Горькие ягодки (СИ) - Вайз Мариэлла

Вместе с Дамиром искала бы, видимо. И вообще, о том, что такое телефон, Элеонора никогда не слышала? Не говоря уж о том, что она вообще-то была у самого Надюшкиного подъезда всего лишь позавчера. Не так уж и давно. А этот её лепет о запутанности нашего городка? Учитывая то, что она постоянно навещает здесь свою тётку, а наш городок совсем небольшой и вовсе не запутанный…

Нет, я нормально отношусь к этой очередной красавице. Я вообще должна быть ей премного благодарна за то, что она явилась своеобразным катализатором моего избавления от власти Андрея. От ненормальной власти.

Правда, несмотря на то, что разумом я вполне осознаю, что должна испытывать к Элеоноре лишь благодарность, особо добрых чувств к сей нежной красавице я всё равно не питаю. Напротив, она крайне раздражает меня своим видом и своей болтовнёй. Её слишком много.

Если Андрей с Анжелой, да и Дамир тоже, ведут себя в незнакомой в общем-то компании вполне соответственно и адекватно, не привлекая к себе особого внимания, то Элеонора явно решила стать королевой вечера. Типа, прекрасная москвичка снизошла до посещения нашей глухой провинции.

– Потише, потише, доченька, садись-ка лучше вот сюда, – слышу голос тёть Паши, культурно осаживающей шумную гостью.

– Да, да, потише, девушка, – говорит кто-то из наших ребят, не подпавший под действие чар прекрасной москвички. Элеонора наконец замолкает.

В комнате становится так тихо, словно я здесь одна.

– Ну что, тёть Паш, твою любимую? – улыбаюсь я Надюшкиной маман.

На сегодняшний день любимая песня тёть Паши в моём исполнении это та самая песенка про камушек в груди, с помощью которой Дашка когда-то пыталась составить психологический портрет Андрея, как она тогда выразилась, веселясь и иронизируя. Как давно это было. Какие весёлые и беспечные были мы с Дашкой тогда…

Вообще, что тёте Паше, что моей маме, нравятся простые сентиментальные песенки. Но их фавориты время от времени меняются. Предыдущим была «Калина красная». Говорят, у меня хорошо получаются такие вот душевные песенки. Мама считает, что я пою даже лучше Валентины Толкуновой, её любимой певицы. Мама говорит, что мой голос более бархатный. Но это же мама, понятно.

Беру первые аккорды, пробегаюсь по стареньким клавишам. Надюшка, в отличие от меня, не очень-то хотела обучаться музыке и в своё время, ещё в первом классе, как-то долбанула молотком прямо по ноте до первой октавы. За что и получила по заднице от дядь Славы.

Надюшкины родители очень хотели, чтобы доча играла на пианино, и в своё время, заняв недостающие деньги, купили ей подержанное, но в хорошем состоянии вот это фортепиано. А я часами занималась на нём же с Надюшкой сольфеджио, которое у неё совсем не шло.

Никак не могла Надюшка писать музыкальные диктанты. Не различала на слух звуки и всё. Её даже чуть не выгнали в своё время из музыкалки. Но, как сказал дядь Слава, научить можно даже медведя, и благодаря нашим многочисленным занятиям Надюшка свои законные тройки с двумя минусами по сольфеджио всё же получала.

А я каждой Надюшкиной тройке радовалась намного больше, чем своим пятёркам. Просто мои пятёрки мне ничего не стоили, а в Надюшку я вкладывала свой труд. Наверное, именно тогда я и захотела стать учителем. До сих пор помню, как я была горда, когда наша учительница по сольфеджио Эмма Семёновна первый раз сказала Надюшке: «Ну вот, наконец-то ты написала диктант всего с пятью ошибками. Можешь ведь, если хочешь, Надежда!»

Правда, с хором у Надюшки дела тоже шли не очень. Петь Надюшка не любила и не хотела. Поэтому на всех наших посиделках пою я. Отдуваюсь за двоих, как дядь Слава говорит.

Ну что ж, тишина в зале наступила. Мой главный слушатель тёть Паша уже уселась, подперев голову рукой, и ждёт свои камушки. Пора.

– «В этот вечер снова ждёт тебя другой…

Это он украл любовь у нас с тобой…»

Вообще, наша учительница по хору, Алла Филипповна, всегда говорила нам так: «Вы вовсе не обязаны плакать под песню сами. Более того, вы и не должны ни в коем случае этого делать. Но. Ваша прямая обязанность – заставить плакать ваших слушателей. Поэтому добавили немного трагизма и этот отрывочек ещё раз…»

Мне всегда было так смешно на уроках, когда Алла Филипповна говорила что-то типа, так, Марианна, теперь чуть повеселее, а здесь влей печали, так, молодец, молодец…

Поэтому мне легко петь эту песню, слова которой, может, и взяли бы меня за душу, если бы я не научилась абстрагироваться от текста.

– «Он тебя не пожалеет, не простит…

Твоё сердце разобьётся о гранит…»

Ах, ах, прямо про меня прежнюю… Смешно. Дурочка я была наивная… Всё представляла себе, что вот случится чудо и он когда-нибудь полюбит меня. Не полюбит, Марианна, успокойся. Максимум, захочет переспать. Когда рядом не будет более подходящей кандидатуры. Ненавижу его.

– «Твоё счастье разлетится на куски…

Ты с ума сойдёшь от горя и тоски…», – всё нормально, Марианна, всё ок. Как хорошо, что всё прошло…

Стоит растаять последним аккордам, как Анжела подбегает ко мне и обнимает, окутывая лёгким ароматом наверняка очень дорогих духов. Её глаза подозрительно блестят. Наивная ещё девочка.

– Да, Марианн, зря ты всё же в консерваторию-то не пошла, – говорит Верочка Амелкина, – ведь всей музыкалкой тебя уговаривали…

– Даа, такой талант пропадает… – вздыхает пригорюнившаяся тёть Паша, – и город бы наш прославила, Марианн…

– Да ладно тебе, тёть Паш, – улыбаюсь я, – я учителем больше хочу стать, чем певицей.

– Это ты правильно, Марианна, – поддерживает меня дядь Слава, – к учительскому делу у тебя точно талант. Как ты нашу-то по этому научила, как его, по солифеджию вашему… Даа, наша Марианночка это бриллиант. Чистейшей воды бриллиант! Бывало, другие девочки на улице бегают, а она с нашей сидит, этим занимаются, солифеджей. Ещё махонькая девочка была, а душа какая!

Дядь Слава что-то прям разгорячился, раскраснелся, и говорит немного даже с каким-то… с каким-то намёком, что ли… Как будто прямо сватает меня. И ещё немного агрессивно, кажется, говорит. Видно, что дяде Славе много чего есть сказать, и сказать это он хочет прямо здесь и сейчас.

И… так расхваливать меня только при моих же одноклассниках, которые и так знают меня как облупленную, дядь Слава точно не стал бы. Блин. Блин. Блин. Почему ты никогда не думаешь головой, Марианна?

Дядь Слава же только неделю назад играл с Алёнкой, когда они с тёть Пашей приносили нам с мамой мёд, который каждый год присылает дяди Славин брат с Алтая. И всех наших родственников дядь Слава тоже прекрасно знает. Идея общения Алёнки с Анжелой и, как следствие, и моя начинающаяся дружба с сестрёнкой Андрея уже не кажется мне такой удачной.

Это ещё хорошо, что мои одноклассники видели Алёнку очень давно, совсем маленькой, в возрасте, когда все младенцы похожи друг на друга. Но пройдёт совсем немного времени, Алёнка начнёт ходить, и первая же встреченная мною девчонка из нашей компании без труда поймёт, в кого у моей доченьки такие голубые как летнее небо глаза и аристократические черты лица.

Даже цвет волос, и тот Алёнка взяла от своего отца. Который почему-то смотрит сейчас на меня в упор. Что это с ним? Как говорится, пресытился щербетом, на сладкую воду потянуло?

На моё счастье, дяди Славин монолог, воспевающий мои несравненные достоинства, искусно прерывает тёть Паша. «Пойдём уже, отец, – обнимает она мужа, – давай хоть молодёжи свободу дадим. Пойдём, пойдём…»

После ухода Надюшкиных родителей наше веселье вспыхивает, словно сухая солома от брошенной спички. Ребята врубают оглушительную музыку, сдвигают стол к стене, Сашка Кирпичников с Володькой Семёновым очень быстро организуют дискотеку. У Надюшкиной семьи хорошие отношения с соседями, поэтому сегодня мы можем шуметь хоть до утра.

В который раз удивляюсь, как хорошо Андрей с Анжелой и Дамир вписались в нашу компанию. Хотя, даже Элеонора поубавила свой пыл и тоже вполне неплохо смотрится. Мы танцуем все вместе в одном большом кругу, кто во что горазд.