Ромашковый лес - Евгения Агафонова

хотелось сказать. Письмо отчаялось. Завтра такой важный день, и оно так обязательно должно оказаться на столе у одной очаровательной особы, а оно выразиться не может. А что, если оно так и не сумеет ничего придумать? Что тогда? Она с трепетом поднимет его со стола своими нетерпеливыми ладошками, слегка приоткроет, чтобы продлить миг ожидания чего-то волшебно-фантастически-замечательного, потом резко ворвется в душу и…обнаружит пустоту? Нет-нет! Так быть не должно! Ни в коем случае! Нет! Нельзя! Если бы душа и правда была пустой – хоть не обидно. А тут – она же переполнена! Только что со всем этим делать? Как описать? Письмо себя изводило.

Перьевая ручка, которая очень-очень давно уже не воплощала в жизнь самые смелые и самые неуверенные душевные порывы писем, но по-прежнему любившая вспоминать те времена, не могла не заметить, как письмо мучается. Она долго наблюдала за ним, а потом решила, что, наверное, сможет ему помочь.

–Чего ты хочешь, письмо? – спросила она.

–Я хочу наполнить себя таким текстом, который передал бы всё то, что переполняет всего меня, – пытаясь размышлять вслух, ответило письмо.

–И что же тебя переполняет?

–Чувства, эмоции, слова…миллионы слов! Их так много, а толку от них так мало. Да ты не знаешь! Вот она – знает. – Письмо на мгновение замолчало. Перьевая ручка улыбнулась.

–Хочешь, я напишу на тебе всё-всё, что ты хочешь сказать?

–Да, но ты же говорила, что стара, и можешь писать совсем недолго. Как же мы напишем всё?

–Подумай.

Письмо застыло еще на милидолю милисикунды.

Да! Оно знало, что писать. Оно приблизилось к ручке и позволило вывести на себе всё. Всё, что невозможно выразить и тысячами миллионов слов. «Ты знаешь…»

Про возможности

Совершенно случайно они встретились. На берегу одного южного моря, куда солнце заглядывает невероятно часто – здесь его принимают особенно жарко. Торс приморской земли укрывали от волн миллиардики камешек и миллиарды камней, но он уложился рядом именно с этим ничуть не приметным, наиобычнейшим неидеально овальным камешком.

Буек не знал, зачем его привезли сюда, но пока он мирно всю дорогу лежал в багажнике и пытался понять что к чему, он слышал разговор с передних сидений автомобиля. Говорили о каком-то морском круизе что ли. В общем, буй ждал приключений. А пока он ждал, грезя чудным морским незабывательством…

–Такой ты довольный! – послышался чей-то высокий, но глуховатый голосок где-то совсем рядом.

Буек заметил чуть приподнятый над остальными и обратившийся всеми своими граньками к нему камушек, хотя сделать это было не так-то легко. Буй заметил его не сразу, ведь камень был таким…ну как самый обычный камень на берегу моря. Буек глянул на малыша с легким презрением, но все же ответил:

–Еще бы! В путешествие собираюсь.

–Правда? – камешек будто бликнул от солнца чуть сильнее. Это немного смутило буй и поддерживать беседу он стал еще презрительней и всё думал «Скорей бы уже в путь!»

–Стал бы я врать!

–А куда поплывешь? – не успокаивался камень.

–А ты чего такой любопытный? – ехидно передразнил его буек.

–Просто всю жизнь я мечтаю о том, чтобы путешествовать. Плыть вот так по морскому течению и прибиться волной на какой-нибудь удивительной красоты берег!

–Оо! Малыш, даже не мечтай! Ты же простой камень! Один из миллиардищ точно таких же как ты. Для путешествий по морю выбирают лучших. Даже нет, не лучших, – наилучшайших! А не наиобыкновеннейших. Чувствуешь разницу?

–Так значит… – расстроился камешек.

–Так значит лежи себе на бережочке и загорай, раз не посчастливилось родиться неповторимым.

Стоило буйку закончить свое вдохновенное выступление, как его, наконец, подхватили и потащили в море.

Его тянули, а он представлял себе, как на глубине здорово и весело. Может на глубине так оно и было, вот только ему далеко-далеко забраться не удалось. В тот день, когда его впервые погрузили в воду, буек был счастлив безмерно! Он предвкушал длительное путешествие, полное приключений и яркостей. Но, отплыв метров двести от берега, его почему-то остановили, привязали к нему какую-то огромную штуку на веревке, которая не давала двинуться в сторону ни на метр, и бросили. Поначалу буй думал, что это что-то вроде некого испытания. Пройдя его и вытерпев все эти сложности неподвижности, он продемонстрирует всем свою стойкость и ему позволят отправиться в путь по волнам. Но время шло, а железная штуковина на веревке не отпускала. Какой же он испытал стрессоносный ужас, когда через некоторое время рядом с ним, метрах в пяти, на воду положили еще один, точно такой же буек. Точно такой же! А потом еще один, и еще…Так он понял, что он один из наиобычнейших.

Теперь все дни его проходили в мечтах о том, что когда-нибудь эта чертова сдерживающая нить порвется и он отправится куда-нибудь далеко-далеко по морскому течению…

–Такой ты недовольный, –послышался чей-то высокий, но глуховатый голосок где-то рядом.

Буек даже вздрогнул. Этот голос определенно был ему знаком. Камешек он узнал не сразу: ярко играющий мокрой спинкой с лучиками солнца, необычайно блистающий, идеально овальный, он сидел на канате, связывающем между собой все буи.

–Как…? – начал было буек, но камень догадался, о чем тот хочет его спросить.

–Я всегда отличался терпеливостью. Твои слова немного задели меня. Я ведь и правда похож на всех…Но я понял, в чем мое главное отличие: я верю в мечту. По-настоящему верю! И я верил в нее всегда. Потому даже море вышло из себя, чтобы прогуляться своим гневом по земле, заметило меня и увело за собой. С этого и начались мои путешествия. Где я только не побывал!.. – камень резко оборвал свой рассказ, потому что заметил, как буек, услышав все это, отчаянно пытается открепиться от веревочных оков, как у него в очередной раз ничего не выходит и как он от злости хлюпается по воде.

–Но видишь, как все сложилось, – осторожно продолжил камешек, – я снова здесь, у этого берега.

–А я всю жизнь здесь, у этого берега! – выплескивал буек, – всю жизнь! А я ведь я думал, что смогу плыть по волнам туда, куда ветер дорогу укажет. Но я здесь, бултыхаюсь. Совсем не мечта…

Камень, ни бульком не перебив буек, дослушал его, нырнул в море и уплыл. Зачем ему знать, как страдает тот, кто когда-то смеялся над точно такими же его страданиями.

Прошло немало времени, а буек все также болтался на одной и той же морской волне. С другими буями он не общался, так как считал их предателями: как посмели они быть такими же, как он! Да и вообще камень был единственным, с кем он говорил за всю жизнь.

Он был безнадежно оскорблен. Он отчаялся. Как вдруг однажды он почувствовал: всё! «Всё» не в смысле «всё! Конец!», а