Играем в «Спринт» - Николай Оганесов

Истина, быть может, и банальная, вернее, кажется банальной, пока не испытаешь ее на собственной шкуре.

Понадобилось пройти весь путь от «сходняка» до гостиничного холла, чтобы очевидной стала связь между «маленьким бизнесом», которым занимаются эти джентльмены, и двумя зловещими убийствами. Я не оговорился: даже если Кузнецов не был убит, если он погиб в результате несчастного случая или — что, на мой взгляд, совсем маловероятно — сам наложил на себя руки, это ничего не меняет, все равно его смерть была прямым и, пожалуй, закономерным итогом отношений, которые связывали его с компанией из «Страуса». Так же, кстати, как и смерть Герася.

Симаков сказал, что у меня слишком мало шансов установить истину. Наверно, он прав. Я не знал, кто ждал Кузнецова за дверью бухгалтерии, кто пришел с ним на санаторский пляж, кто сидел за рулем автомашины вчера в Якорном. Но у меня скопилась изрядная информация о самом Кузнецове, а это чего-то да стоило. Собранные из разных источников, сведения о нем не во всем совпадали, однако это был уже не тот безликий манекен, с которым я повстречался однажды вечером.

Кто же он? Преступник? Или потерпевший? О чем думал и чего хотел? Что любил и что ненавидел?

Вопросы остались прежние. Иными были ответы.

Было время, когда я считал, что он стал жертвой хорошо организованной банды грабителей. Потом ударился в другую крайность, решив, что мы имеем дело с преступником-одиночкой. И лишь теперь начал понимать, что истина находится где-то посередине. Началось с фотографий из зеленого альбома. Запечатленные на любительских снимках позы, жесты впервые навели меня на мысль о косвенной причастности Кузнецова к делам компании из бара «Страус». Многое прояснила встреча с самим Стасом и магнитофонная запись, в особенности упреки Витька в заключительной части разговора. Им нельзя отказать в справедливости. Не случайно при всей несхожести отношения к покойному все, кто мало-мальски знал Сергея, подчеркивали его увлечение тряпками. Конечно, сами по себе вещи не могут быть опасными, делает их такими наше к ним отношение; и в данном случае правильней говорить не об увлечении — кто ж этим не увлекается? — а о болезненной страсти, в которую со временем переросло у него нормальное и вполне понятное желание красиво и модно одеться. Я где-то читал, что мода — один из способов самоутверждения. Это верно. Плохо только, если это средство единственное.

Несколько дней назад в разговоре со мной Вадим по пальцам перечислил интересы Сергея: жена, музыка, одежда. Тогда я так и не решил, много это или мало. Теперь знаю точно — мало! Можно любить музыку, тряпки, можно играть в «Спринт», если не нашел игры поинтересней, но нельзя втиснуть мир в эти узкие рамки — рано или поздно жизнь все равно их сломает, и тогда обнаружится, что ты не готов принять ее такой, какая она есть, со всем ее добром и злом, хорошим и плохим, простым и сложным.

…Жена, музыка, одежда…

Наверно, так было не всегда. Став владельцем крупной суммы, он и сам не заметил, как постепенно менялась его жизнь. Поощряемый подачками, неограниченным кредитом, который предоставлялся отнюдь не бескорыстно, он потерял способность трезво оценивать происходящее. Нет, преступником он еще не стал — в том смысле, что не спекулировал, не копил и не перепродавал валюту, — но первый шаг был уже сделан. Он стал покупателем! Не просто покупателем, а покупателем-партнером, покупателем-соучастником!

Сколько человек в этой страусиной компании? Пять? Десять? Она явно малочисленна и не продержалась бы и часа без тех самых добровольных партнеров и соучастников, для кого одежда давно перестала быть просто одеждой, а мерилом всех ценностей земных стали штаны с блямбой, кожаное пальто или магнитофон с никелированными цацками на панели. Путь, которым прошел Кузнецов и который следом за ним повторил я, — это путь любого из завсегдатаев «сходняка», а ведь именно среди них вербует Стас свои кадры.

С чего начинается этот путь, сказать трудно, у каждого, наверное, по-разному, но при мысли о Сергее я почему-то представлял день, когда он, заплатив полтинник уличному торговцу, вытянул из пачки лотерейный билет и, отойдя в сторонку, оторвал корешок. Спустя полтора года, зажатый в угол, мечущийся в поисках выхода, он наверняка вспоминал этот день, но и тогда едва ли понимал: можно вытащить счастливый билет, но нет билета, на который выпадает счастье…

И все-таки что произошло вечером пятнадцатого сентября? Что заставило его изменить маршрут и свернуть в заранее открытую дверь бухгалтерии?

