Повесть о детстве - Федор Гладков

Кузярь смело и независимо вошел в круг и заскользил на своих курносых валенках. Мне тоже хотелось озоровать и показать барчатам, что я не боюсь их, несмотря на то что Володя зловеще похлестывал нагайкой, а Саша вонзал рогатину в лед. Я с разбегу проехал по зеркальному льду на середину крута к Кузярю. Наумка остался на снегу и с завистью посматривал на нас, робко улыбаясь и вытирая варежкой нос.

Володя подскочил к нам, замысловато закружился и встал на острые концы коньков. Он щелкнул нагайкой по своей бекешке и властно приказал:

- Вам кто разрешает сюда ходить? Убирайтесь вон! Вы нам не пара.

Кузярь с невинным видом спросил дружелюбно:

- Аль уж на льду-то поиграть нельзя? Мы, чай, не мешаем вам. Звери мы, что ли?

- Мне собака милее, чем вы, - с брезгливой гримасой высокомерно ответил Володя, играя нагайкой. - А если я гоню - значит, вы здесь лишние.

Приплясывая, Кузярь с ехидной улыбочкой напомнил:

- Да ведь река-то ничья. Может, здесь и воздухом нельзя нам дышать?

Володя внушительно стукнул черенком нагайки по шапке Кузяря.

- Значит, нельзя. Долой отсюда, пока я вас не отхлестал.

Я не вытерпел и вырвал у него нагайку.

- Ну, ты не охальничай кургузкой-то! Думаешь, боимся тебя?

Володя бросился на меня и хотел ударить, но я замахал перед ним его нагайкой.

Саша подъехал ко мне на коньках и с гневным испугом закричал:

- Не смей, Федяшка! С ума сошел! Володька пожалуется папаше, и он выпорет тебя. А ты оставь, Володя. Знаешь, с кем имеешь дело?

- Я их, дураков, заставлю слушаться. Я на версту их не подпущу! Отдай нагайку!

Кузярь вырвал у меня нагайку и заскользил по льду, весело жвыкая ею. Володя с металлическим треском рванулся к нему на коньках. Саша с тревогой поехал за ними, подталкиваясь рогатинкой. Я тоже поскользил на помощь Кузярю. Он юрко увернулся от барчат и, жвыкая нагайкой, вызывающе засмеялся.

- Отдай плетку! - злился Володя, преследуя его. - Сашка, дай сюда рогатину, я его огрею по башке.

Но Саша отъехал в сторону.

- Не желаю. Рогатина не для того, чтобы бить по башкам. Ты такой же, как папа, - не помнишь себя.

- А я желаю его проучить. Он не понимает, идиот, что нечего ему соваться сюда своим рылом.

Он подлетел ко мне и крикнул:

- Ты какое имел право вырвать у меня плетку? Ну? На первый раз я тебя щажу, потому что ты храбро защищал Машу. Но за дерзость я все-таки должен тебя наказать. Отбери у этого негодяя нагайку и вручи ее мне.

Я тоже ненавидел этог,о зазнайку и посоветовал ему:

- Возьми да сам и отбирай. Эка, чем стращать захотел!

Сам зарвался, обругал нас, а сейчас трусу веруешь.

- Это я трус? Ты дурак.

- Ты сам дурак. Саша-то тебя умнее: тебя же совестит.

Он поскользнулся на коньках и взмахнул руками. Если

бы я не поддержал его, он упал бы навзничь и больно расшиб голову. Он растерянно взглянул на меня и пробормотал:

- Спасибо за помощь. Я тебя прощаю.

- Прощать меня не за что. Чай, я не хуже тебя. Я ведь тоже книжки читаю.

Я подозвал Кузяря и велел ему отдать нагайку Володе.

Но Кузярь заартачился:

- Пускай он поборется со мной, тогда отдам.

Володя презрительно скривил рот.

- Еще чего захотел!

Саша с веселой готовностью предложил:

- Давай со мной бороться. Я с удовольствием.

Кузярь дружески улыбнулся ему.

- Нет, с тобой не буду. Мы с тобой не ругались. А он у меня в долгу.

Наумка, должно быть, не ждал ничего хорошего от нашей ссоры и побежал обратно.

- Один навозный герой уже удрал, - усмехнулся Володя. - Пора и вам обоим убираться. Хватит. Давай плетку.

Кузярь подмигнул мне и захлестал нагайкой перед Володей. Он дразнил его: вот, мол, твоя плетка-то, а не возьмешь.

- Нам идти .некуда, - ухмыльнулся он. - Мы дома. Это вы забрались к нам на задний двор. Мы же вас не гоним.

Вон у себя на мельничном пруду каток-то и сделали бы. Вы у нас скотину за потраву угоняете и штрафы дерете. А я вот в залог взял нагайку. Ну-ка, попробуй отнять. Хоть гы и старше меня, а со мной не сладишь...

Я шепнул Саше на ухо:

- Чтобы драки не было, пускай выкупит. Кузярь-го страсть ловкий драться.

Саша встревожился и миролюбиво посоветовал Володе:

- У тебя, Володька, в шубе оловянный пистолетик с бумажными пистонами. Отдай его за нагайку.

- Молчи ты, трус! Он меня и пальцем не тронет, - не смеет! Он - мужик, а мы - дворяне.

