История военного искусства - Ганс Дельбрюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Время от времени по случаю праздника капитан собирал по отдельным поселкам людей, производил им смотр, один или при участии правительственного комиссара из столицы, и обучал их военным движениям "по образцу швейцарцев". Иногда в самой Флоренции устраивались большие парады.
В мирное время ополченцы пользовались правом носить оружие и известными юридическими привилегиями; во время войны они получали (или должны были получать) такое же жалование, как наемные солдаты, т.е. 3 дуката в месяц. Капитаны получали регулярно жалование 12 дукатов в месяц или, взамен части его, выдачу натурой - даровую квартиру и фураж на одну лошадь.
Роты постепенно были доведены до значительной численности - 800 человек; следовательно, они стали слишком многочисленными для командования ими одним офицером, но расчет был построен на том, что в критическую минуту не более трети выступит в поход; в действительности их оказалось еще меньше - около 150 человек на роту.
На роту приходилось слишком много: 70% - вооруженных длинными пиками, до 10% были стрелками, остальные были вооружены легкими алебардами (ronca), рогатинами и другим холодным оружием. Строились большими квадратными колоннами, приучались маршировать под барабанный бой, до некоторой степени в ногу, сохранять свое место в строю, делать повороты направо и налево; эти движения, как и обращение с оружием, так просты, что их нетрудно усвоить за немногие дни праздничных учений. Строевые учения и у швейцарцев и ландскнехтов не были более основательными. Единственное оружие, требовавшее известного умения и навыка, - огнестрельное - носили те, кто самостоятельно упражнялся в пользовании им и сам являлся его владельцем; при этом предоставлялось выбору самого ополченца носить арбалет или аркебузу.
Можно сказать, что организация флорентийской милиции отвечала всем разумным требованиям, какие к ней можно было бы предъявить. Однако далее идут еще другие постановления. Уже в первой памятной записке, в которой Макиавелли рекомендует флорентийцам устройство милиции, он ставит вопрос, не представляет ли создание такой вооруженной силы угрозу для самой республики. Конституция базировалась прежде всего на господстве города над сельскими местностями, которые представляли довольно обширную область с многими крестьянскими поселками и небольшими городами. Лишь небольшая часть этой области считалась безусловно надежной - так называемый контадо; большая же часть - distritto - была постепенно завоевана силой и в каждую минуту могла отказать в повиновении городу. В городе господствовал весьма искусственно
организованный средний класс с аристократической примесью. Во главе республики, правда, стоял пожизненно избранный гонфалоньер Содерини, но полномочия его были ничтожны. Правительственная власть, собственно, находилась в руках нескольких коллегий: коллегии 80-и, 10-и, 9-и и 8-и, состав которых всегда через несколько месяцев обновлялся, а функции нередко перекрещивались. Над всеми ними стояло собрание граждан, участвовать в котором могли те граждане, отец, дед или прадед которых когда-либо входил в состав одной из этих коллегий или мог быть в них избран.
Коренное различие между этой конституцией и государственным устройством Древнего Рима бросается в глаза. В Риме крестьянин пользовался теми правами, что и горожанин, и между городом и деревней не было противоречий. Магистратура там была полновластна. Аристократические роды обладали унаследованным, покоящимся на религии авторитетом; влияние их уравновешивало влияние демократической массы. Эта масса и составляла войско.
Наоборот, во Флоренции правительственный механизм был не сплочен, более того, расплывчат; и при этом ему постоянно угрожали и снаружи и изнутри притязания изгнанного семейства Медичи. Поэтому все здесь было построено на взаимном недоверии и постоянном наблюдении друг за другом. Одной из коллегий - коллегии 9-и - была подчинена милиция в мирное время; но стоило возникнуть войне, как командование переходило к другой - коллегии 10-и. Это, мол, и представляло, по мнению Макиавелли, то преимущество, что солдаты милиции не знали, кто, собственно, их хозяин. Однако как могло правительство, само столь текучее, создать устойчивую военную организацию? Все, что было сделано, опиралось фактически на личность Макиавелли, который, будучи секретарем по назначению в различных коллегиях, создавал и представлял то персональное единство, благодаря которому различные инстанции действовали в одном направлении.
Но и он не мог иначе поступать, как искать средних путей между желанием республики иметь собственное войско и страхом республики быть поглощенной этим самым собственным ее войском.
Первое условие, необходимое для создания пригодной для дела милиции, - это создание возможно более тесной, органической связи между капитаном и его ротой.
Люди должны питать доверие к своему командиру, командир должен знать своих людей. Но чего только не могли натворить капитаны, которые до такой степени приучили бы свою роту слушаться их приказаний! Во избежание этих опасностей было предписано ежегодно перемещать капитанов из одного округа в другой, дабы "их авторитет не мог укорениться".
Капитан вообще не должен был иметь действительной власти над своей ротой. Ополченец, не пожелавший выйти на учение, не нуждается ни в каком разрешении, достаточно ему было представить то или другое извинение. Капитан не имел непосредственной карательной власти, но мог лишь при открытом бунте временно арестовать виновного; карательная же власть была в руках комиссара и коллегии во Флоренции. Однажды капитаны получили такое циркулярное предложение: "Имея в виду небольшое вознаграждение, какое получают наши призванные за свои труды, и неудобства, которым они подвергаются при обучении в качестве милиционеров, мы желаем, чтобы с ними обращались гуманно и чтобы им делали замечания ласково, когда они по своей неопытности ошибаются во время учения. Мы этого желаем в тех видах, дабы они тем охотнее и веселее продолжали эту работу, ибо, по выше приведенным основаниям, мы считаем это средство наиболее действительным для того, чтобы склонить их к послушанию и поддержать в них хорошее настроение и расположение к этой учебе. Ругать же их и раздражать, нам кажется, - это значит идти как раз к обратным результатам. Поэтому мы и увещеваем тебя обходиться с ними любовно и стараться поддерживать в них хорошее настроение; ты должен всемерно избегать всего того, что, по твоему мнению, может вызвать какое-либо осложнение (disordine)".
В то время как капитан был чужой человек, назначенный в данный округ центральной властью, прапорщик и капралы были уважаемые местные жители. Но мы не видим, чтобы им были поручены какие-либо военные функции, так что само руководство службой было всецело возложено на капитана.
У капитанов не было надлежащих органов для осуществления возложенной на них задачи; точно так же и у милиции в целом недоставало единого высшего командования. Сами капитаны прожужжали уши Макиавелли, требуя от него, чтобы он провел назначение полковника. За неделю до окончательного крушения ему действительно удалось провести это назначение: 25 августа 1512 г. Джиакопо Савелли, заслуженный кондотьер конницы Флорентийской республики, был назначен верховным командующим, но он уже не мог спасти положение. Если бы он действительно смог это сделать, если бы он действительно успел дисциплинировать 20 000 ополченцев, то ему не трудно было бы повести свои роты против мешков золота тиранов города и своим солдатским сапогом растоптать бумажную "народную" конституцию при условии, что его раньше еще не успели бы отправить на тот свет (Гобом).
После того как была организована пешая милиция внушительных размеров, Макиавелли в конце 1510 г. провел создание и конной милиции.
Милиция Макиавелли просуществовала около 7 лет. Ее использовали для того, чтобы снова покорить Флоренции Пизу: отрезали подвоз продовольствия к городу и дважды в год уничтожали урожай на ее территории вплоть до самых городских стен. Эта система голодной блокады заставила наконец Пизу сдаться. Истинному же испытанию милиции пришлось подвергнуться впервые в 1512 г., когда образовалась большая лига для того, чтобы снова водворить семью Медичи во Флоренцию. Во главе этой лиги стояли испанцы. То была та самая испанская пехота, которую разбили под Равенной; однако, несмотря на поражение, она своей несокрушимой сплоченностью спаслась от полного уничтожения. Когда эти испанцы вступили во флорентийские пределы, была созвана милиция. Легко можно было бросить 12 000 человек против 8 000 испанцев. Но с самого начала показалось невозможным риском - выступить в открытом поле против этой испытанной армии. Поэтому поместили гарнизоны во Флоренции и в городке Прато, в двух милях на север от столицы, которому прежде всего угрожали испанцы.