Симарглы - Варвара Мадоши

— Так это был он? — растерянно спросила девушка.

— Хладнокровный, стервец, — Вик бросил взгляд в вечереющее небо. — Зачем он только нас же и навел на свою жертву?..

Лена промолчала. Ответ она, кажется, знала, но не стала озвучивать. Это показалось бы слишком сентиментальным и вообще неправдоподобным.

— Мои поздравления, Елена. Браво, корнет. Жаль, что я не смог поучаствовать.

Лена обернулась. Станислав Ольгердтович еле стоял, буквально повиснув на плече Головастова. Из груди у него по-прежнему торчал кусок дерева (видно, эмпат решил проблему с другого конца: не стал снимать тяжелого коллегу, а попросту сломал ветку у основания).

— Стас! — Вик шагнул к другу, но все-таки пошатнулся, схватился за какой-то кустик. — Ты как?

— Видимо, чуть похуже тебя, — Стас криво улыбнулся. — Ничего. До Ирия бы добраться…. Там мигом.

— Это надо же, Морецкий! — даже Головастов казался измученным, хотя он-то что делал? — вы с Леной умудрились запечатать одного из хозяев Ада!

— А мы его запечатали? — с сомнением спросил Вик. — Мне показалось, что просто прогнали…

— Кажется, да… — растерянно произнесла Лена. — Или нет?.. Кажется, с ним самим что-то произошло… Вы знаете, я так толком и не поняла…

— Не в первый раз, — улыбнулся Вик.

Лена хихикнула.

Когда рядом с полем боя приземлился Голиаф, Лена совершенно забыла о голове, которую держала под мышкой и выронила еще когда упала в первый раз. Вик со Стасом о голове и не знали. Но вот то, что о ней забыл въедливый Головастов — это не может быть объяснено без вмешательства чего-то еще иного. Некой силы, древнее, чем даже симарглы…

«Я хотела только остановить время… Оно уже почти остановилось, в этой комнате с холстами вдоль стен, с моей кроватью среди бумажных завалов… Оно остановилось здесь, где я днем спала или существовала в растительном безделье, вечерами ждала Михаила, а ночами его дожидалась… Я почти остановила время, потому что дни текли за окном, совершенно одинаковые, как здания по типовому проекту… А теперь они вернут мою душу. И я потеряю надежду».

Ирина лежала на кровати, свернувшись, как младенец. Зачем жить? Жизнь — ненужный дар, о котором она не просила. Жизнь должна проходить мимо, не касаясь ее. Она так бережно выстроила свою раковинку, но ничего не выйдет. Скоро в раковинку ударит бешенное течение реки, разомкнет плотные створки, нанесет песка — рожай жемчуга, моллюск… Твори, ты же художница!

Скоро ее вернут. Скоро они сделают все для того, чтобы она жила, и тем самым…

Она просто лежала и смотрела на кусок обоев, отошедший под подоконником. Кусок висел, косо загнувшись трубочкой.

Вокруг была пустота. Зачем мы выходим в мир, если нет ничего, кроме пустоты?

Она прикрыла глаза. А потом услышала голос:

— Эй, красавица… Не ждала меня?

— Миша? — она поднялась на локтях, подслеповато щурясь в оконный проем, заслоненный теперь темным силуэтом. — Я думала, они убили тебя…

— Почти! — рассмеялся он беззаботно, показывая белые зубы. — Они изгнали меня… Теперь я не могу вернуться домой, и сила моя тоже по большей части ушла… по крайней мере, на время. Но зато я вернулся к тебе. Славная мы парочка, правда? Девушка с половинкой души и бездушный демон…

— Да… — согласилась Ирина, чье сердце замерло, забыв биться. — Странная.

— На! — он что-то кинул ей, и Ирина не смогла поймать. «Что-то» упало на кровать рядом с нею. Пальцы нашарили искусственные волосы, похожие на ощупь на леску.

Ее руки уже как-то раз ощущали это…

Ирина подняла голову манекена к лицу. Ее глаза в полутьме заглянули в глубину других глаз, нарисованных.

— Это ты… — сказала она, прижимая свое творение к груди. — Это все-таки ты!

— Это я, — серьезно сказал Михаил, подходя и садясь рядом. — И она. Это — мы.

Мы в ответе за тех, кого…

— Чего ты хочешь? — прошептала Ирина, откидываясь головой на его плечо.

— Чтобы время остановилось.

Но время никогда никого не слушает.

На следующее утро Михаил не ушел. И потом — тоже.

В Ирии Лена почти сразу осталась одна. Головастов с ними раскланялся сразу, как только слезли с симорга, а Вик со Стасом отправились в Морской Дом — приводить себя в порядок. Особенно нуждался в этом Вик. Стасу стало лучше сразу же, как только из него выдернули сук, а вот его напарнику было по-настоящему худо: уж больно много сил он отдал, чтобы запечатать демона.

В общем, они ушли. Станислав Ольгердтович ворчал, что Вик всегда подставляет себя под удар, а Вик был так слаб, что даже не огрызался.

И когда Лена, не желающая идти в дом, где она могла столкнуться еще с кем-то, осталась одна под цветущими яблонями, она дико захотела закурить. Захотела вертеть в пальцах сигарету, дымить, и вообще чувствовать себя взрослой и опытной. Потому что на самом деле такой маленькой и растерянной она в жизни не была. Эти воспоминания из детства… были ли они правдой, или их принесла с собой Черная Метка?..

Лена потерла шею… маленькая пентаграмма не болела, не саднила и вообще никак не проявляла себя, спасибо ей на этом. Пусть Стас сколько угодно уверяет ее, что никакой опасности она не представляет, но почему Лену так упорно не отпускает ощущение, что все не так просто?..

Девушка пыталась анализировать, пыталась привести все к какому-то подобию системы. Да… в детстве она, вероятно, была одной из них… посвященной «тьме» или как там это называется. Она теперь может восстановить это. А потом родители отмолили ее, и это было жутко больно, это стоило ей больного сердца, но это… дало ей свободу. И теперь Сергей пытается эту свободу у нее отнять, привязать ее к себе. Любовь ли это?.. Болезненная ли привязанность?.. Сумасшествие?..

Едва ли кто-то из них вообще может считаться нормальным. Если бы… если бы она могла получить помощь, или совет… голова отказывается работать.

Впрочем, ей бы это не помогло. Впервые она поняла, что Вик и Стас тоже крайне уязвимы. Что они и впрямь часто ошибаются и еще чаще не знают, что делать. Что в этот раз и Карина, и Головастов, пустили дело на самотек, понадеявшись только на нее. Что она должно что-то сделать. Как-то помочь.

Был теплый, даже жаркий вечер, и яблони пахли спелыми плодами, словно осенью. Этот запах душил в кольцах мощных объятий, словно живой, мешал думать.

Солнце скрылось на Западе,За полями обетованными…

А где-то мои обетованные земли? Земли, где можно будет жить так, как на самом деле захочется, не поправляя ничего ни за кем и не разбираясь с этими бесконечно сложными цепочками чувств, тянущимися из жизни?

Сегодня, когда она ловила демона… Она думала о демоне, а выходило — о Сергее.

Потом Лена повернула голову и увидела Матвея Головастова. Нелепый, долговязый, почему-то вдруг показавшийся моложе, он медленно брел к ней по аллее. Подошел. Остановился.

— Счет пошел на часы, — сказал он. — Они знают, что вы набрали силу, Лена. Надо что-то делать. Чем быстрее, тем лучше. И делать это должны вы. На ваших напарников надежды мало. Пока Морецкий в таком состоянии, Филиппов от него не отойдет, это уж как пить дать. А все решится завтра. Вы готовы? Вы ведь уже набрали немного опыта, вы должны представлять, что делать.

— Опыт… — хмыкнула Лена вдруг совершенно несвойственным ей тоном. — Как экспа в компьютерных игрушках.

На самом деле она почувствовала страх. Неужели Головастов прав, и все действительно должно решиться так скоро?.. Почему?.. Потому что они изгнали демона, и дали «плохим ребятам» знать, что они деятельны и активны?.. Ох, господи, не было печали!

— Что? — Головастов по-петушиному наклонил голову к плечу.

— Ничего, — улыбнулась Лена. — Нет, я не готова. Сначала я должна увидеть сон.

«Я должна наконец-то разрешить хоть одну проблему!»

Мы в ответе за тех, кого любим.

Эпизод IV. На краю пустыни

…Во сне Лена снова оказалась на границе. Но это уже была не река, затерянная в тайге, и не море с каменным пляжем. Это была опушка мрачного осеннего леса. Голые корявые сучья, кое-где украшенные мокрыми желтыми листьями, торчали в разные стороны, словно космы неопрятной ведьмы. От леса начиналось черное мерзлое поле, в котором время от времени попадались мелкие коричнево-розоватые катышки картошки. Каркали вороны в перламутровой тишине тихого неба. Было холодно, воздух, вылетавший изо рта, повисал белыми облачками.

Но, как ни странно, этот холод показался Лене более настоящим, чем все предыдущие испытанные ею холода. Словно сны вспоминали, что такое по-настоящему мерзнуть. И еще Лене подумалось: после такого холода хорошо вернуться в тепло и разложить влажный от мороси плащ сушиться на батарее.