О чём речь - Ирина Левонтина

И далее есть еще примечательная формулиров ка: «щадя религиозную совесть зрителя».

Какой бы странной ни казалась эта логика многим современным людям, особенно с детства привыкшим к прекрасной рок-опере Jesus Christ Superstar и выросшим с ее гениальными мелодиями, но, по крайней мере, здесь вполне ясно изложено, каким именно образом пострадает религиозное чувство: зритель будет развлекаться, отвлекаться, собствен но религиозное переживание будет перебиваться переживанием эстетическим.

Что же касается представления об оскорблении религиозных чувств, с которым мы сталкиваемся сейчас, боюсь, едва ли кто-то сможет столь же четко очертить круг этих чувств и тех вещей, которые их могут оскорбить. Хитроумный язык на шел способ дать нам знак, что сейчас речь идет о чем-то другом, хотя на пер вый взгляд и похожем. Как говорится, то, да не то.

Склонение к склонению

В «Записках об Анне Ахматовой» Л. К. Чуковской есть такой знаменитый фрагмент. Ахматова говорит:

Вы знаете, я считаю неприличным делать замечания людям, если они неверно говорят. Неприличным и пошлым. Ничего не поправляю, все переношу. Но вот «во сколько» вместо «в котором часу» или вместо «когда», – тут она задохнулась от гнева и дальше произнесла по складам, – я вынести не могу. И «мы живем в Кратово» вместо «в Кратове» – тоже не могу.

Я тоже. Но в отличие от нее совершаю пошлые поступки: ору на собеседника. Или спрашиваю: почему вы говорите «живу в Переделкино», а не в «в Переделкине»? С чего бы? Ведь русский язык склонен к склонению. Почему же вы не склоняете названий? Или почему бы тогда не говорить: «Я живу в Москва»?

Надо, впрочем, заметить, что в другом месте Лидия Корнеевна возмущается:

Беда глубже. Повскакали с мест приставки и кинулись невпопад на ни в чем не повинные существительные и глаголы. Торжествует победу приставка «по»: «помыть», «постирать», «погладить», «поменять» (вместо «вымыть», «выстирать», «выгладить», «выменять», «променять», «заменить», «переменить», «обменять», «поменяться»). Почему вместо «я не счел возможным» стали говорить «я не посчитал возможным»? Почему вместо «разобраться в этом деле» стали говорить «с этим делом»… А склонения, повторяю, склонения! «Я живу в Одинцово», «я живу в Кратово» – почему не в «Одинцове», не в «Кратове»?

Вряд ли сейчас найдется много людей, которые готовы будут разделить негодование по поводу помыть или посчитать. Так что с Кратовом и Одинцовом мы еще пали не так низко: часть людей до сих пор не признает варианта «живу в Кратово».

В целом, конечно, очевидно, что старая норма («в Кратове») постепенно вытесняется новой («живем в Кратово»). Зрители даже постоянно пишут возмущенные письма, что вот, мол, как неграмотно сказали на Первом канале – «у нас в Останкине». Недавно я была на фестивале в Болдине и имела возможность убедиться, что большинство его – вполне, естественно, интеллигентных – участников говорят «здесь в Болдино», а у тех, кто говорит «в Болдине», во многих случаях это норма выученная, а не исконная. Одна коллега написала мне по этому поводу: «В Твиттере меня закидали тухлыми яйцами за мое напоминание про склонение. Искренне никто не подозревает даже».

Принято все валить на военных. Собственно, и сама Лидия Чуковская говорила: все дело, мол, в том, что военным удобнее, чтобы названия были в именительном падеже – во избежание путаницы. А то как же: в Пушкине – это про Пушкин или про Пушкино? Конечно, подобные прикладные соображения не могли бы сами по себе привести к столь существенному изменению грамматики, однако в русском языке уже давно действует так называемая тенденция к усилению аналитизма – увеличивается доля конструкций без морфологических показателей зависимости и количество разного рода неизменяемых элементов.

Лингвисты особенно активно писали об этом в 60–70-е годы прошлого века. Ну там, «номер шесть» вместо «номер шестой», «уловка двадцать два»), а также всевозможные беж, квази, псевдо и пр. К началу нового тысячелетия тенденция стала нарастать лавинообразно: все эти монстры «Пейте кока-кола», «Покупайте в Евросеть», «со вкусом клубника», не говоря уже о вполне привычных «интернет образование», «душ гель», или «актимель малина клюква».

