Смоленское направление - 4 - Алексей Борисов

- Разрешите? - Спросил Савченков, открывая дверь.

- Фёдор Константинович, заходите, - позвал я, - присаживайтесь. Савченков выдвинул стул, присел.

- Коньяку хотите?

- Не откажусь. Я достал из бара два бокала, выбрал бутылку и пока наливал коньяк, спросил:

- Как вы оцениваете боеспособность подразделения?

- Сложно ответить, - пожав плечами, - я ведь не кадровый военный.

- Фёдор Константинович, тем не менее, я настаиваю.

- Учитывая, что мы не строевая часть, а партизанское формирование, то боеспособность высокая, но с ограниченными возможностями.

- Поясните.

- Да вы сами, не хуже меня понимаете, что мы отряд одного боя. Нас готовят для какой-то одной акции. Прилёт самолёта и ящики с пистолет-пулемётами в коридоре, всё указывают на ближайшее развитие каких-то событий. После, мы будем вынуждены всё время уходить, и так как не имеем постоянного безопасного места базирования, отряд будет таять и, в конце концов, полностью уничтожен. Либо я чего-то не знаю и на нас есть другие планы?

- Продолжайте.

- Это всё.

- Отчасти в чём-то вы правы Фёдор Константинович. Намечается акция, и автоматы на первом этаже для командиров. Но только в этом. Место дислокации отряда почти определено, вчера я был там. Не Бристоль, но и вы не отдыхать приехали. Обустроить поможем. Савелий Силантьевич уже договорился о поставках продовольствия, на первое время он подкинет боеприпасы, а дальше у вас свободное плаванье. Вот такие планы, но возникла одна проблема, из-за которой я пригласил вас.

- Товарищ Наблюдатель, если вы о том, что бойцы на стене нацарапали, то я уже распорядился всё зашкурить и наказал виновных.

- Я по поводу Соколовского. Почему он гуляет по лесу?

- А, это я разрешил. Он белку заметил и захотел для Дайвы поймать. Жора Носов уже и колесо сделал. Девочка столько для нас сделала, вот, мы и решили отблагодарить. Подарка к празднику нам купить негде, а так, будет живой уголок.

- А вам не показалось, что Соколовский не только белку в лесу ищет?

- Вчера он какой-то люк обнаружил, а что?

- Скажите, а когда он присоединился к вашей группе? Савченков задумался, стал загибать пальцы, что-то считая.

- За четыре дня до побега, - наконец ответил он, - мы собирали запас продуктов, в основном сухари. Местные жители кидали снедь через проволоку, большинство свёртков не долетало, колючка в два ряда. В этом промежутке как-то скопилось пять-шесть мешочков, узелков. Есть хотелось до боли в животе, хлеб был перед носом, но стоило протянуть руку, как охрана стреляла. Пари между собой заключали, суки. Так Володя не побоялся и сумел пролезть под проволокой и собрал продукты. После этого его и включили в группу.

- Немцы стреляли?

- Да, несколько раз, но не попали. "Или не захотели", - подумал я про себя.

- Фёдор Константинович, как думаете, если Соколовского отправить в посёлок отнести нашему агенту посылку, справится?

- Если переодеть в гражданскую одежду, то справится.

Соколовского переодели. Овчинный тулуп, засаленный на локтях сидел на нём немного великовато, зато хорошо грел. Заячья шапка с проплешиной на макушке, толстый свитер домашней вязки, шерстяные брюки и видавшие не один год жизни стоптанные сапоги. Не сказать, что убого, но и не настолько прилично, чтобы попавшись на вид немцу быть раздетым. Прецеденты были, замерзающие фрицы не стеснялись обирать местных жителей. С женщин сдирали пуховые платки, у мужиков, обычно забирали меховые жилетки. Всё, что можно было поддеть под шинель, пользовалось особой популярностью. С Соколовского снять было нечего, разве что, вещевой мешок. На этот случай, в сидоре лежала чекушка самогона и шмат сала. Этим можно было пожертвовать, но ни в коем случае не принимать внутрь. Основной груз, радио, которое надо было передать, размещалось в санках, спрятанное в ящике под плотницкими инструментами. Инструкция была проста. Под видом ищущего халтуру плотника, Соколовский должен был добраться до Хиславич, выйти к бывшему госпиталю со стороны реки и оставить передачу в заброшенном доме. Здание имело дурную славу в посёлке. Когда работал госпиталь, выздоравливающие немцы устроили там дом свиданий, пользуя девушек из гетто за шоколадку, бутылку вина или банку консервов. Полицаи обходили его стороной, мало ли, а немцы из комендантского взвода искали другие варианты. Так что встретиться с кем-либо из врагов, шансов практически не было. Это я и объяснил гонцу, когда тот рассматривал "аусвайс", вызвавший у него сомнение.

