Ангел в темноте - Юлия Лешко

Лена взяла яблоко и улыбнулась:

– Ты мне надоел…

У удивленного таким приемом Бориса брови тут же поползли вверх:

– Когда ж я успел?

Лена рассмеялась, почувствовав, как легко ей вдруг стало дышать:

– Я все время думаю о тебе.

Борис кивнул и сознался:

– А я – о тебе.

– Ты как меня вычислил? – спросила Елена.

– Это же просто… А вообще я тут часа три уже хожу.

Какое-то время они молча шли рядом, глядя в землю, как школьники на первом свидании. И шли бы так еще долго, но Борис спохватился:

– Лена, я же на машине! Давай… подвезу!

Лена, тут же вспомнив смешной разговор с Катаевым об изречениях из «Лав из», со странной для самой себя нежностью к этому незнакомому парню спросила:

– А как тебя зовут?

– Борис.

Лена подумала: «Показалось?» И повторила, как бы пробуя имя на вкус:

– Парис? Ты что, грузин?

Борис даже головой замотал от изумления:

– Почему же грузин?

– Ну, они такие имена любят – Парис, Онегин, Гамлет…

Озадаченный Борис остановился, внимательно посмотрел на нее, немного прищурив свои голубые с темным ободком глаза, и медленно повторил:

– Борис. Борька. Боб. Очень просто. Но ход твоих мыслей мне нравится…

И они засмеялись, глядя друг на друга.

На стоянке у телецентра всегда много машин. Они шли мимо «мерсов», «фордов», «фольксов» и «опелей». Последний в этом ряду стоял ярко-желтый, как желток яйца деревенской курицы, «запорожец» с черными тонированными стеклами. Борис нажал на пульт, дверцы пискнули и открылись. Лена при виде этого чуда техники от души засмеялась:

– Вот это тюнинг! Так тебя поэтому зовут Шумахер? Борис ответил со скромным достоинством:

– И поэтому тоже.

Они сели в машину, Борис развернулся и спросил у внезапно притихшей Елены:

– Куда поедем?

Она задумалась: лучше всего было бы доехать домой, попрощаться с Борисом, Бобом, Борькой… Короче, отправить парнишку домой, к маме, и закрыть эту тему. Поэтому она взглянула – не без сожаления – в его светлые глаза, легко вздохнула и сказала:

– Мне нужно домой, Боря.

Борис, перед тем как тронуться в путь, вполголоса осторожно спросил:

– Тебя ждут?

Елена, серьезно глядя на него, ответила:

– Надеюсь.

Она и в самом деле надеялась, что ждут, очень ждут…

Машина тронулась с места. Ехали молча. Всю дорогу Лена украдкой смотрела на руки Бориса – тонкие, но сильные, с совсем еще юношескими запястьями, на его чистый, сосредоточенный профиль. Свою смешную машину он вел легко, с каким-то даже изяществом маневрируя в оживленном городском потоке.

Ее короткие взгляды не остались незамеченными, и ответный взгляд, который Борис бросил на Елену, был взглядом не восхищенного мальчика – мужчины. Лена заметила, что он хочет о чем-то спросить ее. Можно было бы помочь парню, но оба упорно «держали паузу».

Приехали. Так быстро? Лена сказала негромко:

– Останови здесь.

И вышла из машины. Борис тоже вылез, выпрямился и стоял, такой высокий, опершись о крышу своей маленькой тачки, ждал. Чего? Елена постояла еще минуту, потом сказала решительно:

– Спасибо, Борис. Мне пора.

Борис посмотрел на нее задумчиво и вопросительно:

– Мы… увидимся еще?

Лена улыбнулась: «Если бы ты знал, милый мальчик, как я хочу ответить „да“, но я скажу „нет“», – подумала она, но вслух почему-то сказала:

– Мне кажется, увидимся.

В одно мгновение Борис оказался рядом с ней:

– Мне тоже так кажется.

Лена, не готовая к такому порыву, отстранилась, чуть отодвигая его от себя ладошкой и чувствуя вновь нахлынувшее волнение:

– Не спеши.

И, не простившись, как могла решительно направилась к своему дому.

С неритмично бьющимся («Почему? Неужели из-за Бориса?» – почти с гневом на себя думала Елена) сердцем нажала на кнопку звонка. Дверь открыл Алеша – так быстро, будто все время стоял рядом. Увидев сияющие глаза Елены, как-то сразу понял, что ее блажь не прошла, и, резко повернувшись, ушел в комнату.

Лена направилась следом, скидывая на ходу босоножки, помыв в ванной руки и снимая с вешалки халатик. Старалась держаться так, будто утреннего разговора не было, вечерней поездки не было, и вообще ничего не было и все в порядке!

– Леша, поужинаем? – и юркнула на кухню, первым делом переложив яблоко Бориса из сумки в низ холодильника, смешав его с другими плодами осени.

