благодаря своему массовому характеру, представляли нередко весьма незначительное орудие войны. Испокон веку численное превосходство являлось одним из важнейших факторов успеха. Однако в средние века оно не играло такой решающей роли, ибо все зависело от качества отдельного воина, а квалифицированных воинов можно было всегда получить лишь в ограниченном числе. Между тем швейцарцев и ландскнехтов, после того как они были сорганизованы, можно было легко численно наращивать массовым пополнением случайным сбродом, а теперь бой решался напором массы. Поэтому военачальники стремились заручиться массами не только в крайних пределах своих денежных средств, но и за этими пределами. Если и не имелось возможности заплатить наемным солдатам обусловленное жалование, все же можно было надеяться питать войну самой войной. Солдатам отводили добычу и предавали на разграбление целые города и области. Это отражалось крайне пагубным образом на самом ведении войны, а также на стратегии. То солдаты, не получая своего жалования, нетерпеливо требуют сражения, то наоборот, они отказываются идти в атаку, пока им не заплатят. Но прежде всего нам приходится постоянно наблюдать, как полководец рассчитывает на то, что если он выдержит, то неприятельское войско само распадется, так как противник не в состоянии дольше ему платить. Эта мысль настолько соблазнительна, что она легко может побудить полководца не воспользоваться даже весьма благоприятным случаем дать сражение, и вся кампания превращается в чисто маневренную войну. Этим способом король Франциск чуть-чуть не одержал победу под Павией; однако само отчаяние, овладевшее по этому поводу противником, побудило его отважиться на крайнюю меру: он его атаковал и победил, несмотря на столь крепкую его позицию.

 Для этого рода стратегии я отчеканил некогда название стратегии измора или двухполюсной стратегии, т.е. такой, при которой полководец выбирает от момента к моменту - добиваться ли ему намеченной цели путем сражения, или же - маневра, так что его решения непрерывно колеблются между обоими полюсами маневра и сражения, склоняясь то к одному, то к другому.

 Этой стратегии противопоставляется другая, которая направлена на то, чтобы атаковать неприятельские вооруженные силы, их сокрушить и подчинить побежденного воле победителя, - стратегия сокрушения. Нам еще придется подробно заняться этими двумя основными формами всякого стратегического действия. Вернемся теперь пока к Макиавелли.

 Нередко мы встречаем у него тирады, провозглашающие принцип сокрушения неприятельских сил в открытом бою высшей целью военных действий. "Центр тяжести войны заключается в полевых сражениях; они составляют цель, ради которой создают армию". "Кто умеет искусно вступить в сражение с неприятелем, тому можно простить другие ошибки, допускаемые им в ведении войны". "Стиль стратегии римлян заключался прежде всего в том, что они вели, как говорят французы, войны кратко, но энергично (corte e grosso)". "Делать переходы, бить врага, становиться лагерем - вот три главные дела войны". "Не золото, как кричит вульгарное мнение, составляет нерв войны, а хорошие солдаты, ибо недостаточно золота для того, чтобы найти хороших солдат, а хорошие солдаты всегда найдут золото". "Когда выиграешь сражение, надо с возможной быстротой преследовать победу до конца".

 Эти и подобные им изречения логика Макиавелли вывела из понятия войны, которое он расчленил. Однако военная практика его времени отнюдь не представляла этой картины, да и у теоретика древности, Вегеция, он нашел совершенно иные принципы. Он никак не мог уклониться от этого воздействия, поэтому-то мы и встречаем у него, в противоположность вышеприведенным тезисам, и такое изречение: "Хороший полководец лишь тогда дает сражение, когда его к тому принуждает необходимость или когда представляется благоприятный случай". Находим мы у него и такое рассуждение, что не следует доводить неприятельское войско до отчаяния, а следует строить для него золотые мосты. Или еще и такое замечание, что римляне после одержанной победы вели преследование не при помощи легионов, а легкими войсками и кавалерией, ибо преследующий в беспорядке легко может снова выпустить из рук победу. "Лучше, - говорит он, - победить неприятеля голодом, чем железом, ибо победа гораздо больше зависит от счастья, чем от храбрости".

 Несмотря на огромные сражения, которые как раз произошли при жизни Макиавелли (Аньяделло, Равенна, Новара, Креаццо, Мариньяно, Бикокка, Павия) (Макиавелли умер в 1527 г.), вся эта эпоха живет под влиянием идеи стратегии измора.