Проводив Соколовского практически до посёлка, я устроился на опушке леса и стал ждать, слушая приёмник. Если мои опасения найдут подтверждения, то смерть предателя будет лютой, а если я ошибся, то Володя оставит радио в условленном месте и вернётся назад. Пока что он пыхтел, таща санки в горку. Прошло минут сорок, скоро смеркаться будет, я уже подмёрз, а ничего такого, указывающего на какое-то решение моего эксперимента не происходило. Идёт себе боец из Конотопа, бурчит под нос что-то, похожее на стихи, слышно как санки скользят. Ага, уже не слышно. Оставил саночки, идёт налегке, наверно обошёл дом и возвращается обратно. Что ж, человеку свойственно ошибаться, но окончательный вывод будет сделан только после звонка на почту. Надеюсь, Авдотья Никитична передала мою просьбу Ржецкому и тот посмотрит со стороны, как развивались события. Прошло ещё минут десять, я уже и в бинокль, нет бойца и звуков никаких. Странно, микрофон рации в воротнике тулупа Соколовского, от него до меня метров восемьсот, даже дыхание его слышно было, а сейчас ничего. Тулуп снял? Вот блин, этого я представить даже не мог. Тулуп - страховка. Там на спине пластина взрывчатки. Случись что, мне только детонатор замкнуть. Стоп, есть звук. Господи, он облегчиться ходил, тулуп снимал, теперь одевает. Всё равно, что-то не так. Стоять не надо, надо обратно топать, а он закурил. Так прошло ещё минут десять, и Соколовский пошёл, даже побежал, только не в нужную сторону. "Стой! Стой, дурак! Да стой ты, стрельну щас"! - раздавалось в наушнике.

Володя бежал сначала к оврагу, затем упал, скатился с заледеневшей горки, где ребятня каталась на дощечках, поднялся и рванул к лесу. Преследовавший его полицай выстрелил. Мне было слышно, как Соколовский пронзительно вскрикнул, упал, прерывисто задышал, даже зарычал, сдерживая стон, продолжая уже ползти. Возле него послышались немецкие голоса и отчётливо нарастающий хруст снега. Звук затвора и ещё один выстрел.

- Что ж ты дурилка побёг? Теперь за тебя только триста целковых дадут.

- Дойсух, шнель Ифан, - раздался приказ.

- Один момент, господин начальник, ща обшмонаю. Оформлю в лучшем виде.

Судя по звуку, застреливший Володю полицай стал ослаблять узел с вещевого мешка и вскоре вытащил из него сало, о чём радостно сообщил, умолчав по чеушку, хотя, как мне послышалось, щёлкнул ногтем по стеклу.

"Пора, немцы к телу не подойдут, но Володя хоть отомстит своему убийце", - решил я, снял гарнитуру и нажал кнопку.

На окраине Хиславич раздался хлопок взрыва. Вот так, моя подозрительность стоила жизни хорошему парню из Конотопа. Сокрушался ли я по этому поводу? Нет. Сейчас мы все проходим такую проверку, которая не оставляет места любому умолчанию, даже полуслова недосказанности нельзя, мысли, и те должны быть чисты. Иначе заронится в душе недоговорённость, сомнения, а там и до переоценки недалеко. И повиснет это лишним грузом, более опасным, чем тот камень, что таят за пазухой. Это в мирное время, выход бойца за территорию, может не приниматься как сознательное нарушение. Но теперь, когда наша земля под фашистской оккупацией, закрывать глаза на любой мало-мальски проступок непростительно. А вдруг, он по чьей-то недоброй воле прогуляться пошёл? Обманул Савченкова и айда темные делишки вершить. И что для меня важнее: безопасность тридцати или жизнь одного? Да я точно так же поступлю в следующий раз, если возникнут хоть какие-то подозрения.

Даже осознавая свою правоту, до усадьбы я добрёл в подавленном настроении. Правду о Соколовском говорить не стал. Нарвался на патруль по глупости и подорвал себя гранатой. Большего знать не положено. В конце концов, дело не в точных формулировках. Придёт время, и станет понятно, почему что-то делалось так, а не иначе. Сегодня же бойцам необходимо понять, что приказ надо выполнять в точности и всякая вольница приводит к гибели. И если не уяснили они до этого простой прописной истины Устава, то пенять надо на себя.

На вечернем сеансе связи Лиза передала шифрограмму, а спустя несколько минут, она на самом деле ушла в эфир. Шифр, которым пользовалась сержант, особой сложностью не отличался. В тексте преобладали слова: "не установлено", "не обнаружено", "сведения отсутствуют". Но были и слова подтверждения. Они касались в первую очередь Дистергефта. Петер Клаусович проходил под псевдонимом "Профессор". Кто бы удивился? Насколько я понял, Лиза вела его ещё в Ленинграде и если бы не случайная встреча с Петром, который рассказал о нём, то вряд ли бы её прислали сюда с миномётчиками. Меня даже обуяла гордость за сотрудников аппарата НКВД, доводящих свою работу до конца в столь сложное для страны время. Ещё одним событием, связанным с радиостанцией, стало получение приказа для партизанского отряда. В принципе, это был первый и последний приказ для Савелия. В ночь с шестого на седьмое число, партизаны должны были атаковать железнодорожную станцию Энгельгардтовская, захватить её и сделать всё возможное для уничтожения подъездных путей и инфраструктуры. То есть то, что не смогла сделать бомбардировочная авиация. Ни о какой группе диверсантов, рассказанной мне Петром, не сообщалось. Создалось впечатление, что отправленная Лизой шифровка, где чёрным по белому написано о невозможности обнаружить склад с боеприпасами, вообще не рассматривалась. Тем не менее, это был приказ. Какие были конечные цели у всей операции, партизанскому отряду знать не обязательно. Сказано пикнуть в точке "А" во время "Ч", вот и выполняй. А что от твоего пиканья дальше будет - то не твоя забота. Вскоре о получении приказа узнал Савченков и Пётр. Собравшись вместе, мы обсудили сложившуюся ситуацию. Зная немного больше о сути операции, Петя закусил губу. Если прошлый обстрел аэродрома отдавал авантюризмом, и только удачное стечение обстоятельств позволило части группы уйти, то сейчас он явно осознал, что получил билет в один конец. Командование поставило задачу, которое в его понимании было под силу стрелковой роте, никак не меньше.