Кто хочет стать президентом? - Михаил Попов

Эти майорские размышления были прерваны кадром с физиономией знакомой и незнакомой одновременно.

Ба!

Джоан вернулась, нырнула под одеяло и теперь влажно и укромно дышала, облегая драгоценным теплом правую часть тела.

Майор все-таки узнал человека на экране. Небритый, со впалыми щеками, с сухим, чуть безумным блеском глаз.

Кандидат в президенты Андрей Андреевич Голодин. Пришлось прибавить звука. Голодин голодает.

А кто это рядом? Господи, Нина Андреевна – любимая идейная врагиня! Она голодает тоже?! Фантастика!

Уже четвертый день. В спортзале где-то на окраине Москвы.

Нина почти не изменилась, на ней отказ от пищи внешне не сказывался. И так слишком субтильна и худа. Только черты лица немного заострились. Говорит, что не удивлена поступком отца. Это только недруги и недобросовестные люди называли его человеком, который заботится о своем кармане, а лишь потом о кармане государства. На самом деле Андрей Андреевич совсем другой! Какое-то время ему приходилось жить по законам властной стаи, а теперь он с народом. Народ голодает – и Голодин голодает тоже.

Камера показывает кандидата. Его внешность говорит сама за себя. Он заявляет в целый куст микрофонов, что будет валяться здесь на матрасе вместе с обманутыми дольщиками до тех пор, пока их справедливые требования не выполнят, или до тех пор, пока «меня не вынесут отсюда вперед ногами».

Тут же – врачи со своими пугающими комментариями и еще более пугающими прогнозами.

Журналисты бросаются к выходу: приехал господин Оскаров. Он сердито и остроумно рассуждает о происходящем. Язвит обманщиков народа вообще и конкретно – кровопийцу Дорожкина, который пользуется поддержкой местного чиновника, состоящего, между прочим, в партии власти. А это есть коррупция в «химически чистом виде»!

Андрей Андреевич и Оскаров пожимают друг другу руки. Смотрят друг другу в глаза. Оскаров говорит другу и соратнику слова человеческой и политической поддержки.

Опять план с Ниной, ее горячая речь. Политику принято считать грязным делом. Но ведь если разобраться, все зависит от конкретных людей. Если каждый конкретный человек на своем политическом месте будет вести себя по-человечески, грязи не за что будет зацепиться. Андрей Андреевич Голодин это понял. Он как мало кто в нашей стране изведал принцип действия механизмов несправедливости и обмана. Тем важнее, что именно он решил против всего этого выступить. Только выходец из власти знает, где скрыты самые страшные язвы этой власти и какими лекарствами их надо лечить!

– Я люблю своего отца и верю ему!

– Что она говорит?

– Что любит своего отца и верит ему.

– Вот этого несчастного со щетиной и больным взглядом?

– Его.

Джоан потерлась носом о предплечье майора.

– Я тоже любила своего отца и всегда верила ему. Хотя мы часто ругались.

– Почему?

– Он был большой ученый, но работал на правительство. Он был хороший человек, но я не могла его убедить в том, что те, кто правит, причиняют миру много вреда.

– Он не соглашался с тобой?

– Он говорил, что, работая на правительство, он хотя бы имеет возможность как-то улучшить ситуацию. Раз уж мир все равно развивается так, как развивается, дело каждого честного профессионала – попытаться смягчить зло, причиняемое людям этим развитием.

– Мне кажется, твой отец заблуждался.

– Согласна. Но я любила его. Он был все равно лучший.

– Вот эта девушка на экране – я ее знаю, она тоже любит своего отца и не хочет видеть, какую опасную игру он прикрывает приличной демагогией.

– Ты спал с этой девушкой?

– Слишком женский вопрос.

Тело Джоан напряглось, она даже на несколько мгновений перестала дышать.

– Я не спал с этой девушкой. Мы просто долго разговаривали с ней. Я ее ни в чем не убедил. Хотя она, как мне показалась, человек умный и честный.

– Она сейчас работает на своего отца, разве это плохо?

– Ее отец политик. Прожженный. Коррупционер.

– Почему он так плохо выглядит, если он коррупционер? Он в тюрьме?

– Вот и телезрители некоторые, наверное, рассуждают подобным образом. Какой же он вор, когда он так плохо выглядит?

– У него глаза человека, который страдает.

– От недоедания. Он слишком привык к хорошей жизни, поэтому три дня голодовки превратили его в узника Освенцима… Лучше скажи, где ты нашла мой московский телефон.

