Сибирская амазонка - Ирина Мельникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часам к двум пополудни небо постепенно затянули серые облака, которые лениво ползли на восток, опускаясь все ниже и ниже. Все чаще налетал холодный ветерок. С каждым порывом он становился все злее и беспощаднее. Сашка то и дело с беспокойством поглядывал на небо и поторапливал попутчиков и лошадей сердитыми окриками:
— Живей! Торопись! Буря надвигается!
А ветер все крепчал. Сильнее качались и стонали под его порывами деревья. Лошади, смирившись с усталостью, покорно шли, не отставая друг от друга. Но день закончился раньше, чем путешественники достигли удобного места для ночлега. Наступавшая на тайгу ночь ничего хорошего не предвещала. Алексей по-прежнему шел в караване последним и с тревогой вглядывался в темноту, рассекаемую молниями. В их жутковатом свете кусты и маячившие впереди деревья казались ожившими скелетами, танцующими под свист и вопли бесноватого ветра.
Внезапно идущие впереди лошади остановились. Алексей приложил ладони к губам и, стараясь перекричать шум ветра, гаркнул во всю силу легких:
— Ну, что там стряслось?
Вместо ответа в голове каравана показались слабые пятна света. Близнецы остановились, чтобы надрать бересты и зажечь небольшие факелы. Сашка прокричал, чтобы вели лошадей близко друг к другу и не отставали. Очередной порыв ветра принес с собой дождь. Крупные капли больно ударили по лицу. Тьма и дождь перемешались с ревом ветра и громким треском, с которым валились на землю старые деревья. Свет от берестяных факелов то угасал, то вспыхивал вновь, ложась бледной полосой на окружавшую их тайгу. В какой-то момент, когда огонь высветил одно из ближайших деревьев, Алексей с удивлением заметил следы топора на нем. Кто-то уже бывал в этих местах, но только очень давно, потому что затеей сильно затянуло смолой.
Их путь пошел под уклон, и, как на грех, погасла промокшая береста. Стало до того темно, что Алексей не видел идущей впереди Розки, лишь протянув руку, находил ее круп, убеждаясь, что не ушел в сторону и не отстал от каравана.
Некоторое время они двигались почти на ощупь, лишь прикрывали лицо руками, чтобы не напороться на сучья. Алексей поражался умению близнецов ориентироваться в темноте.
Сквозь шум ветра он слышал изредка их голоса. Казачата переговаривались, видимо, советовались друг с другом, но за все это время их маленький караван ни разу не остановился, не заметался в панике. Спокойно и по-взрослому деловито юные проводники вели их к невидимой цели. И их уверенность передалась Алексею, он понял, что для казачат подобная буря — явление обычное. И успокоился.
А спуск с каждым шагом становился все круче и круче.
Промокшие и усталые путники, спотыкаясь о бесчисленные камни и колоды, падали и снова шли, пока не оказались среди завала. Сучья, казалось, торчали отовсюду. Они рвали одежду и, видимо, ощутимо поранили нескольких лошадей, потому что они жалобно заржали, а остальные беспокойно затоптались на месте, всхрапывая и задирая головы.
— Назад! — послышался снизу голос Сашки. И путники, безропотно подчиняясь его окрику, повернули коней. Все смешалось. Люди кричали на лошадей, те фыркали и испуганно ржали, не понимая, почему на них ополчились, ведь они были меньше всего повинны в создавшейся суматохе.
Через полчаса, а может меньше, они оказались на более-менее ровной площадке и остановились. Дождь, ветер и кромешная тьма окутывали тайгу. Стихия пугала животных. Лошади присмирели и, прижавшись друг к другу, терпеливо ждали, когда наконец с них снимут груд. Развьючивали их на ощупь всех подряд, складывали тюки в кучу и прикрывали брезентом. Седла не сняли, опасаясь застудить вспотевшие спины.
Пока возились с лошадьми, Сашка настрогал сушняк и, укрывшись от дождя куском брезента, развел костер. Алексей со стороны наблюдал за близнецами. Они совершенно не боялись невзгод, им не нужно было советовать, как поступить в трудном положении, — суровая жизнь в тайге сама распределяла между ними обязанности. Ивану и Алексею было несоизмеримо труднее во время похода, поэтому они безропотно выполняли Сашкины приказы, отдав ему бразды правления во всем, что касалось обеспечения порядка в их таежной жизни.
Пересчитали лошадей. Все были на месте, но не хватало жеребенка. Что делать? Шурка неожиданно всхлипнул и умоляюще произнес:
— Сашка, я вернусь назад! Он же маленький, запросто на росомаху или рысь напорется…
— А если ты напорешься? — спросил угрюмо Сашка и покачал головой:
— Нет, не пойдешь! Заблудиться здесь, раз плюнуть! Авось сам найдется, не маленький уже!
