Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер

– Насколько я помню, это сундук с припасами, – заметил он, показав на короб. – Сундук с реликвиями с другой стороны.

– Ну конечно, ты прав, мальчик мой! – Арчибальд хлопнул себя по лбу. – Все-таки старость берет свое… – Он прищурился и окинул Иоганна взглядом. – Так ты и есть наш новый фокусник? Ну, выглядишь ты постарше Лукаса, – он подмигнул ему. – И, как я слышал, поумнее.

– А кто этот Лукас? – спросил Иоганн.

Он еще вчера слышал о своем предшественнике, но расспросить о нем пока не представлялось случая.

– Скорее уж, кем этот Лукас был, – сухо поправил его Арчибальд. – Бедняга угодил под колесо недалеко от Лейпцига, когда мы скатились по склону. Нога переломилась, как тонкая рейка. Я наложил шину и смазал рану мазью из медвежьего жира и арники, но не прошло и двух недель, как он умер от лихорадки. А ведь ему было всего пятнадцать… – Старик тихо вздохнул. – Жаль парня, хороший был фокусник, знал целую кучу трюков.

– И мне жаль, – сказал Иоганн.

Арчибальд отмахнулся.

– Уж таково течение жизни. Мы приходим и уходим, и никому неведомо, когда и чей настанет черед. Никогда бы не подумал, что Господь дарует мне столько лет… Мне ведь почти семьдесят! – Он ухмыльнулся. – В твои годы я был дерзким юнцом. И притом весьма привлекательным. Я был бродячим схоластом и не пропускал ни одной девицы, будь она хоть немного красивее осла. – И громко рассмеялся.

– Так вы учились?

Иоганн заинтересовался. Он знал, что студенты часто перебирались из одного университета в другой. Многие предавались пьянству и безделью и в конце концов подавались в шпильманы. Среди них нередко попадались и бывшие священнослужители, так называемые ваганты или голиарды.

Иоганн между тем устроился на скамейке рядом с Арчибальдом. От его одежды пахло прогорклым маслом, в волосах застрял всякий сор.

– О да, я родом из видного семейства. Хотя сейчас так считают далеко не все. – Старик покачал головой. – Мой отец был богатым купцом в Гамбурге. Стовенбраннты некогда принадлежали к числу самых могущественных семей в Ганзейском союзе. Я был третьим сыном, и потому мне пришлось корпеть над философией, долбить юриспруденцию и медицину и, увы, постигать богословие… – Он тяжко вздохнул. – Давай-ка поговорим о чем-нибудь другом. Ты, значит, фокусник? У кого учился?

– Есть один… человек. Его имя Тонио дель Моравиа.

Арчибальд нахмурил лоб.

– Тонио дель Моравиа? Кажется, где-то я уже слышал это имя. Хм… – Он задумался. – Так ты говоришь, он тоже артист?

– Хиромант и астролог, – ответил Иоганн. Чем-то ему не понравился испытующий взгляд Арчибальда.

– И он обучал тебя в том числе этим тайным наукам? – продолжал допытываться старик.

– Так, немного… – Иоганну вдруг стало не по себе. Возможно, он совершил ошибку, упомянув имя наставника. Он постарался сменить тему. – А вы тоже алхимик?

Арчибальд насторожился.

– С чего ты взял?

– Ну, ваш посох, покрытый золотом…

– А, это! – Старик рассмеялся. – Он покрыт дешевым сусальным золотом. Если измазать его глиной, позолоты не видно. Все остальное – уже балаган.

Иоганн усмехнулся.

– Hoc est enim corpus meum [23]…

– Смотрю, ты знаешь латынь. Начитанный фокусник, значит… Бывают же чудеса на этом свете. Хм… – Тут Арчибальд подмигнул Иоганну. – Или это единственная фраза, которую ты знаешь?

– Lingua latina sermo patrius meus est, – ответил Иоганн без запинки. – Deorum antiquorum modo colloqui amo. Homo Deus est [24].

Последнее само по себе соскочила с языка. Пустая фраза, которую Иоганн часто слышал от наставника, на Арчибальда произвела странное воздействие. Старик вздрогнул, словно пощечину получил, и смерил юношу долгим пытливым взглядом.

– Где ты услышал эти слова? – спросил он.

Иоганн пожал плечами. Взгляд Арчибальда его смутил.

– Не знаю. Наверное, подхватил мимоходом… – Он поспешил переменить тему: – Эмилио говорил вчера, что лишь благодаря вам труппа может рассчитывать на зимнюю квартиру в Венеции?