– В Интернете. Я провела поиск по теме «чистая сила». Мне стало известно, что в России этим занимаются и есть успехи. Но информации оказалось очень мало. Только о фирме «Китеж». На ее сайте говорилось о какой-то совместной работе с группой, которая занималась «чистой силой» – совершенным топливом. Там называлась и твоя фамилия как одного из сотрудников «Китежа», и только у тебя был московский телефон. Я не хотела ехать так далеко – в Сибирь…

Елагин не припоминал, что когда-либо размещал свои координаты на сайте «Китежа», хотя такое вполне могло быть. Впрочем, это его сейчас волновало уже не очень: возникла тема поинтереснее.

– А зачем тебе понадобилась Сибирь? Для чего ты приехала?

Джоан молчала. Надо было решаться. Лежащий рядом мужчина ей безумно нравился, причем все больше и больше. Она чувствовала, что он хороший человек и что она ему тоже стала дорога. Нельзя же столь искусно притворяться влюбленным. И не только в постели. Судя по всему, он не агент, а частное лицо. Эпизод возле библиотеки доказывал, что он не состоит ни в мафии, ни в полиции. Теперь, когда нет Лаймы, она сама вряд ли сможет добраться до людей, способных объяснить историю с абсолютным топливом, а значит, и с гибелью отца.

Если она не решится довериться этому человеку, тогда какому человеку вообще можно довериться?

– Не хочешь говорить – не говори.

– Я хочу, но боюсь.

– Меня?

– Пойми правильно. Я самоуверенная глупая американка, которая примчалась в такую тяжелую страну в надежде, что ей удастся разгадать важную тайну. И, лишь оказавшись на месте, я поняла, насколько самоуверенна и глупа. Я в ужасе от самой себя и от того, что вокруг происходит. Я уже даже не знаю, чего мне хочется больше – раскрыть тайну или просто уехать домой.

– Может, я тебе смогу помочь.

– Я только о тебе в этом смысле и думаю. На миссис Варвару вряд ли стоит рассчитывать, хотя она и хорошая.

– Итак, ты приехала сюда из-за отца. Потому что тебя не устроили объяснения твоего дяди Джека относительно его гибели.

– Фрэнка.

– Пусть. Какая тебе нужна помощь?

Одной рукой майор обнимал возлюбленную, другой терзал пульт. И снова нарвался на картинку с голодающим кандидатом. Только теперь рядом с Андреем Андреевичем был не Оскаров, а писатель Ливонов. Очкастый подзаикающийся хищный старичок пытался втолковать корреспондентам, что не в меньшей степени отстаивает народные интересы, чем ныне голодающий Голодин. Хотя он, глава нацбольного движения, сидевший три года, понимает и принимает голодинскую тактику. Слова надо оплачивать делами. «Дело прочно, когда под ним сочится кровь. Причем своя кровь, а не чужая».

Голодин всячески демонстрировал, что этому визиту в свою поддержку не рад.

Он говорил «нет» всяческому экстремизму, особенно националистического толка.

– А какими делами вы оплачиваете те свои слова, господин Ливонов, которые привели ваших мальчишек в латышскую тюрьму?

Камера показала строгую сосредоточенную Нину, задавшую этот вопрос.

Известный писатель запнулся, вытаскивая ответную реплику, но в расстановке персонажей в кадре возникла некая сумбурность: Ливонов возражал, может быть, и умно, однако у зрителя оставалось ощущение, что он срезан вопросом о мальчишках под корень.

– Я хочу поговорить с людьми, которые владеют проблемой «чистой силы», и смогут объяснить мне, что же случилось с моим отцом. Умышленное убийство, злой рок, чья-то небрежность? И вообще, что такое абсолютное топливо?

– Я помогу тебе. Я знаю людей, разбирающихся в этой проблеме не хуже твоего отца. Но…

– Почему ты остановился?

– Я не знаю, поймешь ли ты меня правильно.

– Ты объясни все правильно, и я пойму.

– Даже очень компетентным специалистам нужна дополнительная информация. Самолет, упавший на машину с изобретателем, – этого мало, чтобы судить об изобретении. От твоего отца остались какие-нибудь материалы?

Джоан все уже взвесила и решилась, поэтому ответила быстро:

– У меня есть очень важные материалы.

Глава тридцать шестая

Старые друзья

г. Москва, офис Винглинского

Сергей Янович внимательно и неприязненно смотрел на собеседника. Саша Павлыш – старый друг, соратник, но до чего же трудно обрадоваться этой встрече!

Да, съели вместе пуд соли. То есть вместе гоняли в страну первые фуры с компьютерами в самом начале девяностых. Вместе отбивались от шпаны, рисковали, недосыпали и перепивали. Но как бы ему объяснить, что все это позади?