- Ну, так что же? - серьезно возразил Саша. - Не забывай, как Митя доказывал, что крестьянин нисколько не хуже нас и часто бывает благороднее.

- Мне наплевать на Митю. Он студент. Нигилист. Папа уже сказал ему, что он урод в нашей семье.

Он неожиданно сшиб шапку с Кузяря, вцепился в нагайку и рванул к себе. Но Кузярь ловко выкрутил ее из его пальцев, и глаза его вспыхнули.

- Подними шапку!

- Дай, Сашка, рогатину! - яростно крикнул Володя. - Мне это надоело. Пора кончать комедию. Я его сейчас отлуплю... Я...

Но не договорил и кувыркнулся на лед.

Саша со слезами в голосе закричал:

- Володька, ты сам виноват. Довольно! Брось задирать - не показывай своего гонора. Помиритесь - и по домам!

Но Володька быстро вскочил на коньки и бросился на Кузяря. А Кузярь встретил его взмахом нагайки. Мы с Сашей кинулись к ним. Но Кузярь успел опять свалить Володю с ног, сорвать с него шапку и бросить ее далеко в снег.

Он сунул плетку в руку Саши, поднял свою шапку и с угрозой сказал:

- Больше сюда с кургузками не ходить! Да и рогатину незачем таскать. Мы к вам с миром пришли, а вы кнутом да рогатиной привечаете. Пойдем, Федяха! Они с собаками привыкли валандаться, а с людьми водиться у них ума нет.

Дворяны - морды поганы!

Я заметил, что Саше было стыдно за Володю, который с трудом поднимался со льда, - должно быть, ушибся.

Володя надорванно кричал нам вслед:

- Высекут тебя, мужик вонючий! Высекут! Обоих высекут!

Кузярь обернулся и дернул меня за рукав.

- Побежим к ним сразу вместе. Увидишь, как они лататы зададут.

В груди у меня забурлила дерзкая радость. Очень хотелось увидеть, как эти кичливые дворяне будут улепетывать от нас. Мы с разудалым криком ринулись на барчат. Они сорвались с места и замахали коньками, но -перед сугробом не успели затормозить, и оба ткнулись носами в снег.

Кузярь остановился и захохотал. Захохотал и я.

- Эй, дворяне! - победоносно заорал Кузярь. - Дворяне!.. Скоро вас запарят черти в бане!

Барчата удирали от нас не по тропе, а прямо по снегу, проваливаясь в него до колен.

Больше они на этом катке не появлялись, и мы с Кузярем ликовали. Там, наверху, в барских хоромах был враждебный нам мир. Оттуда мы не ждали ничего хорошего.

Кузярь тоже пристрастился к книжкам. Эту страсть разбудил в нем я. Как-то после моленной мы зашли к нам в избу, и я стал ему читать "Песню про купца Калашникова". Ему очень понравился запев "Песни": "Ох, ты гой еси!.." И он несколько раз повторял его при встрече: "Ох, ты гой еси!" Но особенно захватил его кулачный бой Калашникова с Кирибеевичем. Он вскрикивал, смеялся, и у него горели глаза.

- Вот как здорово! Это похоже, как Володимирыч с твоим отцом дрался. У нас только ничего не вышло с Володькой-барчонком. А то бы я ему задал, как Калашников.

Кирибеевич тоже, чай, так же нос задирал, как Володька.

Должно, все дворяне хвальбишки. Ну-ка, как это?

Как сходилися, собиралися

Удалые бойцы московские

На Москву-реку, на кулачный бой...

Из чулана вышла бабушка с ухватом в руке и слушала с удивленной улыбкой.

- Это чего вы бормочете-то? Эдакой песни-то я никогда и не слыхала. Гоже-то как! Где это ее поют-то? А на голосто как?

Я задыхался от радости: этой "Песней" я победил бабушку, - значит, книжку можно читать вслух всем, даже дедушка не будет ругаться и не вырвет ее из моих рук. Бабушка чутка была к песне и знала ее красоту. В этой "Песне"

пели сами стихи, и когда я читал ее, то невольно распевал каждое слово. Бабушка вслушивалась в мой голос и рыхло подплывала к столу, словно песня манила ее, и она подчинялась ее напевному ритму.

Мы не заметили, как вошли мать с Катей. Увидел я их только тогда, когда мать вскрикнула, как от боли, а Катя изумленно, с надломом в голосе, сказала:

- Да откуда ты выкопал это, Федя? Вот чудо-то!..

Кузярь, прижимаясь ко мне плечом, впивался в строчки книжки и не мог оторваться. Он плачущим голосом крикнул:

- Да не мешайте вы, Христа ради! Дай, я читать буду.

А бабушка со стонами и вздохами вспоминала:

- На гуслях-то и у нас играли... Мой батюшка-покойник в барских покоях играл и песни пел... Заслушаешься...

Ну, а эдакую песню не пел.

- Баушка Анна, - с жалобным возмущением просил Кузярь, - ты слушай, а не бай. Эту песню-то сто раз слушай - не наслушаешься.

Мать торопливо и страстно лепетала:

- Спрятать надо, а то дедушка изорвет. В сундук спрячу. А когда его нет, слушать будем.

Но бабушка обиженно простонала:

- Дедушка-то, чай, только побалушки не любит... Грех побалушки-то читать. Сказки - складки, а песня - быль...