Шурка всхлипнул опять, но перечить не стал и отошел к костру. Некоторое время все стояли молча. Усталость сгибала плечи, промокшая одежда липла к телу. Самое трудное в этот момент решиться пренебречь отдыхом и вернуться в проклятый завал, чтобы разыскать в непроглядной тьме отбившегося или завалившегося среди деревьев Воронка. Но ведь и лошадей нельзя оставлять одних…
Иван стащил с себя телогрейку, не торопясь выжал из нее воду, достал из кармана пару полураскисших сухарей и ломоть окорока — остатки обеда.
— Я иду с тобой! — крикнул он Шурке, и тот резво, забыв про усталость, вскочил на ноги.
— Возьми, замори червячка, — протянул ему окорок и сухарь Иван. Заткнув за пояс топор, он надел на руки грубые рукавицы из кожи сохатого. — Ладно, пробьемся как-нибудь! — подмигнул он Алексею. — Где наша не пропадала. Жалко паршивца, да и Шурка вон весь соплями изошел, точно девка!
В мокрой одежде казачок казался совсем щуплым. Он шмыгнул носом и направился вслед за Иваном в темноту, которая мгновенно поглотила их. Алексей смотрел им вслед, упрекая себя в нерешительности и восхищаясь Иваном, который устал едва ли не больше его, но первым поспешил на помощь, забыв о тех проклятьях, которые он посылал тайге, буре и темноте всего десяток минут назад.
Сашка тоже проводил ушедших взглядом, затем поднял его на Алексея. В слабом свете костра тот почти не различал его лица, но по голосу понял, что малец улыбается:
— Лексей Дмитрич, что это дядька Иван про девку помянул, если Шурка и так девка? Ей по закону реветь положено!
Только она держится, иначе мамка ни в жисть бы ее в тайгу с нами не отпустила. Да и мне зачем такая обуза, если по каждому поводу хныкать будет?
— Д-девка! — опешил Алексей. — Какая девка? Что ты болтаешь?
Сашка не выдержал и расхохотался во весь голос.
— Самая настоящая, только в прошлом годе косы остригла и батю допекает, чтобы разрешил через два года в казаки пойти служить вместе со мной. Она ведь с малых лет в седле.
Что с ружьем, что с саблей не хуже меня обращается. С нагайкой, правда, послабее и аркан хуже бросает, а так ни в чем не уступает, — с явной гордостью за сестру произнес Сашка и удрученно вздохнул:
— Мамка ругается, батя ворчит, а она никак смириться не может, что девкой родилась! И попробуй кто в станице ее задразни, так настучит по шее, что никто больше вякнуть не посмеет.
— Вот так новость! — покачал головой Алексей. — У меня даже ни капли сомнения не возникло, что это твой брат.
Мальчишка, она вылитый мальчишка!
— То-то и оно! — с гордостью произнес Сашка. — Я и сам порой забываю, что она девка, и батя забывает, и Гаврюха, кроме мамки, конечно! Она дюже ее ругает, что та юбки не носит, а когда Шурка домой без косы заявилась, чуть ухватом не пришибла. Но сейчас вроде ничего, привыкла!
— Ну, молодцы! — восхитился Алексей. — Представляешь, что с Иваном Александровичем случится, когда он узнает, что на пару с юной амазонкой жеребенка искал!
— С какой такой амазонкой? — с подозрением в голосе спросил Сашка. — Шурка — не амазонка, она — казачка!
— Не обижайся, — Алексей положил ему руку на плечо. — Так называли в древности женщин-воительниц из одного племени, где вовсе не было мужчин. Они были такими же ловкими и смелыми, как твоя сестра.
— А, тогда ладно! — Сашка направился к костру и, встав на колени, принялся раздувать пламя и подбрасывать в него нижние сухие ветки деревьев, которые удалось наломать поблизости.
Алексей же занялся тем, что вырубил пять кольев и натянул на них брезент — четыре по углам, а пятый — посредине, обезопасив костер от льющихся сверху потоков воды. Туда же он стянул вьюки, постоянно прислушиваясь, не раздаются ли голоса Шурки и Ивана или хотя бы ржание жеребенка.
Низко опустив головы, топтались усталые лошади. Белка и Соболек, забравшись под вьюки, ворчали друг на друга, не поделив места. Сашка подвесил над костром котелки с водой, и Алексей тоже пристроился возле огня, поворачиваясь к нему то одной, то другой частью озябшего тела. А дождь не унимался, порывы ветра с гулом проносились по тайге.
Из-под вьюков вдруг вылез Соболек. Усевшись на задние лапы, он насторожил вставшие топориком уши и долго прислушивался. Затем поднялся и не торопясь потрусил в ту сторону, куда ушли Иван и Шурка.