Зеленый рыцарь. Легенды Зачарованного Леса (сборник) - Антология

Чистый глубокий звук лился легко и свободно, проникая внутрь меня и вибрируя в каждой жилке. Я закончила упражнение, и пальцы сами решили, что играть дальше. Они выбрали вальс Шопена. Я себе уже не принадлежала – мной овладела мелодия.

Через некоторое время я очнулась и подняла глаза. Тут до меня дошла пара вещей. Во-первых, меня вполне можно купить. А во-вторых, я готова переехать сюда хоть завтра – лишь бы пианино стояло на месте, потому что, пока я на нем играла, все остальное переставало существовать. Что бы тут ни случилось – меня спасет музыка.

Вот только готовы ли к такому мои будущие домочадцы? Не все любят Вагнера по утрам.

Я огляделась. На пухлом диване рядом с гигантским филодендроном сидели Тэм и Холли и таращились на меня, разинув рты.

Мама с Верноном сидели на кушетке, держась за руки.

Я вдруг подумала, что отец не просил меня ничего сыграть с тех пор, как уехал к Джинни. Он даже на концерты перестал приходить. У меня концерт – у него командировка. Джинни, правда, бывала.

– Простите, увлеклась, – пробормотала я.

Вернон помотал головой:

– За что извиняться? Ты чудесно играла. Пианино твое – играй что угодно и когда угодно.

Ко мне подскочил Тэм.

– А меня научишь? Папа купил его пару дней назад, и я пробовал понажимать клавиши… Но вышла полная ерунда. У тебя получается в сто раз лучше! Покажешь?

– И мне! – радостно воскликнула Холли.

– На это нужно время, – уклончиво ответила я. – Будет ли оно у нас?

Я захлопнула крышку и встала. Кажется, я влюбилась в пианино окончательно и бесповоротно – и это меня пугало.

– Где тут у вас кухня?

Мы проследовали по еще одному коридору.

Кухня тоже была огромной – архитектор дома явно страдал гигантоманией. В углу стояло исполинское стальное чудовище, исполнявшее роль холодильника, а по стенам были развешаны сияющие медные кастрюли. Широченный разделочный стол, плита с шестью конфорками и две печи – микроволновка и обычная. Многообещающе. Я сразу направилась к самому стратегически важному объекту – холодильнику.

– Фиона! – шикнула мама.

Я захлопнула дверцу, успев убедиться, что ни пива, ни газировки там нет – не было даже молока.

– Все в порядке, – мягко сказал Вернон. – Чувствуйте себя как дома. Тэм, покажи Фионе, чем у нас можно перекусить.

Вот тут-то меня и постиг настоящий ужас жизни с Денизами. Их понятие «перекуса» явно отличалось от всего цивилизованного мира. Морковь? Сельдерей? Яблоки? Апельсины? Обезжиренный попкорн из микроволновки?..

Как предусмотрительно с моей стороны было припрятать пару сникерсов и пачку арахисовых конфет.

– Кстати о «перекусить», – сказал Вернон. – Располагайтесь, и поедем в магазин. Купите все, что вам понравится. Я понимаю, что наши пристрастия в еде могут не совпадать.

Еще одно препятствие нашему совместному будущему исчезло. Этот парень нравился мне все больше.

Холли проводила меня до моей комнаты. Я распаковала чемодан, переоделась в синюю футболку и решила разнюхать, что тут к чему. В ящиках стола и комода было пусто – пока там не поселились мои вещи. В шкафу болтались только вешалки. В окнах зеленел лес. Под деревьями стояла ванночка, в которой плескались птицы. Ни лужайки, ни пруда из моих окон видно не было. Да, этот дом определенно не имел границ.

Я вышла из комнаты и постучалась к Холли. Она тут же открыла. Ее спальня была красно-коричневой. На стенах висели яркие картины, нарисованные на коре, а на полках восседали каменные статуэтки из далеких стран. Ее окна тоже выходили на лес.

Так-так. Никаких следов Барби и в помине. Я почувствовала себя неловко. Мои куклы переехали на чердак всего пару лет назад, и я по-прежнему по ним тосковала. А у Холли даже медвежонка не было.

– И как вы тут развлекаетесь? – спросила я свою потенциальную сестру, усаживаясь к ней на кровать.

– Гуляем. Тут есть тропинки и куча классных мест – можно доехать на машине. Еще читаем. На пляж ездим. В Монтерее есть огромный аквариум – можем сходить, если хочешь. Летом папа водит семьи в походы по лесу, ну и мы с ним тоже. Еще я рисую.

Она вытащила из ящика стола серебристую коробку – типа портфеля, только больше:

– Ты любишь рисовать?

– Честно говоря, рисую я отстойно.

Холли широко распахнула глаза цвета травы.

– Что ты, Фиона! Все могут рисовать. У тебя, наверное, просто был плохой учитель.

Ну вот, приехали. Только снисхождения от восьмилетки мне и не хватало. Сменим тему.

– А что случилось с твоей мамой?

Холли прикусила губу и сосредоточенно защелкала застежками на коробке. Затем она бросила на меня быстрый взгляд.

– Она умерла два года назад.

Я выждала пару секунд.

– А от чего она умерла?

Холли глубоко вздохнула:

– От рака.

– Мне очень жаль.

По маминой работе я знала, что люди умирают по-разному: одни уходили легко и быстро, других ждал долгий мучительный конец. Какую смерть встретила мама Холли, я не знала, а спрашивать было неудобно.

Девочка крепко сжала серебряные застежки.

– Папа ничего не сделал, – прошептала она.

– Иногда никто не может ничего сделать, – ответила я, жалея, что в комнате нет мамы. Она всегда знала, что сказать в таких ситуациях.

Холли уставилась куда-то сквозь меня.

– Она хотела уйти, – прошептала она. – Я слышала, как они с папой разговаривали, когда думали, что рядом никого нет. Папа сказал, что может дать ей зеленую силу. Но она ответила, что хочет покоя и что он должен ее отпустить, – Холли подняла на меня мокрые от слез глаза. – Как она могла нас бросить?

– Все умирают. Тут ничего не поделаешь.

Я вспомнила об одной из маминых пациенток, Пегги. Я видела ее дважды, и она была одним из самых чудесных и добрых людей, которых я встречала. Всегда спокойная и ничуть не испуганная.

Почему?

Когда я пришла к ней во второй раз, она взяла меня за руку. Ее пальцы напоминали тонкие палочки из гибкого пластика. В глазах искрился свет, а на губах играла умиротворенная улыбка.

В тот день, когда мама сказала, что Пегги умерла, мне показалось, что я встретила ее на улице. Правда, у нее была копна черных волос, а не тот короткий ежик, с которым я ее обычно видела. Она обернулась и помахала мне – а потом сквозь нее начал просвечивать дом, и она растаяла. Не знаю, почему я решила, что это она. Может, потому, что о ней думала. Мама сказала, что ушла она спокойно.

Холли покачала головой.

– Папа мог. Она ему не разрешила.

– Холли… – начала я, протягивая руку.

Холли резко встряхнула кудрями, улыбнулась своей ослепительной улыбкой и открыла защелки на коробке. Я опустила руку на покрывало.

Внутри ящика оказалось несколько отделений, забитых тюбиками с краской. Холли вытащила из-под крышки стопку картонок, оклеенных холстом, и протянула мне одну.