Меланхолия - Михаил Савеличев

- Слишком долго работаю с вещами, - с внезапной ненавистью, насколько это позволяли сделать больные легкие, просипел старик. - Слишком долго и слишком много... Почетный оператор безумного фронта. Ветеран...

- Это какая-то ошибка, - со страхом пробормотал паршивец. - Все пройдет. Ты, наверное, пепел вдохнул. Сколько раз тебе говорил - не кури такой гадости!

Старик отстранил беспокойно ощупывающие его руки паршивца, вытащил очередную гадость и запалил. На этот раз затяжка произвела на него более благотворное влияние.

- Чем дольше работаешь с людьми, тем больше очеловечиваешься, - сказал он. - Это тебе любая собака, кошка и плюшевый мишка подтвердит. Что-то есть в них такое... Заразное.

- Но ведь инструкции...

- Инструкции, - передразнил старик писклявый, расстроенный голосок. - Инструкции. К черту инструкции! Какие здесь могут быть инструкции, если постоянно нужно находиться на расстоянии руки даже от самой смирной кобылки? Дышать с ней одним воздухом, опекать ее, следить, оберегать от мозгового рассола, долбить решетки и судиться с конкурентами! Поживи с мое, поработай с сотнями вещей и тогда начнешь чувствовать то же самое. Как будто это не ты, а тебе самому выдолбили решетку, а заодно - легкие и почки.

Жалобы старика паршивцу очень не понравились. Он предпочитал язвительность, стариковский напор и неуклюжие попытки обойти коллегу по каким-нибудь мелочам (строго в рамках законодательства!), а не подобное желеобразное состояние, взывающее скорее к обычным человеческим чувствам, о которых паршивец имел весьма отдаленное и нелестное представление.

- Все будет хорошо, - пролепетал он подцепленную из какого-то фильма фразу. - Все будет просто отлично...

Старик раздраженно отмахнулся.

- Ну вот, - сказал Парвулеско, - все те же и все там же.

Кабинет шерифа вовсе не был новомодным демократическим образованием в форме большого аквариума и единственной роскошью в виде относительной тишины. А представлял он из себя отдельное помещение с видом на университет, упакованное в медовые деревянные панели, устланное невозможно мягким ковром с индейским орнаментом, подпирающим массивный стол самого шерифа и длинный отросток с рядами кресел - для посетителей. На пластиковой поверхности стола виднелись неряшливые царапины, небрежно заставленные канцелярскими наборами, еще не освобожденными от маток фабричных упаковок. Поясного портрета губернатора нигде не было видно и его место пока занимали разноцветные строгие плашки невразумительных дипломов. Из распахнутого сейфа торчало три приклада массивных винтовок, а кондиционер уже втягивал в ноздри остатки порохового дыма.

Сам Парвулеско раскачивался в кресле и перекидывал из руки в руку искореженные кусочки металла.

- Хороший кабинет. Но мы здесь еще не были.

- Я имею в виду - не в тюрьме, - миролюбиво пояснил шериф.

Сандра молчала.

- Я ознакомился с вашим... э-э-э... отчетом, - Парвулеско кивнул в сторону своего идеально чистого стола, - и он меня не удовлетворил. Слишком много неясностей. Недоговоренностей. Бессмыслицы. На лавры Фокса и Малдера вы, конечно, пока не претендуете, но клиническая картина вырисовывается бесперспективная.

Сандра продолжала молчать. Хотя ее пальцы слегка постукивали по папке и зеленоватые пятна микроскопического солнца скакали по ногтям.

- Это сказано не в порядке... укора или критики, - продолжил шериф, не дождавшись протестов, возражений и угроз пожаловаться в окружной суд. - Я очень ценю наши доверительные отношения и настаиваю на их продолжении.

Пальчик Сандры соскользнул с тиснения папки и провел по ближайшей царапине - язычок змеи, ощупывающий незнакомую территорию. Розовая подушечка слегка примялась под пластинкой отлакированного ногтя, вобрала белизну, оттеснив повыше красную кайму.

- Вот, - бурчал Парвулеско, опять не дождавшись вразумительной реакции от собеседников, - вот читаю... Где? А... "Туман рассеялся и мы увидели, что все поле покрыто человеческими телами". Мертвыми?

- Спящими, - вынужден пояснить я. Мизинчик все также неторопливо исследует выщерблены стола.

Шериф пристально смотрит на меня, но с обратной стороны луны такой взгляд не означает ничего - ни раздражения, ни удивления, ни беспокойства. Так, телодвижение без последствий.

- Вы в своем уме? - пожалуй он даже не рассердился. Вопрос относится к разряду дежурных. Презумпция нормальности, требующая формального согласия собеседуемого.

- Это имеет какое-то значение? - продолжаю вяло отбиваться.

- Огромное. Либо я сажаю вас в психиатрическую клинику, либо в тюрьму за дачу заведомо ложных показаний, - Парвулеско выбрасывает стальные комочки на стол как игральные кости и грустно добавляет:

- Я не пугаю и не угрожаю. Я лишь констатирую факты. Этот город всех сводит с ума... Может быть, с помидорами что-то? Все чего-то видят, все что-то чувствуют... Количество жутких преступлений множится, но потом оказывается, к счастью или нет, что они существовали только в воображении законопослушных граждан. Все развеивается как дым, обращается в прах. Или вот случай из разряда забавных. Способный и уважаемый коммерсант оставляет работу в возрасте тридцати трех лет. Через несколько дней после этого он крадет у своего соседа бумажник, часы и плащ. На следующий день он покупает мотоцикл за 860 монет и платит за него банкнотой в тысячу монет. У него оказывается несколько таких банкнот. Тут обнаруживается, что он не умеет водить мотоцикл и ему приходится толкать его перед собой. Еще через день он отдает свой мотоцикл в починку в каком-то захолустье. Все это время он говорит окружающим, что убил свою жену и теперь направляется в город, где практикует врач. Между тем его неумение водить мотоцикл становится очевидным, и фирма, занимающаяся ремонтом, убеждает его вернуться в город поездом; мотоцикл обещают выслать вслед за ним. Спустя несколько дней мотоцикл возвращается обратно: "адресат неизвестен". Между тем, остановившись в гостинице, наш бывший коммерсант совершает несколько краж. Какую-то краденую обувь он продает сапожнику за три монеты. Он представляется редактором окружной земельной газеты и рассказывает о своем желании уехать заграницу. Он покупает три пары носков и фотоаппарат, но вечером его задерживают. И знаете, что самое забавное?

Сандра вновь не отреагировала, но довольный Парвулеско уже не нуждался в жалком подобии диалога.

- Самое забавное, что состава преступления нет. Человека препровождают в психиатрическую лечебницу. Он выглядит жалким, оборванным, опустившимся, а по поводу краж замечает, что каждый хоть раз в жизни оступается. Прогрессирующий паралич и последующее слабоумие. Все. Истории конец. Против спирохет в мозгу закон бессилен.