Лебединая песня - Овидий Александрович Горчаков

В стороне остается город-крепость Летцен. «Джек» днем благополучно пересекает железную дорогу Растенбург — Летцен, по которой фюрер, бывало, ездил в свою ставку в Виннице.

Через реки разведчики переправляются древним способом — каждый со связкой ивовых прутьев. К этим связкам привязаны рации, оружие, вещмешки, одежда. Мельников предлагает соединить все связки парашютной стропой, чтобы никого не унесло в темноте быстрым течением. Ледяная вода в первую минуту кажется кипятком… Зина не умеет плавать; но, крепко вцепившись в спасительную связку, кое-как держит голову над черной водой…

Аня гребет правой рукой, левой поддерживает рацию. Только бы уберечь «северок» от воды: даже самая малость воды, и рация выйдет ив строя.

Холодно, мокрая одежда задубевает, шуршит при каждом шаге. Кажется, будто это проклятое шуршание слышно далеко окрест. Надо идти и идти, пока на тебе все не просохнет. Нельзя ложиться спать в мокрой одежде. Но уже совсем светло…

Утром, измученные, больные, Аня и Зина, передвинув пистолетные кобуры с бока на живот, ложатся на промерзлую землю в зарослях облетевшего орешника и спят долго, словно стремясь обмануть усталость, неотступную тревогу и голод. В пепельно-сером небе плывут низкие, угрюмые, снеговые тучи.

Замерзают лужи и болота, у берегов озер собирается шуга. Злой северо-западный ветер гонит под хмурым небом свинцовую волну. Шумит жухлый, рыжий камыш на ветру. Хлещет дождь пополам со снегом. Скрипят, стонут сосны. Мрачен вид заколоченных купален. Еще недавно здесь купались бюргеры и бауэры, а вдали белели быстрые яхты прусской знати. А теперь — волчьи следы на пороше. Временами, то ли мерещится Ане, то ли на самом деле, в лесном мраке зелеными углями горят волчьи глаза. Нет, недаром Гитлер назвал свою ставку «Вольфсшанце».

С каждым днем разгорается сражение разведчиков с «генералом Морозом». Свиреп он и беспощаден. А у разведчиков ни теплой одежды, ни крепкой обуви, даже нет возможности разложить костер.

— Ну и холодюга! — шепчет Аня Зине. — Я все свою сещинскую кожанку вспоминаю да латаные-перелатаные валенки на резине.

Разведчики утепляются, как могут, — ложась, застилают лапник вырезанными из грузовых тюков кусками авизента, подбитого ватином, одеваются в трофейное обмундирование, подкладывают газетную бумагу в сапоги и ботинки, обвязывают поясницу нижней рубашкой, чтобы; лежа на мерзлой земле, не застудить почки. Морозы все сильнее, земля каменеет, промерзая все глубже. Падает снег в лесу. Промокшая одежда днем не просыхает, покрывается ледяным панцирем. Летне-осенние маскировочные костюмы теперь уже не маскируют, а демаскируют. Аня и Зина шьют на скорую руку маскхалаты из парашютного перкаля, из простыней, добытых в брошенном майонтке.

Все чаще встречаются облетевшие березовые рощи; они похожи на колонны угнанных в неметчину россиянок.

Идут разведчики. Идут радистки. Постоянная борьба с голодом, холодом и опасностью. Сердце сжато тревогой, словно железным кулаком. Шаги ночного патруля, окрик «Хальт!», грохот выстрелов и визг пуль в неведомых черных урочищах. Сумасшедший бег в лесных потемках, бешеный стук в груди, жар в натруженных легких.

Невероятно тяжелы выпавшие на долю Ани и ее друзей трудности и лишения. Откуда черпают богатырскую силу эти обыкновенные девчата и парни в необыкновенных условиях гитлеровского тыла? Известно, что вести бой можно научить любого новобранца в любой армии, а вот умению переносить и преодолевать трудности и лишения, умению бороться в безвыходных, казалось бы, условиях научить нельзя. Такая богатырская стойкость вырабатывается в человеке всей его жизнью, подкрепляется закалкой характера и несокрушимой верой в священную правоту того дела, которому он служит. Этим «святым духом» и живы разведчики группы «Джек».

— А на фронте сейчас наши культурно живут, — размечтался на привале Ваня Мельников. — Сходил в баньку, оделся во все теплое и чистое, дернул свои наркомовские сто грамм и — рубай себе от пуза горячую пшенку. Свернешь козью ножку с палец толщиной, задымишь, почитаешь дивизионку, а потом можно и на фрица навалиться. Лафа!

…А фронт, как назло, стоит и стоит на месте.

На лесном перекрестке Моржин и Мельников, опытные «языковеды», берут «языка» — кавалера Золотого германского креста штабс-унтер-офицера из 221-й охранной дивизии. Моржин забирает у этого унтера автомат, выуживает два запасных рожка из широких голенищ. «Языка» допрашивает Аня. В группе теперь только она одна говорит по-немецки.

— 221-я дивизия! — восклицает Ваня Мельников, по-хозяйски заглянув в зольдбух — солдатскую книжку. — Колоссаль! Братцы! Какая приятная встреча! Да это ж та самая дивизия, что гоняла нас в Белоруссии, жгла деревни, расстреливала детей, женщин и стариков! Вундербар! Попался, который кусался!..

Штабс-унтер-офицер испуганно смотрит на обступивших его изможденных, оборванных людей с горячечным блеском в глазах и начинает трястись крупной дрожью.

— Наш полк готовится к отправке в Арденны, — чуть не плачет он.

Моржин выясняет, что многие части срочно перебрасываются из Восточной Пруссии на запад, на защиту «Западного вала». Оставшиеся дивизии держат по пятнадцати километров фронта. 2-й танковый корпус СС, под командованием группенфюрера СС Герберта Гилле, в составе двух дивизий по приказу фюрера готовится к переброске из Восточной Пруссии в Венгрию, чтобы деблокировать немецкие войска, окруженные в Будапеште.

Остальных разведчиков в эту минуту больше интересует НЗ карателя. Хорошо, что попался штабной унтер с ранцем, а не щеголь-офицер. В ранце из телячьей кожи шерстью наружу они, ликуя, находят целый клад — говяжьи консервы, консервы ливерной колбасы из дичи, сыр в тюбике, две пачки галет, топленое масло, баночку искусственного меда, термос с горячим кофе, буханку формового хлеба с примесью ячменя и — очень кстати — плитку шоколада «Шокакола» — он бодрит и успокаивает нервы.

Толя Моржин остается очень доволен показаниями «языка».

«Гладиатор» сверяет свои часы с часами «Лебедя» в «Сойки», которые вот уже четыре месяца связывались с Большой землей из Восточной Пруссии по московскому времени.

Важные показания штабс-унтер-офицера этой же ночью надо передать Центру. У Ани и Зины имеются свой, так сказать, профессиональные, враги — атмосферные помехи, эти чертовы немецкие дребезжалки, десятки всяких неожиданных и досадных неполадок: перебитый пулей шланг питания, поломка деталей, капризные контакты. Однажды отпаялась припайка дросселя низкой частоты. Но хуже всего, что у Аниного «северка» совсем сели батареи, а у рации Зины вот-вот выдохнутся.

— Не уверена, Толя, — говорит Зина Моржину после радиосеанса, тревожно глядя на вольтметр, — смогу ли я передать следующую радиограмму.

— Господин группенфюрер! Моим людям удалось вновь напасть на след русской шпионской группы. Эта группа рейдирует с севера на юг с целью разведки наших укреплений. Надо признать, что она