Правда, «Покупайте в Евросеть» и пастилу «со вкусом клубника» под натиском зануд и пуристов поправили, но в целом стоять на пути внутриязыковых процессов – дело неблагодарное. Лингвисты мало на что тут могут повлиять. Тем удивительнее вот что: раздражавшая еще Ахматову манера не склонять слова типа Переделкино с тех пор совсем было победила, но почему-то именно в этом месте телевизионные деятели искусств решили прислушаться к лингвистам и возрождают старую норму: в Переделкине.

Это стало очень заметно во время межэтнических беспорядков в Бирюлеве осенью 2013 года, когда сообщениями о них были полны все выпуски теленовостей. На всех, кажется, федеральных каналах журналисты говорили в Бирюлеве и в Чертанове, а гости – не склоняли. В какой-то из дней было совсем уж забавно. С утра ведущий теленовостей заговорил о беспорядках в Бирюлево, но, не успела я удивиться, как через несколько секунд уже прозвучало в Бирюлеве. То ли в ухо редактор поправил, то ли сам вспомнил указание на планерке. Одна знакомая написала мне: «После Бирюлева в моей газете пришлось просклонять даже Голь яново. Хотя раньше этого не делали. Действительно, раз в Бирюлеве, значит, и в Люблине-Строгине, и в Парголове-Кавголове». И, скорее всего, в Косове-Сараеве.

Что ж, я лично всецело за, хотя в успехе этого предприятия сомневаюсь. Но вот что меня тут живо интересует. Если бы получилось, это был бы редкий случай обратного развития в языке. Можно сказать, это была бы лингвистическая реставрация.

Мы любим говорить, что язык живет по своим законам, – и сравнивать его жизнь с жизнью природы. Это верно, разумеется. Какая таинственная сила, например, заставила все ударения в некоторых диалектах сдвинуться на один слог вперед (фонетический процесс в истории славянских языков – так называемая «штокавская ретракция»)? Но важно понимать, что язык – особенно литературный язык – все же функционирует не совсем так, как природа.

В частности, некоторые лингвистические объекты по какой-то причине приобретают статус культурно охраняемых. Так, все знают, что звонишь – это страшная ошибка, причем ошибка знаковая, диагностическая, сулящая репутационные потери. При этом то, что мы говорим варишь, а Пушкин говорил варишь («Печной горшок тебе дороже: / Ты пищу в нем себе варишь»), никто культурной катастрофой не считает. А ведь в этих словах сдвиг ударения – это проявление одного и того же морфонологического процесса.

Никто и не заметил, что слово метро утратило свой мужской род (было ведь московский метро) и перешло в средний, но все знают, что мужской род слова кофе – это практически последний бастион цивилизации (хотя на самом деле и средний всегда был допустим в разговорной речи). Звонишь и черный кофе – успели отхватить себе охранную грамоту. И, похоже, в обозримом будущем этим нормам ничего не угрожает.

Да ведь, собственно, вся культура – борьба с природой. Столь же безнадежная, сколь и прекрасная. Впрочем, если бы это была не книга, а пост в интернете, я бы поставила тут смайлик.

Словообразование

Чичиков говорил о себе, что он «интересуется познанием всякого рода мест». Вот и я – интересуюсь познанием всякого рода языковых казусов. Зная это, моя коллега принесла мне баночку от йогурта с замечательной надписью: «Активиа ложковая». «Зачем же так людей-то пугать?! – возмущалась она. – И что, собственно, это значит? Хоть бы в словаре посмотрели, есть ли вообще в русском языке такое слово?!!» Вот тут она не совсем права. Нет, в общих словарях такого слова, конечно, не найдешь, но в русском языке есть прилагательное ложкóвый, с ударением на втором «о» от слова ложок.

Ложковый ряд кладки – ряд кирпичной кладки, в котором кирпич уложен своими длинными сторонами вдоль плоскости стены. Кирпичи ложкового ряда обращены к внешней стороне своими ложками (противоположность ложка – тычок).

Очевидно, однако, что в сочетании «активиа ложковая» не имеется в виду, каким боком нужно выставлять баночки йогурта на витрине. Тут не от слова ложок, а от слова ложка.