Вероломство Стаса? Очередная подачка? Собственные неумеренные аппетиты?

По идее реальным был любой вариант, в том числе и последний, не насильно же втолкнули его в эту проклятую дверь!

Так-то оно так, и все же что-то мешало мне поверить, что он сознательно пошел на преступление: может, отзывы сослуживцев, которые читал в деле, может, спор с Витьком, зафиксированный на пленке. При всех недостатках и слабостях были в характере Сергея качества, отличавшие его от остальной компании. Надолго бы их хватило — неведомо. Со временем он мог превратиться в исправного «посредника» или «диспетчера», но так вышло, что судьба устроила ему испытание, определив совершенно точно час и место, как будто нарочно хотела проверить эти его качества на прочность.

Передо мной в сотый, наверное, раз встал гостиничный вестибюль, шеренга игровых автоматов, лестница, ведущая в бар.

По ней Кузнецов поднялся наверх и свернул влево, в проход между каменными вазонами и перегородкой. Перед ним был отрезок длиной пять-шесть метров — отрезок, на котором он оставался практически невидимым, на котором решилась его судьба…

Чутье подсказывало, что я как никогда близок к разгадке. Не хватало какой-то детали, мелочи, которая поставила бы все на свои места. Досадней всего, что я понятия не имел, где искать эту самую мелочь: в «Лотосе», в таксопарке или на пляже санатория имени Буденного. Зря все-таки я туда не съездил, авось что и выискал бы. Ну ничего — мое время еще не истекло. До открытия фестиваля — а других мероприятий на сегодня не предвиделось — оставалось целых десять часов. Самым разумным было воспользоваться советом начальства и провести день на пляже. А уж на каком именно пляже — решу сам, там видно будет…

Я приподнялся на локте и взял с тумбочки часы. Они показывали половину одиннадцатого.

Мысль о еде вызывала у меня что-то вроде павловского рефлекса, однако на Нинины запасы рассчитывать не приходилось — со вчерашнего дня в холодильнике оставалась только пачка масла да бутылка молока, которое не стал бы пить, даже если б мне угрожала голодная смерть. Делать нечего — придется бежать в магазин.

Откинув простыню, я выбрался из постели и, наскоро одевшись, вышел во двор.

В 10.45 мой рапорт пополнился новой строчкой:

По дороге в магазин слежки не обнаружил.

Погода стояла великолепная — один из двухсот двадцати солнечных дней, гарантированных туристскими справочниками. Да и сама Приморская словно сошла с глянцевой обложки рекламного проспекта. Поблескивали темно-зеленым лаком кроны пальм, слепили белизной стены «Лотоса», всеми цветами радуги полыхали тенты над столиками кафе, а сверху, объединяя все это, туго натянутым полотном висело пронзительно голубое небо.

В качестве бесплатного приложения к экзотическому ландшафту у входа в гостиницу прогуливался известный на всю страну исполнитель цыганских романсов, и публика глазела на своего кумира.

Отсутствие среди припаркованных у гостиницы машин шахмамедовского такси меня не удивило — не может же он работать круглые сутки, но и Витька видно не было, а к нему я успел привыкнуть не меньше, чем к Тофику. Должно быть, они тоже взяли выходной. Что ж, тем лучше.

Я перешел через дорогу и свернул на бульвар.

До магазина было рукой подать, и я добрался до него без всяких приключений, что случалось со мной в последнее время нечасто.

Продуктов набрал с запасом, сколько влезло в сумку, а под занавес купил две банки консервированных ананасов — очень уж красивая на них была этикетка.

11.10. На обратном пути слежки не обнаружил.

Завтракали мы с Ниной часом позже, но ни этот факт, ни перечень своих покупок я в отчете не отразил — это не имело к делу никакого отношения.

12.45. По дороге на городской пляж слежки не обнаружил.

К двум часам я начал подумывать, не бросить ли мне свою затею с рапортом. Горизонт был чист, без единого пятнышка.

После очередного заплыва мы с Ниной лежали на горячей гальке у самого моря и обсыхали, подставив солнцу мокрые спины. Болтали о разном, больше о пустяках. Получилось это само собой, без нажима, хотя в глубине души я побаивался, что Нина сделает попытку возобновить разговор о моей профессиональной принадлежности, но она молчала. Может, ждала, что я сам затрону опасную тему, но я, разумеется, тоже помалкивал.