Министерство правды. Как роман «1984» стал культурным кодом поколений - Дориан Лински
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1944 году звучало достаточно много мрачных предсказаний. В книге «Дорога к рабству» австрийского экономиста Фридриха фон Хайека, ставшей почти Библией для консерваторов – сторонников свободного рынка, есть такие слова: «У нас есть шанс избежать опасности только в случае, если мы ее признаем»32. Занятно, что сделанный Хайеком анализ тоталитаризма был достаточно близок к тому, который сделал Оруэлл, хотя последний, конечно, не согласился бы с утверждениями австрийского экономиста о том, что представление лейбористов о центральном планировании «создает ситуацию смертельной опасности для всего того, что мы ценим больше всего»[37]. Оруэлл написал рецензию на «Дорогу к рабству», а также на книгу придерживавшегося прокоммунистических взглядов члена парламента от лейбористов Конни Циллиакуса «Зеркало прошлого». «Каждый из авторов убежден в том, что политика оппонента приведет к рабству, и самое странное здесь то, что оба они могут быть правы»34. Опасности коллективизма были хорошо описаны, но фундаментализм свободного рынка Хайека будет «представлять собой тиранию еще более худшую и безответственную, чем тирания Государства». Еще более худшую?! При этом прошу учитывать, что это суждение высказал автор «Скотного двора».
По контракту Оруэлл должен был предложить книгу Виктору Голланцу. В письме он писал, что роман «Скотный двор» «является для тебя совершенно неприемлемым с политической точки зрения (он против Сталина)»35. Голланц тем не менее попросил прислать ему рукопись, дабы он сам мог убедиться в правильности суждений Оруэлла. Вот что издатель писал Леонарду Муру – агенту Оруэлла (используя настоящую фамилию, а не псевдоним писателя): «Я крайне отрицательно отношусь ко многим аспектам внутренней и внешней политики Советов, но я не могу опубликовать (как Блэр и предполагал) подобный общий выпад против СССР» 36. В издательстве Nicholson & Watson также сочли дурным тоном столь негативно отзываться против союзника в войне. Издателю Джонатану Кейпу роман очень понравился, но он дал его почитать приятелю, работавшему в министерстве информации, чтобы удостовериться, не обидит ли он Сталина. Этот приятель сказал, что книга, без сомнения, будет Сталину неприятна, и издатель тут же изменил свое мнение, сказав, что роман ему разонравился и он сначала не понял, что эта книга повествует о России. И почему вообще все герои романа были свиньи? Кейп писал: «Изображение правящего класса в виде свиней может не понравиться многим людям, и в особенности тем, кто все воспринимает на свой счет, а русские именно такие»37. Оруэлл посмеялся над объяснениями издателя, заявив Инес Холден следующее: «Представь себе, что Сталин, который не знает ни одного иностранного языка, читает в Кремле “Скотный двор” и бормочет “Мне это совсем не нравится”»38.
Потом уже порядком потрепанная рукопись попала к Томасу Стернзу Элиоту в издательство Faber & Faber. Элиот сравнил «Скотный двор» с «Путешествиями Гулливера», но вместе с Джеффри Фабером они решили, что «это неправильная точка зрения, с которой можно в наше время критиковать политическую ситуацию»39. Джордж Вудкок принес рукопись в анархистское издательство Freedom Press, но там Оруэлла еще не простили за то, что он в свое время критиковал пацифизм. В США роман отфутболил десяток издательств, включая Little, Brown and Company, в котором редактором был симпатизировавший коммунистам Агнус Камерон. Самая простая и логичная причина отказа была у издательства Dial Press, из которого сообщили, что не видят рынка для истории о животных.
К тому времени Оруэлл был уже достаточно измотан отказами и рассматривал возможность издания романа в виде брошюры по цене два шиллинга в анархистском издательстве Whitman Press, главным в котором был его приятель поэт Пол Поттс. Оруэлл даже написал мощное предисловие под названием «Свобода печати» о скрытной цензуре и самоцензуре: «Непопулярным идеям можно не дать ходу и неприятные факты скрыть, не накладывая на произведение официального запрета»40. Это вступление впервые напечатали только в 1972 году, потому что другой издатель все-таки нашелся. Им оказался Фредерик Варбург (который ранее опубликовал эссе «Памяти Каталонии»). Варбург дал Оруэллу аванс в 100 фунтов и сказал, что надеется, что найдет достаточное количество бумаги для печати тиража. Варбург не стал слушать возражения со стороны жены и некоторых коллег, а принял смелое решение, что убедило Оруэлла принять предложение издателя, потому что «тот, кто рискует напечатать эту книгу, будет готов пойти на любой риск»41.
В своих мемуарах Варбург не без некоторого позерства задался вопросом о том, что бы могло произойти, если бы тогда он не напечатал «Скотный двор». «Быть может, Оруэлл мог бы морально сломаться после неудачи “Скотного двора” и тогда… Тогда могло бы и не быть “1984”»42.
Выход романа «Скотный двор» затягивался по разным причинам, одной из которых было то, что тем летом во время обстрела города пострадали помещения издательства Варбурга. В июне немцы начали обстреливать Лондон ракетами V-1 в качестве мести за потери, понесенные во время бомбардировок союзниками объектов в Германии. Уэллс называл эти ракеты «бомбами-роботами»43. Инес Холден случайно услышала слова испуганной женщины о том, что падающие на Лондон ракеты были душами летчиков Luftwaffe, убитых во время воздушных налетов в начале войны44. Одна из ракет попала в дом Оруэллов в то время, пока их не было дома, после чего супруги на время переехали в пустующий дом Холденов, а затем сняли свою последнюю лондонскую квартиру по адресу Канонбури-Сквер, 27b в районе Ислингтон. Оруэлл спас из-под завалов прежней квартиры массу книг и рукопись романа «Скотный двор»45.
Незадолго до этого Оруэлл стал отцом. Он считал себя бесплодным46 (непонятно, почему и на каких основаниях). Родственница Эйлин Гвен О’Шонесси работала врачом в городке Ньюкасл и помогла супругам усыновить ребенка. Оруэлл хотел иметь детей даже больше, чем Эйлин, но они оба стали любящими родителями. Мальчика назвали в честь отца писателя Ричардом Блэром. После окончания войны они планировали уехать из Лондона. Оруэлл говорил автору детективов Джулиану Симонсу: «Ненавижу Лондон.
Я бы с удовольствием уехал, но не хочу этого делать, пока идут бомбежки, исключительно из солидарности с людьми»47.
Война подходила к концу, и Оруэлл начал задумываться о том, что будет после ее