По какой-то необъяснимой причине ему не хотелось обсуждать с Арчибальдом свое прошлое. Старик ответил не сразу.

– Хм… – протянул он наконец. – Именно так. И это, черт возьми, единственная причина, почему они терпят меня! Я и сам понимаю, что я лишь вшивый алхимик и стационир на склоне лет. Вифлеемская солома невыносимо воняет, а перо архангела Гавриила истрепанное, будто его кошка изжевала и выплюнула.

Иоганн улыбнулся – он был рад перевести разговор в другое русло. Так называемые стациониры скитались по миру и за плату показывали страждущим святые реликвии. Он как-то слышал, что из всех частиц Святого креста можно было бы выстроить целый город. Это объяснялось в том числе и тем, что обыденные вещи становились реликвиями, просто соприкоснувшись с какой-либо святыней.

Арчибальд осклабился во весь свой беззубый рот.

– Все-таки есть польза от семьи. У меня сохранились кое-какие связи в купеческих кругах, в том числе и с немецкой торговой конторой в Венеции. Мы сможем остановиться там на зиму, а взамен будем давать там представления, – он хмыкнул. – У меня есть рекомендательное письмо из Гамбурга, из высших кругов. Это, скажем так, моя гарантия к старости. И…

– Эй, вы двое! – донесся снаружи голос Петера. – Вы там что, теперь вдвоем вино хлещете? Иоганн, выходи, будем толкать повозку. Впереди подъем, и лошадь одна не справится.

Юноша стал выбираться наружу, но Арчибальд придержал его за руку.

– Та фраза на латыни, – произнес он вполголоса. – Ну, Homo Deus est… Неважно, где ты ее услыхал, но я бы на твоем месте ею не разбрасывался. Эти слова не для всех. Ты меня понял?

Иоганн кивнул, хотя не понял ровным счетом ничего. Возможно, старик просто хотел нагнать на него страху. Он отвернулся и выбрался наружу. Арчибальд еще долго смотрел ему вслед. Потом вздохнул и стал рыться в сундуке с припасами в поисках вина.

С поврежденной повозкой они продвигались довольно медленно, и на ночь им пришлось остановиться возле реки. Вечером по берегу стелился туман; Иоганн замерз, но виду не подавал. Он был новичком и потому сидел чуть в стороне, зачерпывая густую похлебку из миски. Саломе время от времени улыбалась ему, и это смущало юношу, сбивало его с толку.

После скудного ужина Нахтигаль поиграл немного на скрипке. Иоганн в очередной раз убедился, что Петер наделен исключительным талантом. В Книтлингене играли, как правило, пьяные бродяги, которые с трудом выдерживали ритм. Петер, напротив, касался струн, словно ангел. При этом он закрывал глаза и всецело отдавался музыке. Иоганн завидовал его способности на время отрешаться от всех забот и мрачных мыслей. Сам он этого не умел и ночью опять спал скверно. Ему снился Тонио и маленькие извивающиеся тела на лесной поляне где-то под Нёрдлингеном. Иногда его будил стон или вздох, но это Саломе и Эмилио наслаждались друг другом под тонким одеялом.

На исходе следующего дня они добрались до Ландсберга, где должно было состояться первое для Иоганна представление.

Город, как и Аугсбург, раскинулся на берегу Леха. С востока на обрывистом берегу высился замок, мощные стены которого свидетельствовали о могуществе и процветании. Петеру уже не раз приходилось здесь бывать, поэтому они без особого труда получили разрешение выступить на рыночной площади.

Артисты вместе с другими путниками прошли по широкому деревянному мосту, сооруженному вдоль плотины. Через Ландсберг проходил Солевой тракт, по которому ценное сырье доставляли из Райхенхалля до Боденского озера. Соляной склад и таможенный сбор, взимаемый с каждой повозки, обеспечивали городу и его жителям солидный доход.

Как только повозка вывернула на главную площадь, начали собираться первые зеваки. Вокруг смеялись дети, старики и старухи бормотали себе под нос и крестились, а через минуту уже не могли оторвать глаз от наряженных артистов. Иоганн знал по прошлым выступлениям с наставником, что люди рады любому поводу, лишь бы как-то отвлечься от рутины. Не считая Кирмеса [25], ярмарок и редких казней, у людей, особенно в деревнях и маленьких городках, развлечений было немного. За эти час или два, проведенные в беззаботном веселье, горожане словно перемещались в другой мир, далекий от повседневных нужд и скуки. И все-таки артисты оставались для них неприкасаемыми и в иное время их по возможности избегали.