Хоббит или туда и обратно - Джон Толкин

– Ключ! Ключ! — завопил Бильбо. — Где Торин?

Подбежал Торин.

– Ключ! — кричал Бильбо. — Ключ, который был с картой! Быстрее, пока не поздно!

Торин снял ключ, висевший у него на шее, и вставил в отверстие. Ключ подошел. Щелк! Луч погас, солнце село, месяц исчез, по небу разлилась тьма.

Все разом налегли, и дверь медленно-медленно подалась. Появились и постепенно расширились прямые длинные щели. Дверь — пять футов высотой, три шириной — проступила в скале и медленно пошла внутрь. Из дыры, словно пар, хлынула темнота; непроглядный мрак лежал перед ними, зияющий вход в самое сердце горы.

Глава 12

Взгляд изнутри

Долго стояли гномы перед черным проемом и спорили, пока Торин не сказал:

– Настал час почтеннейшему мистеру Бэггинсу, который зарекомендовал себя в долгой дороге добрым товарищем, хоббитом, не по росту находчивым и отважным, а также, если позволено заметить, удачливым сверх всякого обыкновения — настал час ему исполнить то, ради чего он пошел с нами; время заслужить свое вознаграждение.

Вы помните, как выражался Торин в ответственных случаях, так что я не стану приводить его речь полностью, хотя говорил он гораздо дольше. Случай и впрямь был ответственный, однако Бильбо раздражало многословие Торина. Хоббит уже хорошо знал его манеру изъясняться и понимал, к чему тот клонит.

– Если ты хочешь сказать, что, по-твоему, это мое дело — первым войти в потайной ход, о Торин, сын Траина, Дубовый Щит, да станет твоя борода еще длиннее, — с досадой произнес он, — то скажи это сразу и не трать слов. Я могу отказаться. Я уже вытащил вас из двух переделок, о чем мы сперва не рядились, так что, полагаю, заслужил кой-какое вознаграждение. Однако, «где два, там и три», как говаривал мой батюшка, и я, пожалуй, соглашусь. Может быть, я теперь больше, чем прежде, верю в свою удачу, — (Он имел в виду, больше, чем в то утро, когда выбежал из норы, хотя, казалось, с той поры минули столетья), — но, так или иначе, я, пожалуй, пойду прямо сейчас, чтобы скорей с этим покончить. Кто со мной?

Он не рассчитывал, что гномы наперебой бросятся предлагать помощь, поэтому не огорчился. Фили и Кили, потупясь, переминались с ноги на ногу; остальные даже не притворялись, что хотят лезть в темную дыру — все, кроме старика Балина. Бессменный дозорный искренне привязался к хоббиту. Он заявил, что пройдет в дверь и даже чуть дальше, чтобы в случае чего кликнуть подмогу.

В оправдание гномам можно сказать, что они собирались щедро заплатить Бильбо; в конце концов, он подрядился делать за них черную работу, вот пусть и делает. Однако, попади хоббит в беду, они все бросились бы на выручку, как в случае с троллями в самом начале странствия, когда еще не имели особых причин испытывать к нему благодарность. Гномы — не герои, они расчетливы и корыстны, есть среди них коварные и просто злые, есть — вполне приличные, как Торин со товарищи, просто не стоит требовать от них слишком многого.

Хоббит вошел в заколдованную дверь и, обернувшись, увидел звезды на бледном небе. Идти оказалось куда легче, чем он ожидал. Это был не гоблинский туннель и не эльфийские пещеры — его проложили гномы в пору величайшего расцвета, когда под Горой не ведали недостатка ни в золоте, ни в умельцах. Ход шел, как прочерченный по линейке, с гладким полом и стенами, под ровно выдержанным наклоном — к неведомому мраку внизу.

Через некоторое время Балин пожелал Бильбо удачи и остановился, пока еще виден был свет из двери и по какой-то причуде эха доносились голоса снаружи.

Хоббит надел кольцо. Памятуя об эхе, он двинулся с более чем хоббичьей осторожностью. Его трясло от страха, но лицо выражало мрачную решимость. Это был уже совсем не тот хоббит, который выбежал из норы без носового платка; он почти забыл, что такое носовые платки. Проверив, свободно ли ходит в ножнах кинжал, Бильбо подтянул пояс и двинулся дальше.

«Ну вот, Бильбо Бэггинс, получай, на что напросился, — думал он. — Сидел бы и помалкивал в тот вечер, не пришлось бы теперь расплачиваться! Тогда дурака свалял и теперь продолжаю! — говорила наименее туковская его часть — Мне даром не нужны драконьи сокровища, пусть бы лежали себе здесь вечно, лишь бы проснуться и увидеть, что этот туннель на самом деле не туннель, а моя собственная прихожая!».

Разумеется, он не проснулся, а продолжал идти вперед, пока не оказался в кромешном мраке. Впрочем, вскоре в туннеле стало теплее.

«Уж не свет ли там впереди?» — подумал хоббит.

Так и было. Чем ближе он подходил, тем явственнее различал зарево, с каждым шагом наливавшееся краснотой. Определенно, становилось жарко. Мимо проплывали струйки пара. Бильбо вспотел. В ушах нарастал гул, словно дальше по туннелю булькал огромный чайник и урчал исполинский кот. В алом мареве вперед кто-то раскатисто храпел.

И вот тут Бильбо остановился. То, что он все-таки пошел дальше, было самым отважным поступком в его жизни. Все его дальнейшие подвиги меркнут в сравнении с этим мигом. Настоящую битву он выиграл в одиночку, еще до того, как увидел саму опасность. Так или иначе, постояв немного, он двинулся вперед и через некоторое время достиг отверстия, размером и формой почти повторявшего дверь. Дальше лежал огромный подвал или подземелье древних гномов в самых недрах Горы. В почти полном мраке о размерах его можно было только догадываться, но, ближе к туннелю, над каменным полом дрожало алое зарево. Зарево Смауга!

Здесь он лежал, исполинский ало-златой дракон, скованный крепким сном; из пасти и ноздрей вырывался рокочущий гул и клубы дыма, но пламя чуть тлело. Под брюхом, лапами, под огромным, свернутым в кольца хвостом и по всему полу, теряясь во мраке у невидимых стен, лежали груды несметных сокровищ, золото кованое и в слитках, драгоценные камни и самоцветы, серебро в кровавых отблесках драконьего пламени.

Смауг лежал, завалившись набок и сложив крылья, словно непомерная летучая мышь, так что хоббит видел внутреннюю сторону лап и бледное брюхо. От долгого лежания на драгоценном ложе к чешуе пристали самоцветы и золото. Позади на стенах смутно угадывались кольчуги, шлемы, секиры, мечи и копья; рядом стояли огромные кувшины, наполненные сказочным богатством.

Сказать, что у Бильбо перехватило дыхание, значит не сказать ничего. Люди забыли слова, способные передать его чувства, вместе с языком, который переняли у эльфов во дни, когда мир был полон чудес. Бильбо слышал рассказы и песни о драконьих сокровищах, но такого блеска, блазни и великолепия представить себе не мог. Неутолимая страсть, ведомая лишь гномам, пронзила его сердце. Он смотрел, зачарованный, почти позабыв про ужасного стража, на сокровища без меры и счета.