 В одном военном дидактическом стихотворении, поднесенном императору Максимилиану в его молодости137, говорится о сражении, что не следует стыдиться отойти на крепкую позицию, когда неприятель сильнее:

Не рискуй легкомысленно ни собой, ни своими людьми из-за честолюбия или гнева; Не забывай: что не случилось сегодня, может случиться завтра.

 Гюичиардини138 восхваляет в Просперо Колонне, победителе при Бикокке, то, что от природы он был очень осторожен и вполне заслуживал быть прозванным Кунктатором (Медлительным); похвально в нем то, что он вел войну больше умом, чем мечом, и что он показал, как защищать государства, не подвергая себя случайностям решения оружием и счастью сражения, кроме как в случаях крайней необходимости.

 В том же духе пишет и Иовий:139

 "Когда урбинский герцог Франческо Мария сделался венецианским полководцем (1523 г.), он умерил свою прежнюю пылкую жажду боя, как того обязательно требовали обстоятельства того времени и привычки мудрого сената, и перешел к спасительной осторожности, взвешивающей размеренности; он считал, что его долг скорее сдерживать своими проволочками могучие, непобедимые легионы чужих народов, чем вызывать их на бой. Ибо отцы-сенаторы, наученные в этом смысле безумной отвагой и поражением Альвиано (1509 и 1513 гг.), предпочитали иметь полководца, который более походил бы на Квинта Фабия, чем на Марка Клавдия Марцелла. Такой человек скорее справится с бурным противником, утомит его искусством тщательно укрепленных лагерей, внезапными налетами, недостатком подвоза и денег; и на него в то же время можно положиться, что генеральное сражение в открытом поле он даст, как только это потребуется".

 Самый замечательный пример маневренной кампании того времени представляет, пожалуй, вторжение имперской армии в Южную Францию в 1524 г.

 Душой экспедиции был коннетабль Бурбон, который номинально командовал имперской армией. Он хотел двинуться прямо на Лион, наметив этот город столицей своего будущего королевства. Отважиться на сражение с Франциском I, который сосредоточивал свои войска под Авиньоном, было бы совершенно в его духе. Однако, когда они были в Эксе, действительно доверенное лицо императора, Пескара, игравший на деле решающую роль в войске, дал ему понять, что Карл хочет занять французскую гавань, подобную той, какой англичане обладают в Кале, чтобы она могла являться опорным пунктом для экспедиций против Франции. Для спешного укрепления Тулона, который уже был захвачен, недоставало денег. Бурбону пришлось покориться и приступить к осаде Марселя. Но когда после пяти недель удалось пробить большую брешь в стене и коннетабль добивался штурма, Пескара все еще находил это дело слишком рискованным. Гарнизон под командой римлянина Ренцо да Чери проявил решимость защищаться до последней крайности; позади бреши было воздвигнуто значительное временное укрепление. "Кто хочет поужинать в аду, - сказал Пескара, - пусть идет на штурм!" Тем временем король Франциск собрал большое войско на выручку осажденного города; однако он не атаковал армию, осаждавшую Марсель, а перешел через Альпы и вторгся в Италию. Тут и Бурбон повернул вспять, и обе армии проделали грандиозный параллельный переход через горы. За два дня до французов прибыли имперцы в Милан; однако они понесли такие потери, что уже не решились продолжать борьбу в открытом поле и распределились по крепостям.

 "Это огромное войско, которое несколько месяцев тому назад, казалось, должно было передать в руки императора господство над миром, вдруг исчезло с лица земли. Мессер Пасквино не без остроумия заметил в Риме, что в Альпах утеряно императорское войско, просьба нашедшему - вернуть за приличное вознаграждение" (Ранке).

 Теперь французам предстояла задача овладеть крепостями. В то время как французы осаждали Павию, прибыло новое имперское войско из Германии, и узел развязался на том, что Пескара и Фрундсберг приняли решение атаковать осаждающих на их укрепленной позиции. Но это решение отнюдь не входило с самого начала в их план, а являлось лишь крайним средством выпутаться из безнадежного положения. Кампания, завершившаяся полным уничтожением французской армии и пленением самого короля Франциска, все же принадлежит по своему замыслу и по идеям полководцев к области стратегии измора.