Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер

После третьей кружки и порции сладкого, приготовленного из яичного желтка и меда, Иоганн лишился пяти серебряных монет. Еще две он заплатил грудастой и беззубой потаскухе, которая, исполнив свои обязанности, мигом исчезла. Восьмой пфенниг юноша в приступе пьяного великодушия бросил нищему музыканту, который жался у дверей трактира. Иоганн смутно припоминал, что показывал в трактире простенькие трюки и карточные фокусы. А этот оборванец – кажется, он подыгрывал ему на лютне? Как бы там ни было, Иоганн потратил почти все деньги, и у него остался единственный пфенниг, полученный от торговца.

«Как пришло, так и ушло», – пронеслось в затуманенном сознании.

Иоганн побрел по темному переулку. Он понятия не имел, что будет делать дальше. Ему нужно остаться где-то на ночлег, но в таком городе, как Аугсбург, на один пфенниг не разгуляться. А если провести ночь на улице? Вполне возможно, что его прирежет какой-нибудь мерзавец. Как ни странно, эта мысль Иоганна нисколько не испугала. Что держало его в этом мире? Все, кого он когда-то любил, ушли. Мама, Мартин, Маргарита… А единственный человек, кому он доверился, его почтенный наставник, столькому его научивший, оказался еретиком и безбожником. Иоганн вспомнил, что сказал Тонио своему другу Пуату в трактире «Под золотым солнцем».

Если мы все сделаем правильно, он изменит мир…

Что за ирония! Он, должно быть, ослышался. Он был пустым местом, никем.

Иоганн исполнился скорби и жалости к самому себе, и по его щекам потекли слезы. Ему хотелось только умереть. К тому же его страшно мутило после несметного количества вина и сладкого десерта. Иоганн прислонился к стене и сделал глубокий вдох. В этот миг кто-то накинул ему на голову мешок.

– Хррм… – только и успел он промычать.

Потом все вокруг почернело.

Иоганн не успел ничего толком сообразить, столь внезапным было нападение. В нем мгновенно проснулась воля к жизни. Он принялся яростно отбиваться, но от этого мешок затягивался еще плотнее. На шею ему накинули веревку.

Иоганн решил уже, что его собираются задушить. Но тут юношу подняли, словно куклу, взвалили на плечо и понесли прочь. Иоганн рвался и кричал, и похититель с такой силой приложил его к стене, что голова готова было взорваться, а в глазах вспыхнули искры.

Похититель что-то невнятно прорычал. Иоганн воспринял этот медвежий рык как предостережение и притих. Он обмяк на могучем плече и раздумывал, кому бы мог понадобиться. Может, неизвестный хотел утопить его в одном из каналов, коих в Аугсбурге было великое множество? Но к чему столько хлопот? Этот малый, который схватил его, был достаточно силен, чтобы просто раздавить юношу, как жука.

Так его и несли по ночным улицам. Иоганн качался в такт шагам, точно мешок с зерном. Мешок на голове пропах пылью и прелой пшеницей, и сквозь плотную ткань ничего не было видно. Спустя некоторое время они остановились. Неизвестный стряхнул его с плеча и швырнул на жесткую землю. Иоганн упал на ушибленное плечо и захрипел от боли.

– Сними мешок, Мустафа, – послышался знакомый голос.

Мешковина с треском разорвалась, и в глаза Иоганну ударил лунный свет. Он зажмурился. Понемногу окружающая обстановка обретала очертания. По всей видимости, он оказался где-то на задворках, среди нечистот и зловония. Рядом стояли две повозки. Парусина на них была разорвана, но Иоганн узнал их. Переднее колесо на одной из повозок было разбито, несколько досок в кузове выломано, одна оглобля сломана пополам.

Над Иоанном стоял рыжий скрипач.

На голове у него была грязная повязка, правый глаз заплыл. Поджав губы, скрипач взирал на Иоганна. Того трясло от страха и холода. Он огляделся: за ним, точно башня, возвышался могучий торс Мустафы, из тени выступили Саломе и жонглер Эмилио.

– Вот и свиделись, – прошипел скрипач. На нем по-прежнему был красно-желтый наряд. Он немного шепелявил, и в свете луны Иоганн заметил, что у него не хватает переднего зуба. – Думаю, ты уже понял, что не стоило связываться с Петером Нахтигалем. Никому еще не удавалось безнаказанно дурачить меня! Понятно?