Алексей нарочито спокойно сказал:

– Ужин почти готов.

Лена с удивлением выглянула из кухни:

– Что значит почти? Ты что-то приготовил?

Алексей Александрович прошествовал на кухню, с независимым видом подошел к плите, приподнял крышку на кастрюле:

– Вода уже кипела, я ее посолил, сейчас брошу пельмени.

Лена робко улыбнулась. Нежность и жалость переполняли ее, она хотела что-то сказать, что-нибудь очень хорошее своему дорогому человеку… Но видя настроение мужа, только смиренно согласилась со скромным меню:

– Замечательно, обожаю пельмени.

Но разве сладить вот так, в один вечер со своей порывистой натурой? Как можно вести себя, словно ни в чем не бывало, если у него такие измученные глаза?

– Леша!

Алексей, уже засыпавший пельмени в воду, жестом заставил ее замолчать:

– Лена!

Она уселась за стол, задумчиво подперев ладонью щеку, стала смотреть в окно. Потом, по-девчоночьи хихикнув, тихо сказала:

– Знаешь, я так счастлива сегодня!

Он даже замер у плиты, перестав помешивать пельмени.

Елена глянула на него испытующе и прошептала:

– Мой любимый муж ревнует меня! Потому что – как смешно, ты только подумай, – в меня безответно влюбился чудесный мальчишка, такой чистый, такой искренний.

Но поток комплиментов мальчишке был тут же прерван: ревнивый муж бросил ложку в кастрюлю, развернулся к сжавшейся от этого звона легкомысленной жене и почти крикнул:

– Лена, ну что это такое? Откуда это бессердечие? Тебя так и тянет поделиться своими впечатлениями, а мне каково? – и вышел, выбежал из кухни.

Вода в кастрюле зашипела, переливаясь через край, и погасила огонь. Лена, автоматически повернув вентиль, побежала вслед за Алексеем:

– Леша, что ты называешь бессердечием? Я ведь никого не обманываю и никому ничего не обещаю!

Найденов уже сидел в кресле, прямой, напряженно вглядываясь в экран, где шло невероятно далекое от круга его интересов ток-шоу «Я сама».

Лена встала перед экраном, скрестив руки на груди, – муж упорно не замечал ее. Тогда она опустилась перед ним на колени, обняла обеими руками:

– Прости меня… Я глупая, бессовестная, наверное… Прости меня! Хотя? Это же просто… смятение чувств, это пройдет.

Алексей спросил резко:

– А ты сказала ему, что замужем?

– Нет! И он не сделал ничего похожего на предложение, чтобы я ему ни с того ни с сего объявила: «Какой пассаж! Я, в некотором роде, замужем!»

Помолчала. Потом добавила уже совсем другим тоном:

– Все. Я больше не буду с ним разговаривать.

Найденов неожиданно снова взорвался:

– Лена, если ты не думаешь, что говоришь, то хотя бы слушай, КАК ты говоришь! Это же для тебя подвиг, жертва, которая мне, признаться, не нужна!

Постоял у окна. За окном опускались на их тихий спальный район осенние сумерки.

Потом произнес устало:

– Иногда я понимаю, почему браки, в которых супруги мало общаются, прочнее.

Елена пожала плечами:

– А зачем нужна такая семья, в которой не общаются? И что хорошего в семье, если от мужа нужно скрывать даже… мелочи?

Алексей от этих слов вновь вспыхнул от негодования:

– Лена, да не мелочь это! Вот ты мне скажи: он красивый, этот парень?

Лена невольно улыбнулась:

– Да. Нет! Да… он вообще-то… он очень смешной, Леша.

Найденов выслушал и грустно кивнул головой:

– Ты уже забыла, ты все забыла… Прежде чем мы поженились, ты мне сказала однажды: «Я тебя люблю, потому что ты самый смешной на свете»…

Елена бросилась к мужу, но он мягким жестом отстранил ее:

– А по-настоящему смешон я именно теперь.

Ночью оба долго не могли заснуть. Лена приникла было к мужу, попыталась поцеловать его, но он – правда, с видимым усилием – отстранился:

– Лена, я же не громоотвод.

Это было очень обидно слышать, и Лена отвернулась. Но заснуть все же не удавалось: день выдался трудным. Может быть, завтра все изменится?

Какое-то время спустя Леша стал дышать ровнее. «Спит», – подумала Елена уже совсем спокойно…

А Алексею Александровичу снился в это время странный сон: он в доспехах древнегреческого воина стоит в аудитории за кафедрой и декламирует:

– Гнев, о, богиня, воспой Алексея, Александрова сына! – понимает, что больше слов не знает, и с силой ударяет по кафедре своим коротким эллинским мечом. Кафедра с треском раскалывается надвое…

Этот звук, впрочем, оказался вполне реальным. От резкого хлопка, раздавшегося на кухне, проснулись оба. Лена испуганно спросила, забыв про запрет и крепко прижимаясь к мужу: