Зеленый рыцарь. Легенды Зачарованного Леса (сборник) - Антология

Вернон убрал руку, и из старого крепкого дерева я превратилась обратно в маленькое ранимое человеческое существо.

Я прижалась щекой к теплой коре. Я все еще чувствовала, как струится внутри жизнь.

Через пару минут я выпрямилась и посмотрела на лес. Деревья казались другими – разными, живыми, невероятно древними и дружелюбными. Все приобрело какой-то новый смысл. Отовсюду лились звуки музыки – стоило лишь затаить дыхание.

– Но как?.. – начала я.

– Люди просто разучились чувствовать.

Я села на землю и сквозь сосновые иглы погрузила руки в мягкую почву. Я почти могла ощутить ее вкус подушечками пальцев.

Вернон сел рядом и тоже коснулся земли. Его пальцы стали твердыми, коричневыми и сучковатыми.

Я подняла руку и боязливо дотронулась до них.

Кора.

Вернон улыбнулся.

– Люди разучились чувствовать, – повторил он. – Особенно в Кремниевой долине. Они целыми днями сидят в своих офисах, где даже нет окон, и таращатся в мониторы. Некоторые сами пытаются восстановить эту связь, а некоторым нужно помочь. Это и есть моя работа. Вернуть их к корням.

Я вздохнула.

– И при чем тут моя мама?

– Иногда я встречаю людей и чувствую, что они особенные. Мег – особенная.

Вернон зачерпнул пригоршню земли, огляделся по сторонам и подобрал маленькую сосновую шишку. Затем вытряхнул из нее семечко и погрузил в почву. В ту же секунду над ладонью показался крошечный зеленый росток. Вернон осторожно опустил растение и пересадил его в землю у наших ног.

– Я могу пробудить в них жизнь, – прошептал он. – Мег – моя вторая половина. Она может их отпустить.

Он улыбнулся. Карие глаза смотрели куда-то вдаль.

– Я упускал из виду эту часть цикла, пока не встретил ее. Вместе мы… – он снова улыбнулся и тряхнул головой. – Вместе.

Я уставилась на крошечное растение, стараясь собрать мысли. Мама проводила много времени с умирающими, а Вернон занимался тем, что пробуждал жизнь. Я осторожно дотронулась до макушки зеленого побега. Он был таким мягким, что я едва его чувствовала.

Все это никак не складывалось в единую картину. Вернон был каким-то человеком-растением. И при этом…

– Но маму ты нашел в Интернете.

Он рассмеялся.

– О да. Я помогаю людям, застрявшим внутри машин. Я и сам в них застрял – но потом встретил жизнь, – он покачал головой, улыбаясь. – Жизнь всегда находит новые пути. У нее полно сюрпризов.

Вернон откинулся назад, и кора на его руках снова превратилась в кожу.

– Мы с Мег можем подождать, пока ты будешь готова. Ты хочешь вернуться домой?

– Домой… – эхом откликнулась я.

Дома в моей комнате было одно крошечное окно, которое выходило на парковку супермаркета.

Там был отец, Джинни с Катриной, мое старое квадратное пианино, школьные друзья. Все, что я знала, осталось там.

Я снова дотронулась до дерева и почувствовала, как струятся под корой соки.

В Айдахо вдоль улиц тоже росли деревья, но вокруг города простирались гороховые и чечевичные поля, а не дикий лес. Если я вернусь домой, смогу ли я касаться деревьев на улице и чувствовать, что происходит у них внутри?

А если останусь – как знать, чему еще я научусь у Вернона? Какую музыку я услышу? Хотя…

– Тэм и Холли делали со мной что-то странное.

– Что? – лицо Вернона посерьезнело.

Я не знала, как это описать. Жалоба звучала глупо, но мне ничего не оставалось, как произнести ее вслух.

– Они чертили что-то у меня на руке, и во рту появлялся странный вкус. Потом Тэм дал мне конфету, и я словно отупела.

Вернон нахмурился.

– Они не должны так делать. Я поговорю с ними, и ты не стесняйся. Они просто не хотят, чтобы ты уезжала.

Я вспомнила, как Холли прикоснулась ко мне, привела на кухню и усадила за стол, словно куклу. Если она и дальше продолжит меня трогать – я что, буду делать все, что ей захочется? И забуду, что хочется мне?

Я обхватила колени и начала раскачиваться взад-вперед.

– Я… не знаю. Дома никто не может вытворять со мной такие штуки. То, что делали Тэм и Холли, мне не нравится, и я хочу, чтобы они перестали. А если нет – я хочу домой. Но тогда вы с мамой…

– Мы можем подождать. Фиа, я долго ждал и подожду еще.

Он поднялся и протянул мне руку, помогая встать.

– Это не проблема. Ты должна чувствовать себя в безопасности. Никто не имеет права трогать тебя без твоего согласия. Они это знают. Я им напомню. Ты не обязана ничего решать, пока не будешь уверена.

Мы зашагали обратно. Вокруг шелестели и бормотали деревья. Я взяла Вернона за руку, и он улыбнулся.

Весь лес был наполнен музыкой. Теперь я твердо знала, в какой стороне дом. А еще я знала кое-что о самом лесе: например, какие деревья были здоровыми, а какие болели. Я чувствовала, где какие растения – даже в тех местах, в которых пока не была.

Когда мы подходили к дому, я услышала целый хор голосов – это переговаривались домашние растения. Я застыла как вкопанная.

Вернон тоже остановился.

– Я их слышу.

Он кивнул.

– В лесу ты вспомнила, как слышать природу. Ты хочешь снова это забыть?

Я подошла к окну и внимательно вгляделась в темно-зеленое растение, которое стояло на подоконнике. Оно умиротворенно пело песню о богатой, напоенной влагой почве и солнечном довольстве. А пальма, которая росла за ним, тихонько скулила от жажды.

Весь дом вдруг ожил и наполнился зеленой болтовней.

Мы обогнули дом и вошли через парадную дверь. Я одним движением сбросила ботинки, подбежала к пианино и принялась играть музыку деревьев – пока мои пальцы ее не запомнили. А потом…

Правой рукой я сыграла, как Вернон пробуждает в семени жизнь, а левой – как мама сидит рядом с Пегги и слушает ее рассказы о внучке. Две партии были так не похожи. Поначалу они ершились, сталкивались, наскакивали друг на друга, но потом что-то случилось – и они сложились воедино, как части пазла.

Я сыграла лес. Я сыграла гороховые и чечевичные поля. Я играла партии мамы и Вернона, мелодии тайн и загадок – пока не привыкла к тому, как они звучат все вместе.

Я сыграла раздумья мамы о работе, которая погружает ее в холод и смерть. Я сыграла, как Вернон дает маме зеленую силу, чтобы она могла работать дальше, и как мама дает Вернону тени, чтобы они сопровождали его свет.

Я сыграла свою собственную мелодию, затем мелодию Холли – осиротелую, трогательную и сестринско-нежную, потом мелодию Тэма – загадочную, вопросительную – ведь я так мало о нем знала. Здесь мелодия разладилась, и я вернулась к партиям Вернона и мамы, к напевам леса и воды, песням деревьев и солнечных лучей, темной ночи и безмолвной прохлады.

Мелодия звучала верно. Над остальным я могла поработать позже.

Я остановилась и обернулась. В комнате собрались все: мама, Холли, Тэм и Вернон. Холли сжимала кулачки и взволнованно дышала.