– Мадонна, успокойся ты, Петер, – произнес Эмилио, в голосе его звучали непривычные южные нотки. При малейшем его движении колокольчики на одежде позванивали. – Ты можешь спустить с него шкуру, сожрать живьем и не оставить костей, но это ничего нам не даст. Он должен вернуть нам деньги и возместить ущерб.

– Ущерб? – просипел Иоганн и мгновенно протрезвел. Он потер расшибленный лоб и осторожно поднялся. – Что… какой еще ущерб?

– Ты издеваешься? – заорал Петер. – Ты… ты… – Он унял злость и понизил голос. – Нам разломали повозку, а уж про свое лицо я вообще молчу, – продолжал он негромко. – Нам еще повезло, что стражники не упекли нас за решетку и мы нашли приют на этом вонючем дворе. У нас отняли разрешение на выступления, и завтра нам придется убраться из города. А все потому, что какой-то щенок вздумал обвести нас вокруг пальца!

– Не совсем так, – тихо проговорил Иоганн. – Это вы хотели обвести меня вокруг пальца.

– Ты, чертов умник…

Петер замахнулся для удара, но в этот миг Саломе громко рассмеялась у него за спиной.

– Что есть, то есть, Петер, – заметила девушка. Голос у нее был хриплый и довольно низкий при таком изящном теле. – Я еще в Вюрцбурге говорила тебе, что это слишком рискованно. Люди всё замечают. Хотя не все так хороши и сообразительны, как наш приятель. – Саломе внимательно и участливо взглянула на Иоганна. Она была лет на десять старше него, хотя определить ее возраст было непросто. – Не удивлюсь, если окажется, что ты и сам артист. Я права?

Иоганн помедлил в нерешительности, а потом кивнул.

– Ха! Тебе, видно, поручили изжить нас из города, – прорычал Петер. – На кого ты работаешь? На Штеффена Музыканта? А может, на Горластого Карла и его людей? Ну, отвечай, пока я тебе язык не вырвал!

– Ни… ни на кого, – ответил Иоганн. – Я сам по себе. Какое-то время я путешествовал с бродячим астрологом, но мы… разминулись.

– Астрологом? – Саломе подмигнула ему. – Надеюсь, это был не старый пьяница вроде нашего почтенного магистра Арчибальда. Да если б ты не сорвал наше представление сегодня, так Арчибальд уж точно сорвал бы следующее. Он пьет, как теленок, и теперь отсыпается. – Она кивнула на повозку. – Слышишь храп?

Иоганн прислушался. В одной из повозок действительно кто-то ворочался и причмокивал во сне, потом с шумом пустил ветры и вновь захрапел.

– Проклятье, нам лучше избавиться от этого пропойцы, – проворчал Эмилио. – Его фокус просто смешон, и в следующий раз он, чего доброго, нырнет в собственное ведро.

– Ты сам знаешь, почему он с нами, – сказал Петер. – Так что не болтай. – Снова с вызовом взглянул на Иоганна. – А теперь ты, парень. Давай сюда наши монеты!

– У меня их… нет, – робко ответил Иоганн. – Я все потратил в таверне, осталась только одна монета.

– В «Белом агнце», – Саломе кивнула. – Ты вел себя как вельможа и швырял деньгами. Но твои фокусы, как говорят, были хороши.

У Иоганна отвисла челюсть.

– Вы знаете…

– Maledetto [22], мы полдня тебя разыскиваем! – перебил его Эмилио. – Потом какая-то потаскуха рассказала нам про юнца в крестьянских лохмотьях, который петушится в «Агнце», и мы сразу отправили туда Мустафу.

Гигант кивнул и похрустел костяшками пальцев.

– Обыщи-ка его! – приказал Петер.

Мустафа схватил Иоанна, встряхнул его, как мокрую тряпку, и обшарил карманы. Вытащил последнюю монету и протянул скрипачу.

– Проклятье, он и вправду все пропил! – выругался Петер и швырнул монету в грязь. – На какие деньги нам теперь чинить повозку?

– Одна повозка ведь еще сгодится, – успокоила его Саломе и подняла монету. – Сломанную можно продать вместе с клячей, а места для ящиков хватит. Мы все равно не перешли бы через Альпы с хромой кобылой.

Иоганн вздрогнул, и сердце его замерло в груди.