Министерство правды. Как роман «1984» стал культурным кодом поколений - Дориан Лински

Джеймс Бернхем был профессором философии, в жизни тихим и вежливым человеком, но горячим и упорным бойцом в любом споре. До заключения советско-германского договора о ненападении он был одним из ведущих американских троцкистов, но после подписания этого договора перестал верить в марксизм. Его пытливый и методичный ум стремился создать универсальную систему объяснения мира, которую он пытался построить после того, как разочаровался в марксизме. В 1941 году вышел его главный труд «Революция менеджеров»[36]. Книга стала неожиданным бестселлером, о котором в журнале Fortune писали то, что она «пока является, как ни странно, самой обсуждаемой книгой этого года»9. Джеймс Бернхем выдвигал два основных предположения: первое – капиталистическая демократия не сможет пережить войну, второе – социализм не придет ей на замену. В будущем возникнет огромное централизованное государство, управлять которым будут «менеджеры»: технократы, бюрократы, руководители и т. д. Нельзя сказать, что это был совершенно новый подход – Оруэлл сравнивал эти мысли с высказанными в полемической, «очень пророческой»10, как он выразился, работе Хилэра Беллока «Государство рабов» (1912 год).

Джеймс Бернхем писал так, словно анализ всех остал-ь ных авторов осложнялся обилием их эмоций и только он один мог видеть все, как оно есть. Педантичным, слегка назидательным стилем он излагал: «Теория революции технократов является не только предсказанием того, что может произойти в гипотетическом будущем. Эта теория является интерпретацией того, что уже произошло, и того, что произойдет»11. Все те, у кого было иное мнение, «жили в мире фантазий, а не на земле»12. Уэллс лично преду преждал Джеймса Бернхема о том, чтобы тот не делал предсказаний с такой большой долей уверенности (в этом вопросе Уэллс сам был большим специалистом), но Бернхем не был тем, кто был готов прислушаться к советам посторонних.

К тому времени, когда Оруэлл в январе 1944-го написал рецензию на книгу Джеймса Бернхема, не сбылись сделанные в этой книге важнейшие краткосрочные предсказания о том, что Германия сначала захватит Англию, а потом победит Россию. Оруэлл считал, что Бернхем ошибся, потому что переоценил жизнеспособность тоталитаризма и недооценил силу демократии из-за «своего презрения к обычному человеку»13 – если бы Гитлер должен был прислушиваться к общественному мнению, то никогда не напал бы на Россию. Оруэлл обвинил Бернхема в том, что тот «пытается протолкнуть представление о неизбежности тоталитаризма, а также того, что с ним бесполезно бороться». Бернхем написал в Tribune опровержение, похожее на то, которое сам Оруэлл позднее будет делать по поводу своего романа: «Я никогда не говорил о том, что “тоталитаризм неизбежен”. Я утверждал, и верю в то, что тоталитаризм является возможным шагом развития всех крупнейших наций. Мистер Оруэлл понимает разницу между этими двумя утверждениями?» 14 Но Бернхем вел себя нечестно, и у Оруэлла были необходимые цитаты для того, чтобы это доказать. «Каждый из нас мог бы стать настоящим пророком, если бы имел возможность менять свои пророчества постфактум»15, – писал Оруэлл в ответ. Большой Брат мог приказать, чтобы внесли изменения в его старые выступления, для того чтобы «создать мнение о том, что он предсказывал произошедшие события»16, но Бернхем не был в состоянии изменить сделанные им самим предсказания.

На протяжении трех лет Оруэлл «преследовал» Бернхема. Американец жаловался на то, что «этот спор с Оруэллом превратился для меня в международный скандал»17, однако Оруэлл не стал бы так много писать об идеях Бернхема в Tribune, Polemic, The New Leader и Manchester Evening News, если бы не считал их удивительными. Просто ему было сложно отделить критику от похвалы. Оруэлл считал, что работа Бернхема «Последователи Макиавелли: защитники свободы» является «поверхностным баловством»18, эссе «Наследник Ленина» в Partisan Review демонстрировало «латентное преклонение перед Сталиным»19, и в целом Бернхем неоднократно ошибался из-за того, что преклонялся перед властью20. В эссе 1946 года «Дополнительные соображения о Джеймсе Бернхеме» Оруэлл подчеркнул, что американец напоминает ему «зайца, настолько загипнотизированного силой удава, что начинает считать, что удав – это самое сильное существо на земле».

Несмотря на то что интеллект Оруэлла отрицал идеи Бернхема, они захватывали его воображение. Именно поэтому Оруэлл отнес книгу Бернхема «Революция менеджеров» к разряду литературных кошмаров наравне с романами «Мы», «Спящий пробуждается», «Железная пята» и «О дивный новый мир». Бернхем писал о триполярном мире («три великих супердержавы, которые поделили между собой мир, постоянно воюют друг с другом и держат рабочий класс в подчиненном положении»21 (как писал Оруэлл). Триполярный мир Бернхема – предтеча трех супергосударств в романе Оруэлла. Оруэлл мог думать, что «огромная, неуязвимая и вечная рабовладельческая империя»22 Бернхема была химерой, точно так же как и утверждение о том, что политика – это всего лишь борьба за власть, но именно такой он изобразил Океанию. Образ архипредателя23 Голдстейна написан с Троцкого (которого звали Лев Бронштейн), при этом глава III «Мир – это война» была вдохновлена скорее трудом Бернхема, чем книгой Троцкого «Преданная революция». Оруэлл считал, что среди революционеров «желание построить справедливое общество всегда было теснейшим образом связано со стремлением обеспечить себе власть»24. Оруэлл писал: «Диктатуру не устанавливают для того, чтобы сохранить революцию, но иногда революцию совершают для того, чтобы установить диктатуру»25. Сам он не соглашался с Бернхемом, но позаботился о том, чтобы с ним соглашался О’Брайен. Иногда стирается граница между писателем («Ни теория, ни обещания, ни мораль, ни добрая воля, ни религия не в состоянии сдержать власть»26) и его героем («Партия стремится к власти исключительно ради нее самой. Нас не занимает чужое благо, нас занимает только власть. Ни богатство, ни роскошь, ни долгая жизнь, ни счастье – только власть, чистая власть»27).

Оруэлл нашел внутреннюю связь между гипотезой Бернхема о супергосударстве и собственными представлениями об организованной лжи. Существует ли более благоприятная для переписывания реальности атмосфера, чем состояние закрытого государства, связанного с окружающим миром и своими соседями лишь только перманентной войной? В романе и то и другое «является влиянием отдельной вселенной, внутри которой спокойно практикуются любые извращения мысли»28. В мае 1944-го читатель Tribune некий Ноэль Виллмет задал вопрос о том, считает ли Оруэлл возможным установление в Британии тоталитарной диктатуры. В ответе писателя содержится зародыш романа «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый»: «Если придет этот мир, мир двух или трех супердержав, которые не в состоянии покорить друг друга, и если Вождь этого захочет, то дважды два станет пять… правда, этот процесс