Протоколы с претензией - Е. Бирман

  – Это на одной колбасе не делается, – замечает он Баронессе.

  Ей ли не знать.

  А коварный Ближний Восток озабочен, кажется, только одним – как бы ему трансцендентное мировоззрение А.-инькиной матери еще больше запутать и воплотить в действительный и окончательный бред. Ближний Восток смеется в лицо Я., не пропускающему ни одной телепрограммы, где генералы, профессора, интеллектуалы и патриоты высказывают свои мнения. Он старательно вслушивается даже в многоголосую композицию, где все упомянутые действующие лица, начиная от интеллектуалов и кончая патриотами, выкрикивают свои мнения и прогнозы в раскаленную телекамеру. Телеведущий, хоть и восседающий во главе стола, но отнюдь не контролирующий вызванное им к жизни шумное действие, используя свои административные привилегии, врывается новыми вопросами как порывами ветра в уже бушующее во всю море. Море отвечает яростными накатами аргументированного крика.

  Ну докричались. И что? Призрачный мир А.-инькиной матери и общий абсурд ближневосточного своеволия знай себе воплощаются, и все тут.       

ЗАГАДКИ НОЧИ

  Выглянув из окна на улицу в дневное время, не увидишь ничего особенного. Проедет мусороуборочная машина, забросят в нее содержимое зеленых баков, пройдет мальчик в игрушечном костюме кружка дзюдо. Если засидеться допоздна ночью – мало что изменится, ну наступит тьма и зажгут фонари. Другое дело, если проснуться среди ночи и, не зажигая света в спальне, бросить взгляд наружу через приоткрытые жалюзи – странным покажется, что освещенная фонарями пустынная улица существовала все то время, пока мы спали. Что-то настораживающе загадочное есть в этом ее оторванном от нас самостоятельном ночном существовании. Так же странно было в детстве, когда нужно было куда-то ехать или лететь, и почему-то непременно нужно было вставать среди ночи, нас будили родители, мы продирали глаза, и уже и комната со стоящими в ней наготове упакованными чемоданами казалась чем-то чужой. Не враждебной, но и не вполне своей. И улица, куда выносили вскоре чемоданы, была другой, странно притихшей, если не было ветра, или притихшей на ветру, если он поднимался и шумящие листвой деревья эту тишину наполняли. И представлялось – что-то непонятное затаилось вокруг, с какой целью? В детстве все любопытно, а смерть пугающе черна.

  От возраста, от жизненной фазы так много зависит! Нельзя точнее определить возраст человека, чем по тону, которым он рассказывает врачу о случившемся с ним расстройстве желудка. От славного мальчика десяти лет трудно чего-то добиться, доктору придется выуживать из него факты, прибегая к уловкам и обманам. Девушка  лет семнадцати расскажет об этом быстро и со смущением, ведь так мало гармонии в этой паре: расстройство желудка и девушка! Зрелый мужчина, еще верящий в свое бессмертие, краток и ироничен. Женщина, недавно прошедшая новизну климакса, нелегкий уход из жизни родителей, – иронии себе не позволит в рассказе, и опытный врач поймет, что она издалека примеривает на себя это последнее испытание. В том возрасте, который молодежь называет переходным (“с этого света на тот”, – хохочут они, проявляя бесстрашие юности), тяжело скрыть от доктора глубокую увлеченность предметом рассказа, и пол рассказчика уже не имеет значения.

  К чему это все – о ночи, о возрасте? Ах да, возраст меняет людей. Мы любили порывы молодежных поветрий, юных и свежих вождей. И как же случилось, что в новых вождях мы видим порой лишь молодых каннибалов с хорошим аппетитом, а в ведомой ими волне – угрозу? Мы опытны, умело имитируем возрастную неуклюжесть, когда прихлопываем и притопываем вместе с ними, чтобы они не выбросили нас на помойку. Мы ведь молоды душой, нам тоже хочется порою все крушить и ломать...

  Но смотрите, смотрите, как высоко сегодня небо! Как прекрасно море! Как летают чайки над волнами!

НОВЫЕ ПОДРУЖКИ В. И СТАРЫЕ АНЕКДОТЫ В КНЕССЕТЕ

  Во вторник позвонил наконец запропавший было В.

  – Он просит разрешения на следующее заседание Кнессета прийти с девушкой, – сообщила Баронесса. ­– Так он сказал: “Прийти с девушкой”.

  – Как ее зовут? – спросила она тогда.

  – Котеночек, – ответил В.

  – Понятно, – ответила Баронесса.– Приходите.

  А. утверждет, что в наступающей эре Ислама В. легче других притерпится к полигамии.

  “К этому вас никто принуждать не станет”, – огрызнулся В.

  Он уже приходил однажды с девушкой по имени Псюша. Это, конечно, не было ее настоящеe имя. Так ее прозвали дети в детском саду, куда она устроилась работать на первых порах по прибытии в Еврейское Государство. Мужчины, вспомнила Баронесса, были обрадованы ее появлению, и против Котеночка они, конечно, тоже ничего не будут иметь против. В Псюше быстро обнаружилось тогда ее главное достоинство – она была замечательной мишенью для шуток. Найдя же, что по молодости она мало знакома с анекдотами советского времени, мужчины соревновались в их изложении, наслаждаясь ее восторженным смехом.

  Я. рассказал Псюше свой любимый анекдот о женской логике, в котором жена ругает мужа: “Идиот, кретин! Если бы завтра состоялся всемирный конкурс кретинов, ты занял бы на нем второе место”. “Почему второе?” – обижается муж. “Потому, что ты – кре-тин”, – объясняет жена.

  Возможно, желая выразить Псюше свое “снимаю шляпу” по поводу ее работы в детском саду или декларируя с присущим ему экстремизмом принцип поэтизации полезного труда или просто любя грубую форму этой в высшей степени справедливой, по его мнению, истории, Б. рассказал ей несколько рискованную с точки зрения хорошего тона притчу о Говночисте, который ехал со своей бочкой на телеге, погонял лошадь и ел яблоко. Навстречу ему по тротуару шла Барышня. Поравнявшись с телегой, она зажала нос рукой в перчатке. “Не ндравится? – спросил Говночист, откусывая большой кусок от яблока, – а ср-ть ндравится?”

  Неприличное слово Б. произнес с понижением голоса и заговорщицкой интонацией (Псюша все-таки новенькая в их компании), но все равно вышла неловкость. Увидев, что Псюша не уверена, следует ли ей соглашаться с рассказыванием таких анекдотов в ее присутствии, и немного насупилась, он добавил французское слово «пардон». Глядя в глаза скорее В., чем Псюше, он пустился в путаное объяснение, почему содержание этого анекдота целиком и полностью оправдывает его форму. Б. даже подумал, что лучше, может быть, было бы рассказать его на иврите. Но что за бред, возмутился он, – пересказывать Псюше русский анекдот на иврите! Позже Я., признавшийся, что он тоже недолюбливает пуританизм русского публичного слова, пришел на помощь Б., отыскав и процитировав отрывок из Набокова:

                              “...я заметил с судорогой злобного отвращения, что бывший советник царя, основательно  опорожнив  мочевой  пузырь,  не  спустил воду.  Эта  торжественная  лужа захожей урины с разлезающимся в ней вымокшим темно-желтым окурком показалась мне высшим оскорблением, и я дико огляделся, ища оружия. На самом деле,  вероятно,  ничто  иное,  как  русская  мещанская вежливость  (с  примесью  пожалуй  чего-то  азиатского)  подвигнуло  доброго полковника (Максимовича! – его фамилия  вдруг  прикатила  обратно  ко  мне), очень  чопорного  человека, как все русские, на то, чтобы отправить интимную нужду с приличной беззвучностью, не подчеркнув малую площадь чужой  квартиры путем  низвержения  громогласного  водопада  поверх собственной приглушенной струйки.”  Во время чтения текста, Я., как часто бывало при такой “дегустации” Набокова, ощутил мгновенную потерю связи с миром и полное погружение в текст. Он будто покачивался в волнах восхищения и на время забыл о содержании, восторгаясь исключительно формой, но потом сказал: “Это, конечно, не о словесности прямо, но принцип, на мой взгляд, демонстрирует”. Он еще добавил, что не думает, будто сам Набоков был полностью свободен от этой культурной традиции, упорно не впуская в свои тексты ненормативную лексику и заметив однажды, что Джойс при всей своей гениальности имеет болезненную склонность к отвратительному.

  Математик А. тоже рассказал анекдот, объяснив Псюше, что площадь Ленина – это место проведения первомайских митингов, а не ширина Ленина, умноженная на высоту Ленина.

  Этот роман продлился недолго. Псюша быстро оценила ненадежность своего друга и без душевного надрыва сменила его на более перспективного партнера. В. тогда на некоторое время увлекся автомобилями.

  И вот В. вдруг пропал. Для его поисков был применен совершенно новый метод. Я. объяснил всем правила пользования указателями и ссылками в языке Си.

  – При пользовании указателями и ссылками функции передается не сам объект, а переменная, содержащая его адрес. Бывает еще замысловатее, когда функции передается указатель на указатель. Например, когда хотят утопить политика с помощью компромата, не подают заявление в полицию, а сливают информацию в прессу, а уж полиция, прочтя статью в газете, займется политиком.